– Пей, друже!

Друже! Ну, точно – казаки!

Поблагодарив, Лешка принялся с наслаждением пить. Чуть не захлебнулся – уж больно вкусное оказалось питье, чем‑то походило на вино, но слабенькое. А может, это и было вино, просто сильно разбавленное холодной водою?

Пока Лешка ел, казаки споро свернули свои шатры и уселись на лошадей или в телеги. Ничего себе казаки! Какой‑то цыганский табор. А может, это и вправду – цыгане. Да нет, не похожи вроде бы. Юноша покрутил головой – в основном все тут были белобрысыми, светлобородыми, чернявых попадалось мало.

– Пора, – сзади неслышно подошел Федор. – Вон телега, – он махнул рукой. – Поедешь с Саидой. Там и переоденешься.

– Спасибо, но…

Лешка хотел бы сказать, что он вовсе не нуждается ни в каком переодевании – и так хорошо, даже более чем, по этакой‑то жаре. Ну, шорты, конечно, рваные. Так и что с того? Наоборот, еще и лучше – прохладнее. Да и модно.

Федор его не слушал, ушел, громко распоряжаясь отъездом – видать, он был тут за главного. Пожав плечами, юноша отдал кружку подбежавшему мужичку – жаль, не познакомились, не поговорили – и быстро вскочил в отъезжающую телегу – крытый фургон, груженный какими‑то тюками и бочками, запряженный рогатыми медлительными волами.

Волами правила темноволосая девушка лет двадцати‑двадцати пяти, тоненькая, смуглая, с приятным лицом и темными несколько раскосыми глазами.

– Вы – Саида? – Лешка растянул губы в улыбке.

– Саида, – девушка тоже улыбнулась и кивнула куда‑то назад. – Там, на тюках, порты и рубаха. Одень.

Лешка пожал плечами:

– Да мне и так хорошо. Впрочем, если настаиваете…

Одежонка оказалась такой же чудной, как и у всех прочих – широкие сверху и сужающиеся книзу штаны и просторная рубаха из грубой, похожей на стираную джинсовку ткани. А в общем, ничего, довольно удобно.

Переодевшись, Лешка уселся впереди, рядом с девушкой. Уж что‑что, а с девчонками‑то он болтать умел, к тому же, кажется, Саида была здесь единственной, кто одевался обычно – короткие светло‑зеленые брюки и расшитый блестящими чешуйками топик, между прочим, недешевый, Лешка как‑то видал подобный на одной девчонке в дискотеке. Юноша скосил глаза, присмотрелся. Вообще, неплохо прикинута эта Саида – золотые серьги, кольца, цепочка, на ногах – какие‑то кожаные плетеные башмачки, судя по всему – очень дорогие, – Лешка даже знал, как они называются – эксклюзивные! Интересно, кто она Федору? Жена? Любовница?

– А почему вы на машинах не ездите? Выпендриваетесь? Или – просто так путешествуете, на лошадях? Вообще‑то, да – прикольно.

– Прикольно, – повернув голову, Саида заулыбалась и несколько раз повторила: – Прикольно. Прикольно. Прикольно!

– А мы куда едем?

– Увидишь, – Саида говорила безо всякого акцента.

– Вы – русская?

– Мы? Хм… Я – татарка.

Лешка сконфузился:

– Нет, вы не подумайте, я не с той мыслью спросил, что, мол, русские – самые‑самые, татары тоже хорошие, вот у меня друг татарин, Рашид, фельдшер… А вы какую музыку слушаете? Наверное, попсу? А я вот рок люблю. Ну, там, «Ария», «Король и Шут», «Наив». Вам «Ария» нравится?

– Музыку я люблю, – засмеялась Саида. – А говоришь ты смешно: все «вы» да «вы». Я ведь тут одна.

– Ну, неудобно сразу на «ты». Я думаю, сперва получше познакомиться надо. Вы где живете?

– На Москве. Вместе с Федором.

– А Федор кто? Ну, вообще‑то, я вижу, что человек не бедный.

– Конечно, не бедный. Купец!

Лешка усмехнулся:

– Да я так и понял. А вы… ой, ты… ему жена? Тьфу‑ты, опять ерунду сморозил… Какая, в принципе, разница?

– Нет, не жена, – Саида ничуть не обиделась. – Можно сказать, служанка.

– Ага, – понятливо кивнул Лешка. – Значит, Федор – новый русский. А вы… то есть ты – его менеджер, так?

– Не очень понятно ты говоришь, – заметила девушка. – Сам‑то откуда?

– Из‑под Мценска.

– Ого! – Саида вскинула глаза. – Говорят, Сигизмунд Кейстутович, князь ваш, лют зело?

