Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

В поезде, 20 декабря 1943

Прощание с Кирххорстом при теплом ветре и моросящем дождике. Лёнинг прислал за мной автомобиль. Поскольку я опоздал на поезд, то еще раз прошелся по скорбным развалинам и среди руин вспоминал рождественские вечера, когда до 1914 и даже до 1939 года веселая, нагруженная подарками толпа наводняла улицы. Какая толчея была на Пакхофштрассе, превращенной теперь в две стены мусора! Моя, доброй памяти, мама брала меня туда с собой и до полудня угощала маленькими мясными паштетами, а после полудня — ореховым тортом.

Лица с тех пор изменились; они не только выглядят более усталыми, измученными и унылыми, но стали уродливее в моральном смысле. Это особенно заметно в залах ожидания, — такое чувство, будто сидишь в клетке, окруженный зверьми. Не собственное ли одиночество, не потеря ли самого себя создают это впечатление? В таких залах ожидания четко проявляется страшная дистанция, отделяющая нас от цели.

Тогда я пошел к Кенигсвортерштрассе, посетив перед этим старое кладбище на Лангенлаубе с его странными надгробными камнями. Дом на Дайне, в котором мы жили в 1905 году, уцелел. Глядя на него, я вспомнил о приступах меланхолии, часто случавшихся со мной по дороге в школу, о великой оставленности. Меня мучила мысль, что станет со мной, если моя мать умрет, а также чувство, что я вовсе не такой, каким хотят меня видеть. И теперь, пока я шагал по длинным улицам, это настроение вернулось из забытья, — так в зловещем сне вспоминаешь о детском страхе.

Радуга, прикрытая завесой, висящей над громом катарактов. Сделана ли эта завеса из слез, или из эссенций, из коих рождается жемчужина? Все равно, ибо уже провидится чудесный мост, ведущий прочь из уничтожения.

Париж, 21 декабря 1943

Среди французской почты, обнаруженной мною в «Рафаэле», было письмо от Жана Лелё о Леоне Блуа, которого я рекомендовал ему почитать. Ему бросилась в глаза «бесчеловечность» этого автора. Он упрекает его в том, что свойственный ему католицизм зачастую перестает быть христианством. Это верно. Наряду с другими романистами Блуа можно было бы упрекнуть в «испанском» уклоне, в своеобразной жесткости, ведущей в конце концов к бессердечности. Противовесом этого является уклон германский, стремящийся раствориться в элементарном. Великий инквизитор и Ангел Силезский.{178}

Чтение: Хорст Ланге, «Блуждающий огонек», рассказ, который Кубин, со своими иллюстрациями, прислал мне из Цвикледта. Уже в первом романе этого автора меня поразило совершенное знание болотного мира с его фауной и флорой и бурлящей жизнью. В пустыне нашей литературы появляется некто, кто владеет этой символикой и уверенно использует ее. Он принадлежит левому созвездию восточных авторов, коих когда-нибудь, возможно, назовут школой, — при этом я имею в виду такие имена, как Барлах, Кубин, Тракль,{179} Кафка и другие. Эти восточные певцы распада глубже западных; через распад как социальное явление они проникают в элементарные связи, а через них — к апокалиптическим видениям. Тракль сведущ при этом в темных тайнах разложения, Кубин прекрасно знаком с мирами праха и гниения, а Кафка — с фантастикой демонических царств, подобно тому как Ланге — с миром болот, где гибельные силы особенно живучи и где они еще и плодоносят. Кстати, Кубин, будучи давнишним его ценителем, сказал однажды, что этому автору предстоят горькие испытания.

Париж, 22 декабря 1943

Празднование Рождества у Фогеля, авиаконструктора. У него я познакомился с Бенвенути, итальянским пианистом, который связывает свое происхождение с фамилией Донати{180} и у которого целый ряд общих предков с Данте. Черты его лица обнаруживали удивительное сходство с известной головой Данте; это сходство пугающе усилилось, когда Флоранс обернула его голову красным платком и тем самым придала лицу характер маски.

