– Не холодно?

На девушке была лишь черная футболка с логотипом «Арии», такая же, как и на Лешке.

– Вообще‑то холодновато, – прошептала Олеся.

Не говоря ни слова, Лешка обнял ее за плечи:

– Так теплее?

– Да…

Золотистые локоны девушки коснулись его щеки… И губы встретились с губами… Лешка словно бы проваливался в какой‑то бездонный омут… И было так здорово, так…

– О! Голубки! – прервал затянувшийся поцелуй чей‑то нахальный голос.

Тут же раздалось противное ржание – этакое блеяние на козлиный манер.

Алексей повернул голову: четверо. Один – тот, что спрашивал – здоровый такой бугай, примерно Лешкиного возраста, остальные – шелупень года на два младше. Но тоже нахальная – с ухмылочками, с сигаретами, с матерками.

– Чего надо, парни? – вполне доброжелательно улыбнулся Лешка. А внутри все так и сжалось!

– Девку твою поцеловать да полапать! – захохотал бугай. Лицо у него было такое прыщавое, неприятное, вытянутое – не лицо, а лошадиная морда.

– Шутите?! – Лешка намеренно затягивал разговор – искал выход.

– Не, Гришаня, он не понимает! – вякнул кто‑то из мелочи. Мелочь мелочью, но тоже – коренастый, не слабый, уж куда сильней Лешки.

– Поучим фраера?

Лошадиноголовый Гришаня ухмыльнулся:

– Зачем? Он нам ничего плохого не сделал. Наоборот – девку привел. Вах, красивая девка! А ну, – голос гопника стал жестким. – Вали отсюда, деточка. А девку оставь.

– Гришаня, а вдруг он ментов позовет?

– Ментов? А и верно. Молодец, Гогочка! Тогда держите его, парни.

Олеся дернулась и закричала…

– А ну, заткнись, сука! – В руках Гришани сверкнул нож. – Личико попорчу. И тебе, и твоему кавалеру. Будешь благоразумной – останешься целой, поняла, дура? Даже портить тебя не будем, так, минет сделаешь каждому… Ну?!

Лезвие ножа…

Нападать!

Если их много – только нападать. Нападать первым! Как учил когда‑то покойный Фирс, десятник пограничной стражи.

Нападать? Откуда он, Лешка, это знает? И кто такой Фирс?

Нет! Думать пока было некогда!

Лешка не встал – он прыгнул, ударив главаря ногой в щиколотку и – одновременно – ловким приемом выбивая нож.

Нет, служба в акритах – пограничной имперской страже – отнюдь не прошла даром.

Прыжок!

Удар!

Ногой в челюсть. Тому, коренастому… как его – Гогочке?

Гопник с воем покатился по клумбе.

А этот удар показал как‑то Никон – товарищ по сыскному секрету Константинопольского эпарха.

Господи! Кто такой эпарх?!

Лешка не думал… Кто‑то сейчас думал за Лешку. И не только думал – действовал! Очень даже успешно.

Раз!

Вытянутая – выкинутая – вперед рука. Кулак с жатыми в «медвежью лапу» пальцами…

Удар!

Так били крестоносцы. Точнее – сербские воины Здравко Чолича. Жаль короля Владислава. Как его прозвали? Варненчик. Эх, Варна, Варна.

Главарь завыл – видать, Лешка сломал ему ребро, а то – и пару. Ну, конечно, действовал предельно жестко – их же много.

Снова прыжок. Удар! Вой! Двое гопников поспешно скрылись в кустах. А оставшиеся…

– Ничего, мы еще посчитаемся…

Удар!

– У‑у‑у‑у…

Лешка наклонился ближе, поинтересовался участливо:

– Может, сломать тебе шею, турецкая морда?

Почему – турецкая?! И кто такой Здравко Чолич?! Король Владислав?!

А такое было чувство – будто он, Лешка, их лично знал – и короля, и этого – Чолича.

Полуоборот. Быстрый внимательный взгляд – так обозревает поле битвы опытный арбалетчик. Нет, вроде бы все спокойно.

Пнуть лошадиноголового – вот так!

А теперь – пусть убираются. Ишь, стонут, сволочи. А и поделом – никто их не просил приставать к незнакомым людям.

Лешка обернулся к Олесе, протянул руку:

– Быстро уходим! Они обязательно вернутся. Не одни – с янычарами!

– С… с… с какими янычарами?

– Что?!

Алексей наконец пришел в себя и теперь удивленно оглядывался.

