А ничего и не произошло. Все было, как и раньше, словно бы и не целовал Лешка в сахарные уста полуголую хозяйскую дочку, словно не застал их за этим занятием сосед. Конечно, дело такое, в Лешкины‑то времена – и не особенно даже предосудительное, подумаешь, целовались – ну а больше‑то ведь ничего не было! Эко дело.

Правда, как уже хорошо понимал юноша, здесь к этому относительно безвинному поступку отнеслись бы явно по‑другому – и, может быть, даже очень жестоко. Но пока, как говорится, Бог миловал… Может, и обойдется?

Лешка не рассказывал о случившемся никому, даже Владосу, который почему‑то день ото дня становился все грустнее, а на все вопросы обычно отшучивался. Ну, захочет рассказать о своей кручине – расскажет. Грек и рассказал как‑то вечером, и причина оказалась банальной, но от этого не менее страшной. Оказывается, хозяин задумал отправить большую часть своих домашних рабов на каменоломню, так сказать, сдать в аренду – пусть приносят пользу, что еще делать зимой?

– И вот еще что, – помолчав, добавил Владос: – Алныз сказал, что о тебе Ичибей позаботился особо – живым ты из каменоломни не выйдешь, об этом он уже уговорился с подрядчиком…

Не обошлось!!!

Ну, в принципе, Лешка чего‑то подобного и ждал, так что не очень и удивился. Лишь в который раз уже предложил бежать.

– Бежать, – грек покачал головой. – Бежать надо с умом – я над этим уже размышлял, думал.

– Что ж мне не сказал? – буркнул Лешка. – Вместе бы подумали. Ум хорошо – а два лучше.

– Понимаешь, – отозвался Владос несколько сконфуженным тоном. – Я ведь не так давно знаю тебя…

– Понятно. Не доверяешь!

– Не доверял, извини и не обижайся. А вот теперь, похоже, настал момент… Признаться, я планировал побег на весну, а уж никак не на осень. Но каменоломни дело такое… Придется все ускорить.

– Ну, ну, не томи! – нетерпеливо воскликнул Лешка. – Давай, выкладывай свой план, дружище! Обсудим!

– Тсс! Не так громко…

– Опасаешься этих придурков? Зря. Они давно дрыхнут, тем более – все равно ничего не понимают. Боже, как хорошо, что ты знаешь русский!

Владос усмехнулся:

– Было бы еще лучше, если бы ты понимал греческий. Я так полагаю, тебе ведь все равно, куда бежать?

– Ну… – Лешка задумался и махнул рукой. – В принципе, так. Предлагаешь махнуть в Константинополь?

– Ты очень догадлив.

– Тогда говори – как?

Друзья шептались до поздней ночи, изредка поглядывая сквозь дверную щель на залитый лунным светом двор. Тихо было кругом, лишь иногда, громыхнув цепью, взбрехивал пес да била крылами какая‑то ночная птица.

Разработанный греком план в общих чертах сводился к следующему: во‑первых, нужно было немного подхарчиться, что Владос уже давно проделывал, суша лепешки в печи для обжига горшков. Во‑вторых, следовало выбрать удобный для побега момент, лучше всего тогда, когда будут перегонять скот на зимние пастбища – дело это муторное, суетливое, работы обычно хватает всем, но в суматохе вполне можно ускользнуть, хотя, конечно, главное дело не в этом, главное – не как ускользнуть, а куда. Куда – это в третьих. Владос предлагал перевалить через горы к морю, по весне это, наверное, можно было проделать довольно легко, но вот сейчас, осенью, когда в горных отрогах полно пастухов, заготовителей хвороста, охотников… Лешка сомневался – получится ли? Да и зачем к морю, может, лучше – на север, в степь?

– В степь? – ахнул Владос. – Да мы же не пройдем перешеек! Сам же видел – там вал, крепость. И еще – охотники за беглыми рабами. Нет, нечего и думать идти в степи.

– Но в горах тоже полно людей!

– Там есть, где укрыться. И я знаю несколько ведущих к морю троп. Уже завтра начнут перегонять скот – выберем момент, когда хозяину будет не до нас…

– Как же мы это узнаем?

– Через Алныза… Да ты его знаешь, кудрявый такой хозяйский мальчик для любви.

– Для чего?!

– Ну, понимаешь, здесь многие так поступают. Держат гарем, наложниц, мальчиков. По местным обычаям это как бы не возбраняется.

– Значит, этот Алныз…

– Да – любовник хозяина.

Лешка покачал головой:

– Неужели ему это нравится?!

– Нет, не нравится.

