Если мы хотим, чтобы наша любовь плодоносила, то должны укоротить побеги нашего сердца на один глазок.
Восстание евреев в варшавском гетто закончилось, по всей видимости, поражением. Здесь они впервые сражались, как против Тита или как гонимые во время крестовых походов. Как всегда в таких противостояниях, несколько сотен немцев встали на их сторону.
Кирххорст, 7 июня 1943
Чтение: снова Лихтенберг, редкий пример немца, знающего границы. По-видимому, германской расе всегда следует подмешивать что-нибудь отягощающее, накладывать на нее некие оковы, дабы она не заблудилась в стихиях. Роль оков может играть море, как у англичан, или, как у Фонтане, смешение с западной кровью. У Лихтенберга — это горб, который он несет на себе с детства.
Немец походит на вино определенных сортов, которое пригодней всего, когда сорта смешаны.
Затем «Naufrage de la Méduse»[142] Koppeapa и Савиньи, Париж, 1818. Самое поучительное в этих кораблекрушениях, которыми я изрядно занимался в последнее время, — то, что они представляют собой конец света в миниатюре.
Кирххорст, 16 июня 1943
Последний день отпуска; может быть, последний в этой войне? После завтрака прогулка по саду и кладбищу. Там на могилах только что расцвели великолепные огненные лилии; особенно сильное впечатление они производят, когда горят, словно светильники, среди сочных трав в прохладной полутени кустов. Цветок полыхает там, как факел, излучающий чувственность на скрытую радость жизни.
Наше дарование похоже на описанный в «Тысяче и одной ночи» шатер, который пери Бану подарила своему принцу: если его сложить, он уместится в скорлупе ореха, а если разложить — вместит в себя не одно войско. Это указывает на его происхождение из нерастяжимого.
Иногда к своему дарованию мы прибегаем непосредственно. Так, после важного разговора протягивая на прощание гостю руку, мы в этот миг безмолвия стараемся сообщить ему больше, чем поведали во всех предыдущих словах. Случается также, что, принимаясь за дело, собираясь что-то предпринять и долго взвешивая все за и против, мы каждый раз бездумно и безо всякой цели вслушиваемся в себя. И тогда улавливаем либо подтверждение своим замыслам, либо необходимость что-то изменить.
Отношения между юностью и старостью — не последовательно-временные, а качественно-периодические. Уже не один раз я был старше, чем нынче, например, когда мне было около тридцати лет. Это отразилось и на моих фотографиях. Бывают периоды, когда с нами «все кончено»; за этими периодами могут наступать просветы, для творческого человека весьма важные. Эрос также приносит с собой новую молодость. Новому росту могут способствовать страдания, болезни или утраты; так юная листва на деревьях венчает усердие садовника.
Настоящая сила творческого человека вообще лежит в растительной жизни, в то время как сила практика питается животной волей. Дерево может быть каким угодно старым: оно молодеет с каждым новым цветком. К растительной жизни относятся также сон, сновидения, игры, формы досуга и вино.
Чтение: Фолкнер, «Полный поворот кругом», книга, которую я периодически перечитываю, ибо абстрактный ад мира техники изображен в ней точно. Как и историю капитана Раггада, расщепителя гор, включенную Казоттом в продолжение «Тысячи и одной ночи»; ее я всегда перечитываю с удовольствием. Этот Раггад — прототип Брамарбы и низшего властелина, из-за своей ненасытности копающего воду и доводящего себя до абсурда. Его исключительную прожорливость никак не унять, но «вместе с тем ужас, который он нагоняет на весь свет, удаляет от него необходимые для его нужд вспомогательные источники». Его технический арсенал внушает страх, но о себя же и разбивается. Ему назначено побеждать, но наслаждаться победой не дано.
В поезде, 17 июня 1943
После полудня, как уже бывало не раз, отъезд в Ганновер; Перпетуя проводила меня на вокзал. Крепко обнялись — неизвестно, что может произойти за это время, но я знаю человека, которого оставляю здесь.
