Хозяин заведения аж лучился любезностью, особенно, когда узнал, что у него хотят снять комнату. Что‑то шепнув слуге, замахал руками:

– Идемте, господа! Я лично представлю вам свои лучшие апартаменты.

– Подожди, Епифан, не так быстро. Говорят, у тебя есть недурное вино? – сказав так, Иоанн почему‑то обернулся к Лешке.

– Ах, да, – спохватился тот. – Банкет – за мой счет. Покуда в долг, но завтра начальство обещало выдать подъемные!

Услышав про банкет, парни сразу же оживились и, конечно же, не пошли смотреть никакие апартаменты – тут же уселись за уютный столик в углу небольшой залы. Трактирщик Епифан самолично разлил принесенное вино, даже немного выпил, после чего, пожелав приятно провести время, отвлекся на других посетителей, правда, не забыл прислать служку с оливками и сыром. Сидели недолго – за окнами быстро смеркалось, а у обоих парней оставались еще какие‑то дела.

– Рады с тобой познакомиться, Алексей, – поднявшись, улыбнулся Иоанн. – Теперь уж будем захаживать.

– И так же рады будем вместе работать, – прощаясь, добавил Панкратий.

«Славные парни, – поднимаясь по лестнице на второй этаж, расслабленно думал Лешка. – Да, славные… Все таки неплохо, что так сложилось. Хотя, конечно, что там говорить – поволноваться пришлось…»

«Апартаменты» представляли собой небольшую – весьма небольшую – каморку размерами шагов пять на восемь, с узким, застеленным бараньей кошмою и мягким шерстяным одеялом ложем, небольшим столиком, и окном, выходящим во внутренний дворик. Выкрашенные в травянисто‑зеленый цвет ставни, ввиду позднего вечера, были плотно закрыты, комнату освещал стоявший на столе светильник, керамический, с блестящим синим обливом. Что и говорить – уютно! Даже в «общежитии имени монаха Бертольда Шварца» из прежней Лешкиной жизни и то не было такого уюта. Да, в углу еще имелась раскаленная углями жаровня – вещь в текущем сезоне вовсе не лишняя даже в благословенном Константинополе. От жаровни струилось приятное, вызывающее сонную негу тепло.

Хорошо!

Скинув одежду, юноша растянулся на ложе и уже начал было засыпать, когда в дверь с осторожностью постучали.

– Наверное, хозяин принес что‑нибудь, – заворачиваясь в одеяло, подумал юноша. Однако, подойдя к двери, на всякий случай взял в правую руку нож:

– Кто?

– Я, Зорба, – шепотом отозвались из‑за двери.

– Зорба?!

Лешка, не думая, отворил дверь:

– Входи! Вот уж не ждал…

– Я не одна… – шурша шелковым покрывалом, девушка проскользнула в дверь.

– Не одна?

– Вот… – сняв наплечную суму, она выставила на стол глиняный кувшинчик и два высоких бокала толстого синего стекла. – Тут еще сыр, оливки, мясо… Хочу поздравить с новосельем! Ну, и поблагодарить за спасение… Извини, если разбудила.

– Да ладно. Присаживайся. – Лешка махнул рукою на ложе. – Я, правда, не одет…

Зорба хмыкнула:

– А я‑то думала – ты вовсе не из стеснительных. Не красней, ладно… Спросишь, как я узнала, где ты живешь? Случайно увидала парней – Панкратия с Иоанном. Шли, пели песни… Их и спросила. Не рад?

– Рад…

Вообще‑то, честно говоря, Лешке сильно хотелось спать, но и выгнать нежданную гостью было бы как‑то невежливо. Особенно – такую красивую.

Выпив, разговорились… Привалившись к юноше, Зорба рассказывала про свое детство, про отца, мать… про турок, лишивших ее родителей и продавших в рабство одному важному вельможе, злобному садисту, от которого девушка чудом бежала.

– Брр, ненавижу турок! – дрожа всем телом, прошептала Зорба. – Они отняли у меня всю жизнь.

– Полно. – Лешка погладил ее по плечу. – Ты ведь еще так молода! Еще выйдешь замуж, родишь детей…

– Нет, Алексей… – Танцовщица грустно покачала головой. – Детей я никогда не смогу иметь…

– Ну… так возьмешь на воспитание, из приюта! Какая разница?

Девушка посмотрела Лешке в глаза и неожиданно улыбнулась:

– Как у тебя все хорошо получается! Вообще, наверное, правильно…

– Что у тебя с шеей? – Юноша провел пальцем по синякам – буро‑сизым линиям, едва заметным на смуглой коже.