– Так чего ж тогда…

– Алныз еще слишком слаб для работ.

– Да лучше самая тяжелая работа, чем…

– Подожди, друг, не кипятись. Без помощи Алныза мы вряд ли сможем бежать. Он нам поможет.

– А не выдаст?

– Нет. Он ненавидит хозяина.

– Чего ж тогда не убежит?

– Куда? Вообще‑то, он очень надеется на Гюльнуз – в случае удачного замужества та хочет забрать его с собой.

Лешка присвистнул;

– Ну, ничего же себе! А Ичибей его отпустит?

– Отпустит. Он считает Алныза очень преданным рабом. К тому же все мальчики имеют свойство расти – купит себе другого, выбор есть.

Они заснули уже заполночь, вернее, уснул один Владос, а Лешка долго ворочался, шуршал соломой, все никак не мог понять Гюльнуз. С чего бы та так набросилась на него? Неужели, и правда, понравился? Что это – прихоть? Или… какое‑то более возвышенное чувство?

Подобные грязно‑белым кучевым облакам, гонимые пастухами овечьи отары спускались с гор вниз, на зимние пастбища. В перегоне принимали участие почти все рабы Ичибея – этот скряга не мог себе позволить потерять даже хотя бы одну овечку – душила жаба. Не особо доверяя слугам, Ичибей Калы лично носился вокруг отар на белой кобыле, время от времени раздавая руководящие указания. Пастухи – мрачного вида парни неопределенной национальности – не очень‑то его слушали, как видно, они знали, что делать, и без ценных хозяйских советов. Остальные же, в особенности – Гаша с Каимом – желая угодить Ичибею, выказывали такое шумное усердие, что у Лешки закрадывались вполне обоснованные подозрения по поводу целостности отар. А не хотят ли эти парни устроить себе шашлычок? В такой сутолоке можно было похерить не одного барана, не заметили бы, вернее, заметили бы, но не сразу. Скряга Ичибей, похоже, понимал это лучше всех и, не жалея, подгонял лошадь, стараясь охватить недремлющим оком как можно больший участок пути. А путь был опасен, не только для овец, но и для людей. Перевалы, узкие тропки, скалы, обрывающиеся в синие бездонные пропасти – вполне можно было свалиться, став пищей для стервятников и шакалов, во множестве обитавших в сих жутких местах.

Честно сказать, Лешка никогда не любил гор – да и видел их раньше только на картинке или по телевизору. Какие‑то совершенно бесполезные скалы, камни, пропасти, узенькие террасы – короче, сплошная теснота и неудобство. Мрак, короче… Короче… Лешка вдруг усмехнулся – вспомнилось, как боролся с этим словом детдомовский воспитатель Василий Филиппович. Так и представил его нарочито строгий взгляд, добрую усмешку, аккуратно подстриженные усы:

– Ну, как ты говоришь, Алексей?! «Короче, мы такие сидим…» Здесь два лишних слова, совершенно лишних, давай, не будем говорить по‑русски, как иностранцы, и попробуем их убрать. Я понимаю, очень трудно, начиная рассказ, привлечь внимание слушателей. Но ведь, кроме «короче», есть куда более красивое в данном контексте слово – «Однажды» или вот – «Как‑то раз». А «такие»… Вообще убери этого паразита! Ну, попробуй теперь… «Однажды мы сидим……. Нет, все равно еще не очень красиво…

«Как‑то раз сидим мы…» Вот! Вот это куда как лучше будет!

Тьфу ты! Задумавшись, Лешка едва не пропустил сбегающих с горы баранов. Хорошо, вовремя опомнился, закричал, замахал руками:

– Цоб‑цобе! Цоб‑цобе!

– Хорошо кричишь, громко! – выскочив из‑за кустов, засмеялся Владос. – Еле тебя нашел. Кричал, кричал… Ты не слышал, что ли?

– Не слышал, – признался юноша. – А что такое случилось?

– Случилось, случилось… – Грек нервно осмотрелся по сторонам. – Брось ты этих чертовых баранов, идем.

– Что – уже? – Лешка хлопнул ресницами.

– Уже, – тихо повторил Владос. – Я только что говорил с Алнызом. Сейчас он уведет хозяина вниз, в долину. Давай, спрячемся в кустах. Быстрее!

Юношу не надо было упрашивать. Спрыгнув с невысокой скалы, друзья бросились в заросли. Острые колючки больно царапали кожу, беглецы не обращали на них никакого внимания, наоборот, радовались – никто сюда не пойдет. Выбрав местечко поудобнее, затаились рядом с козьей тропой…