Париж, 25 декабря 1943

Среди мрачных известий, поразивших меня, — смерть молодого Мюнхаузена, с которым я познакомился этой весной. В его облике и во всей его духовности сквозили черты еще XVIII века. Эту особенность в нем ценил и Залманов. Мне часто кажется, что будущие времена готовят себе почву через отрицательный выбор, — они подравнивают людей, дома, чувства, как садовник в парке подравнивает кусты. Мы плывем навстречу «укороченному» обществу.

Читал дальше Луку, дошел до 22-й главы. Здесь Христос упрекает своих противников, что те хватают его ночью, хотя он каждый день бывал с ними в храме — — «но теперь — ваше время и власть тьмы». Это может стать девизом насилий и нашего времени, происходящих в зловещей темноте и за фасадами, отвечающими вкусу демоса.

Париж, 27 декабря 1943

Одинокая прогулка по лесу и набережным при густом тумане и мягкой погоде. На берегу Сюрен я постоял в том месте, где выброс нечистот замутнял Сену и где собралось полдюжины рыбаков. Они нанизывали на крючки красных червей и вытаскивали из воды серебристых рыбок величиной с сардину с отшлифованными до стальной синевы спинками.

Вечером у президента с Лео, Шери и Мерцем. Обсуждение ситуации; немецкий чехол стал таким тонким, что не сможет выдержать притязаний, которые новый год предъявит ему также и на Западе.

В «Краткую историю» надо бы включить главу «Германские войны», в ней развернуть ту мысль, что просчеты бывают всегда одни и те же. Там есть тайны, которых другие народы никогда не поймут, например магические чары зала Аттилы. Не он ли соблазнял Кньеболо? Иначе как объяснить его странную манеру — умышленно избегать той победы, которая сама шла ему в руки?

Париж, 28 декабря 1943

Мне приснилась Ли-Пинг, она звала меня. Когда я ее поднял, она показалась мне тяжелее обычного, а шкурка ее — светлее; вместе с ней я поднял кота Жако.

Для снов это типично; мы можем встретить в них женщину, сочетающую в себе черты матери, сестры, супруги. В сновидческих сумерках мы вступаем в мир праобразов, так сказать первичных родов. Это наводит меня на мысль, что зоологические роды являются праобразами видов вообще. Подобно праобразу, род существует не в дневном, не в зримом мире. Он проявляется только в видах, а не сам по себе. Во сне мы видим вещи, обычно незримые.

В споре Шиллера и Гёте о первичном растении также проявляется разница между дневным и ночным зрением.

«Бороться против врага» и «бороться с врагом» — два синонима, характерных для германца. Борются с ним, собственно, за что-то, что принадлежит либо обоим, либо никому. В связи с этим речь не может идти о победе, за которую борются.

Шекспир знает тайну, о коей подозревал и Ривьер, полагавший, что немцам свойственно не «или — или», а «и то и другое». Мистическое объяснение этому находим у Экхарта.

Перпетуя мне пишет, что настал черед и ее брата. Злая судьба настигла его 4 ноября на берегу Днепра, когда он совершал разведывательный обход. В последние годы я сблизился с ним; у него я заимствовал черты для образа строптивца, а также его афоризм:

Держи круглее локоток,
Чтоб Вилли зацепиться мог.

Конечно, он приветствовал эту войну как раздолье для драчки и кутежей, не задумываясь о ее подоплеке. Сквозь внешнюю оболочку просвечивала его нижнесаксонская древняя порода; его род уходил корнями еще в догвельфские времена. Он был из тех, кто всю свою жизнь посвятил товариществу и раскрылся в этом. Во многом ненадежный, здесь он был чист, как золото. Однажды, когда мы с ним осматривали помидоры, я обнаружил, что он, обычно грубоватый, способен на большую нежность. Его смерть меня опечалила.

98
{"b":"191117","o":1}