Зорба передернула плечами:

– Мерзкий старик! Я про Леонидаса… Он ведь меня тогда едва не придушил… Напрасно люди Филимона не обыскали сад.

– Они обыскивали, – тут же возразил Лешка. – И поверь, очень тщательно. Постой… Почему ты сейчас это вспомнила?

– У старика была сумка… Обычный мешок из крашеной шерсти. Синий или темно‑голубой. Потом, уже позже – на старике ее не было.

– Значит, кто‑то унес… Кто‑то из шайки.

– Рядом с Леонидасом увивался один… лопоухий такой, смешной.

– Смешной, говоришь? – Лешка скрипнул зубами. – Старый знакомый… Хорошо бы сделать обыск в приюте.

– Хорошо бы, – согласилась Зорба. – Только кто это позволит? Попечитель «Олинфа» – очень влиятельный человек.

– Не понимаю! – Юноша вдруг повысил голос. – Не понимаю таких людей. Вот вроде все у них есть – деньги, связи, положение в общество… Чего не хватает? Зачем им турки?

– Ты меня спрашиваешь?

– Нет… Скорей – себя…

Нежные руки девушки ласково обняли парня за плечи:

– Ну, расслабься… У тебя был длинный день. Ложись… Я сделаю тебе массаж…

Лешка послушно улегся на ложе, чувствуя кожей прикосновения девичьих пальцев… а потом – и губ…

Утром их разбудил настойчивый стук в дверь. Даже не стук – грохот.

– Вставай, Алексей! Да проснись же!

– Что? – Вскочив, Лешка прикрыл девушку одеялом. – Что случилось? Кто здесь?

– Это я, Иоанн. Скорей одевайся – Филимон вызывает всех. Леонидас Щука повесился!

– Как повесился?! – Лешка распахнул дверь. – Этот старый черт – и повесился?! Не может быть!

– Вот и Филимон так считает… Здравствуй, Зорба, – углядев танцовщицу, как ни в чем не бывало поздоровался парень.

Девушка потянулась:

– Доброе утро. Чтоб такой человек, как Леонидас, наложил на себя руки? Ой, вряд ли! Можно мне с вами?

– Не знаю. – Иоанн замялся. – Как посмотрит начальство…

– Ладно, – отмахнулась Зорба. – Я тогда останусь здесь, посплю. Не возражаешь, Алексей?

Быстро одеваясь, Лешка махнул рукой:

– Спи.

Филимон Гротас был раздражен и хмур. Седоватые кончики его усов, казалось, повисли еще больше, меж сурово насупленными бровями пролегла глубокая, через весь рот, морщина. Недовольно взглянув на вошедших агентов, он молча махнул рукою на лавку – садитесь – и кратко изложил суть дела.

Сегодня утром, вот буквально только что, в силиврийской тюрьме нашли мертвым старика Леонидаса Щуку. Повесился, расплетя на веревки край туники.

– Однако, чтобы повеситься, нужно было сначала привязать край веревки к решетке окна, расположенного довольно‑таки высоко, – пояснил следователь. – А старик Леонидас вовсе не отличался особой прыгучестью.

– Думаю, кто‑то ему помог, – потеребив бородку, хмуро согласился Никон.

Филимон неожиданно улыбнулся:

– Вот вы и узнаете – кто? Действуйте, что сидите? А ты, Алексей, останься…

Агенты быстро поднялись и вышли.

– К вечеру жду доклада. – Напутствовав их, следователь, прикрыв дверь, обернулся к юноше. – Тебя не посылаю – что ты можешь знать о тюрьме?

– Ну, естественно. – Лешка пожал плечами. – К тому ж вы мне не вполне доверяете… Что тоже понятно… Могу предложить кое‑что.

– Допросить Феодора? – вскинул глаза Филимон. – Уже арестовал и допросил, только что. Как и следовало ожидать, он рассказал только о тебе и лавочнике – больше‑то никого не успел узнать. Ладно, пока черт с ним… – Следователь вдруг хитро прищурился и усмехнулся. – Ты тут просил кое‑что. На вот, разбирайся!

Он сунул юноше пачку мелко исписанных папирусных свитков и предупредил:

– Время у тебя – до вечера. Завтра, думаю, придется заняться другими делами.

Вежливо поклонившись, Лешка вышел, прихватив свитки с собой. Пошел домой, в свою каморку, ну а куда еще‑то?

Погода портилась. Все небо застили низкие бурые облака, похожие на навозные кучи, нудно моросил мелкий дождик. Народец на улицах – мастеровые, мелкие торговцы, слуги – тоже, как и погода, хмурился. Впрочем, может быть, юноше это просто казалось.