Не выдержав, Лешка покрутил пальцем у виска:

– Во! Надоели уже со своим князем! Ты еще литовцем меня обзови.

– Не нравится?

– Кому же понравится?

– Тогда проситесь под руку Василия Васильевича, московского князя!

– Кого?!

– А, – Саида кивнула. – Так ты, наверное, Шемяке больше веришь?

– Слушай, – взмолился Лешка. – Может, хватит, а? Давай лучше о музыке поговорим, а? Тебе кто больше нравится, Кипелов или Беркут? Ну, в смысле, не как мужчина… Что смотришь? Не знаешь, кто такой? Эх ты, темнота! А еще в Москве живешь. От «Фабрики» что ли фанатеешь? Ужас!

– Я скоморохов люблю.

– «Скоморохи»? Что‑то не припомню такую группу. Из новых, наверное, или, наоборот, из старых. Саида, а мы сейчас куда едем?

– Куда надо. Ты уже спрашивал.

– К морю, значит?

– Ну да, к морю.

– Слушай, а ты бы не могла с Федором перетереть насчет меня? Ну, типа деньжат занять на билет? Ну, хоть до Воронежа, а уж там доберусь. Сама же говоришь, он богат, это твой Федор.

– Да уж, не беден, – Саида внезапно нахмурилась. – Федор – не мой, у него есть жена.

Ах, вот оно, значит, как!

– Что ж, бывает.

Лешка замолк, ничего не говорила и Саида, так они и ехали – молча. По обеим сторонам дороги тянулась все та же степь, изредка перемежаемая небольшими рощицами, которых постепенно становилось все больше – видать, и впрямь, подъезжали к морю или к какой‑нибудь большой реке.

Значит, Федор из Москвы. Экстравагантный новорусский чудак, а Саида – его подружка, но есть и жена. Интересно… Интересно, чем они все тут заняты?

– Слышь, Саида. Федор, говоришь, торгует?

Девушка молча кивнула.

– А чем торгует? – не отставал Лешка.

– Да всем, – Саида засмеялась. – Сукном, шелком, перцем – он же сурожанин, а они на Москве многими правами пользуются, еще старым князем жалованными.

Во! Умереть – не встать! Опять князь какой‑то. Может, они так Лужкова меж собой называют?

– А ты сама в Москве родилась?

– Нет, – Саида зло сплюнула на пыльную дорогу. – Не люблю Москву, ненавижу! Правители ее – сребролюбивые, жадные; сами меж собой сладить не могут – порядка нет – а все глазами хищными поглядывают на чужие земли, похотят под свои руце забрати, окаянное племя, хищники!

– Вот и мне Москва не нравится, правильно ты говоришь – больно уж хищная. Сама‑то давно в Москве?

– Третье лето. – Девушка закашлялась – да и было с чего, серая дорожная пыль, поднимаясь из‑под воловьих копыт, назойливо лезла в нос и глаза, забивалась в рот, противно скрипя на зубах. И это еще здесь, в первой телеге, что уж говорить о тех, кто ехал сзади.

Несколько раз подъезжал Федор, накинувший поверх рубахи какой‑то невероятно гламурный пиджак – длинный, блестящий с пуговицами из драгоценных камней – интересно, на сколько такой пиджачок потянет? Тыщ на десять баксов, уж никак не менее. Круто.

Федор с Лешкой не заговаривал, лишь о чем‑то спросил Саиду. Причем – не по‑русски, а на каком‑то непонятном языке, наверное на татарском. Ну, ясно, на татарском, на каком же еще‑то?

Вот, снова подъехал, заговорил. Саида отвечала, а Лешка вслушивался в непонятные слова, для себя отметив что‑то не совсем обычное в этой недолгой беседе: вроде бы как Федор что‑то приказывал, а Саида оправдывалась.

– Шайтан, – когда купец отъехал, выругалась девушка и, тут же повернувшись к Лешке, поинтересовалась его родителями.

– Да умерли они давно уже, – негромко отозвался тот. – Говорил же – детдомовский я, сирота.

– Якши! – улыбнулась вдруг Саида. И Лешке почему‑то очень не понравилась ее улыбка, уж больно хищной она была.

– Ты из‑под Мценска, сирота… А чем занимался?

Ого! Девчонку явно потянуло на беседу. Ну и славно, все лучше, чем молча сидеть, кто знает, сколько там еще ехать?

– В университете учился, – усмехнулся Лешка. – Социальные науки изучал. А летом трактористом подрабатывал

Саида скривилась:

– Ты литовскими словами не говори, Алексий, все одно я их не понимаю: Говори по‑русски.