А Олеся… Олеся вдруг обняла его, прижалась щекой и заплакала:

– Как ты их… Вот уж не подумала бы, что ты умеешь так драться? В секцию ходил?

– Да, – Лешка коротко кивнул и ласково поцеловал девушку в губы. – Ну, что, Леся, идем?

– Как ты меня назвал? – Олеся вдруг улыбнулась. – Леся? Так меня мама зовет. И бабушка.

Леся…

– А меня друзья называют – Лекса.

Лекса?! Откуда это имя? Какие друзья?

Алексей обхватил голову руками.

– Что с тобой? – испуганно произнесла Олеся. – Тебе плохо?

– Нет, все в порядке. Идем!

Улицы уже опустели, лишь кое‑где слышались приглушенные голоса, и желтые фонари сгущали ночную тьму, а по широкой центральной улице проносились редкие автомобили.

* * *

Вовка послушно дожидался их на автостанции – приземистого, сталинской еще постройки, здания, не так давно стараниями местных властей заново перекрытого дорогой ядовито‑розовой черепицей. Теми же стараниями вокруг здания был разбит небольшой садик – цветы, кусточки, гипсовые вазы, скамеечки. На одной из таких скамеечек, в числе редких пассажиров, и сидел сейчас Вовка – похожий на растрепанного нахохлившегося воробушка, в синих застиранных джинсиках и такой же куртке.

– О, явились, не запылились! – увидав Лешку с Олесей, мальчишка бросился к ним с нескрываемой радостью. – А автобуса‑то – нету!

– Как это – нету? – огорчилась Олеся. – Что, ушел уже? Опоздали!

– Не, не ушел, его вообще сегодня отменили, – охотно пояснил Вовка. – Говорят – сломался.

– Сломался он, – Лешка хмыкнул. – Вообще‑то должны были бы заменить.

– А зачем? В кассе все равно билетов нет. Может, его и заменили – да он сюда не заехал, мимо прошел.

– Ну, ничего страшного! – немного поразмыслив, Лешка даже обрадовался такому случаю. – Пошли ко мне в общагу?

Эх, вот бы Вовки не было! Впрочем, а куда ж его девать? Ладно, в общаге что‑нибудь придумать можно будет.

– Нет, нет, я не могу, – огорченно отказалась Олеся. – Мне обязательно в Касимовку нужно. Обязательно. А так, я бы могла и в техникуме, в общежитии, переночевать.

– А позвонить?

– Да у тетки никакой связи нет. А ждать будет, волноваться. Ну нужно мне в Касимовку, понимаешь, нужно!

Лешка развел руками:

– Нужно так нужно. Пошли на дорогу – попутку ловить.

Девушка восхищенно вскинула глаза – синие‑синие:

– Ну, Леша! Ты такой… решительный. Сказал – сделал. И с этими…

– Поймаем ли еще попутку‑то? – засомневался Вовка. – Нет, ловить надо – не приеду, мать убьет!

– Да поймаем, тут ехать‑то… – Олеся махнула рукой. – Главное, чтоб знакомый кто был.

– Знакомый…

Лешка уже давно вглядывался в красную «Таврию», припаркованную недалеко от автостанции, на углу. Знакомое авто…

– О! – «Таврию» заметил и Вовка. – Не бабки ли Федотихи машина? Вряд ли бабки – что ей тут в такое время делать?

– Может, встречает кого?

– Попросимся?!

– А возьмет?

– Заплатим – возьмет, деньги есть. Немного, правда.

– У меня десять рублей, и еще вот, мелочь.

Лешка покачал головой:

– Пойдем бабку поищем.

С бабкой Федотихой у Алексея были определенно связаны какие‑то не очень‑то хорошие воспоминания… даже нет, скажем так, не «не очень‑то хорошие», а «необычные», вот как. Ну, точно, необычные. Только вот Лешка никак не мог вспомнить – почему именно такие? Спирт у бабки покупал – было, не для себя, для трактористов, когда МТЗ из Черного болота вытаскивали. Так что же в том необычного, коли бабка Федотиха спиртом торгует? Наоборот, в деревнях – самое обычное дело. Иначе с каких бы денег «Таврия», с пенсии, что ли? И все же – странное это было ощущение, словно бы Федотиха знала про Лешку что‑то такое, чего он сам не знал.

– Нет нигде бабки! – прибежав с автостанции, доложил Вовка. – Дядька один тут сидит, знакомый, так он сказал – Федотиха с утра еще на электричку спешила.