Путь сквозь выжженные города Западной Германии, темной цепью следующие друг за другом, и снова мысль: то же самое происходит ведь и в головах. Разговоры спутников только усилили это впечатление: вид развалин вызвал у них жажду еще больших разрушений; они надеялись в ближайшем будущем видеть в таком же состоянии Лондон и намекали на мощные батареи, которые сооружаются на берегу канала для обстрела этого города.
Париж, 18 июня 1943
Около девяти часов прибыл в Париж. Тотчас запросил президента о судьбе арестованного, так и не прояснившейся.
Среди почты письмо от Фридриха Георга, который завершает свое пребывание в Лайсниге и переезжает в Юберлинген. Тамошняя биржа труда строит против него козни и подобрала ему должность «машинистки». Власть бюрократов и полицейских приводит к гротескным явлениям. Подобные умники соскребли бы краски с Тициана, чтобы из его полотен шить себе портянки.
Кроме того, почта от Грюнингера с письмами и дневниками солдат, погибших в Сталинграде. Унтер-офицера Нюсле, которого я тоже знал, смерть настигла 11 февраля близ Курска. На Востоке в течение обеих зим дело дошло до решительного противостояния, до столкновения в пустыне, до абсолютного нуля. После такой дрессировки дух приобретает детские, трогательные черты, как у Нюсле в беседах с самим собой, когда он, прижимая ручную гранату к груди, спотыкаясь, пробирается по заснеженной улице, а сквозь тьму, сбоку и сзади, сверкает огонь преследующих его танков. «Господи Боже, Ты знаешь, если я ее и рвану — она не мне предназначена».
Париж, 19 июня 1943
После полудня в «Румпельмайере», осведомиться об арестованном. У него все не так уж плохо, как можно было заключить по сообщению президента. В книжной лавке на рю Риволи купил новую монографию о Джеймсе Энсоре.{155} Затем в Отёй к Залманову, который остался доволен моим телесным платьем.
— Есть два врачебных метода: один подкрашивает, другой отмывает, что я и проделывал с Вами.
Залманов считает, что вся операция закончится в октябре. Обоснование: она ничтожна, и ниже ей падать некуда. Недовольные массы равны нулям, но они страшно вырастут в числе, как только кто-нибудь новоявленный найдет им применение.
Примечательно, что у гурманов почерк всегда с наклоном вверх.
У Кньеболо же, напротив, как ни у кого другого, сильный наклон вниз. Его почерк — Nihilum nigrum[143] в мастерской Бога. Наверняка отсутствует вкус и к хорошей еде.
Париж, 22 июня 1943
Визит к художнику Холи, который привез мне одну из своих гравюр на дереве. О Келларисе, чья позиция воспринимается как образцовая. Она показывает, какая редкость на сей земле настоящее сопротивление. Келларис еще в 1926 году основал журнал с таким названием. Уже незадолго до ареста аура предстоящего, казалось, окружала его. Так, его мать, умершая в те дни, все время восклицала в предсмертном бреду: «Эрнст, Эрнст, как они мучают тебя, ведь это ужасно». Говорят, что и д-р Штрюнкман во время беседы с ним в Бланкенбурге застыл будто в столбняке, длившемся одну секунду, в некоем подобии ясновидения и, побледнев, сказал: «Келларис, я Вас больше не увижу, Вам предстоит нечто ужасное». Все это странно не вяжется с абсолютно трезвым и посюсторонним характером Келлариса. Но очевидно одно: этот человек мог сыграть значительную роль в немецкой истории, направив ее поток в единое русло, где бы власть и дух, нынче разделенные, сошлись в той мере, каковая придала бы им куда большую прочность и неприступность. Правда, демагоги обещали то же самое за меньшую цену, одновременно понимая, как он опасен. Ясно одно, что под его эгидой войны с Россией можно было бы избежать; может быть, войны вообще. И не дошло бы до этих ужасов с евреями, восстановивших против нас универсум.