Наряду с физическим цветовым оттенком есть еще и духовный. Как белый разлагается на зеленый и красный, так и в духовных парах поляризуются высшие единства, например синий и красный цвета во Вселенной.

Великие битвы нашего времени осуществляются подспудно; скажем, встреча, происходящая между техником и человеком искусства. Здесь попадается добротное оружие, например «Титаны» Фридриха Георга, коих я получил сегодня от Витторио Клостермана.

Париж, 24 января 1944

Всегда благотворно слышать, когда врач рассуждает о здоровье с неисправимым оптимизмом, как это делает, например, доктор Безансон в своей книге «Les Jours de l’Homme»,[238] которую вручила мне сегодня докторесса. Безансон — ученик Хуфеланда, и подобно ему и Парову, моему другу со стороны отца, продолжительность человеческой жизни он исчисляет ста сорока годами. Как и многие старые врачи, он — циник, но обладает при этом здравым смыслом и хорошими эмпирическими основами.

Из его общих максим я записал:

«Смерть — кредитор, которому время от времени надо выплачивать долги, продлевая тем самым долговое обязательство».

«Здоровье — продолженное рождение».

«Акт насилия — акт глупости» («Tour de force, tour de fou»).

«Кто хочет излечиться до самого основания, залечит себя до смерти».

Из гигиенических правил запомнил, что он презирает водопитие, частые купания, мясопустные дни и спорт, особенно если им заниматься после сорока лет.

О воде говорит, что она не чистая и, прежде всего, не «изотонная». Ей он предпочитает хорошее вино, сладкий чай, кофе и соки. Несравненно чаще люди умирают от воды, чем от вина.

«Пищу переваривают ногами».

Единственное очищение пор — потение. Частым купаниям следует предпочесть растирание тела у открытого окна и последующее очищение его неразбавленным спиртом.

В шубах ходить не стоит; когда их снимают, на плечи опускается ледяной покров. Лучше носить шерстяное белье.

В пожилом возрасте полезно время от времени денек проводить в постели.

Спальню хорошо топить сухими дровами в открытом камине, прежде всего во время коварных простуд, связанных со сменой времен года. Центральное же отопление действует, как яд.

«Le bordeaux se pisse, le bourgogne se gratte».[239]

Много и курьезов. Так, маршал Ришелье, уже будучи далеко за восемьдесят, женился на шестнадцатилетней девушке и прожил еще восемь лет в счастливом браке. Маршальша унаследовала — должно быть, от него — долголетие, ибо однажды вечером удивила Наполеона III словами: «Сир, как сказал однажды король Людовик XIV моему супругу…».

Киты доживают до глубокой старости — и тому есть свидетельства. В теле одного из этих животных нашли острие норманнского гарпуна IX века нашей эры.

Париж, 29 января 1944

Закончил: Евангелие от Иоанна. В последней главе, при явлении Воскресшего на Геннисаретском озере: «Из учеников же никто не смел спросить Его: „Кто Ты?“, зная, что это Господь».

Перед лицом чудесного человек впадает в состояние оцепенелости, когда слово отказывает. И все же оно берет свое начало здесь — уста размыкаются, как у немых.

С этим согласуется вступление к этому Евангелию: «В начале было Слово, и Слово было у Бога». Для того чтобы божественное Слово пришло к людям и стало языком, оно должно открыться — тогда оно станет слышимым, членораздельным, превратится в славу, подобно бесцветному свету, который, призматически преломляясь, открывается в цветах радуги. Как это происходит, с точностью физического процесса изображено в Деяниях апостолов, 2, 2–4. После шума сильного ветра являются «разделяющиеся языки, как бы огненные», даруя апостолам власть говорения. С таким языковым даром можно идти к «каждому» народу, ибо такому языку присущ неделимый, довавилонский характер слова.

Чтение в эти дни: Робер Бюрнан, «L’Attentat de Fieschi»,[240] Париж, 1930.

Изучать заговоры стоит, так как они — одно из неизвестных в историческом уравнении. Впрочем, это касается только низших уровней наблюдения, ибо при тщательном рассмотрении сюда привносятся дополнительные детали. Так, в заговорщике, даже если он безумец, открывается индивидуум, который проявляет себя на фоне народных настроений, оппозиций или влиятельных меньшинств. Кроме того, заговору должен сопутствовать успех. У исторического человека есть своя аура, сознание своей необходимости, сила, отводящая роковые удары. Здесь действует правило Наполеона: пока он в плену своей задачи, его не сломит никакая земная власть, но достаточно и пылинки, когда служба его исчерпана. Но как ввести в эту систему Цезаря и Генриха IV?

Заговоры действуют зачастую как стимуляторы, своими реакциями четче выделяя тенденции, лежащие в основании времени, как, например, неудачное покушение на Ленина. Когда личность, за коей охотятся, поражают в ее физически выявленное тело — это свидетельствует о грубом мышлении. С веток сбивают почки, но благодаря этому они пробиваются еще сильнее.

У Фиески хорошо выявлено безумие, саморазрушительная сила такого поступка — слепая сторона исторической ткани, в чьей выделке он участвует. Луи Филипп проносится вдалеке в сиянии блестящей свиты, в то время как Фиески, в маленькой замаскированной каморе, запалив камин, поджигает фитиль на своей адской машине, похожей на орга́н из ружейных стволов. Часть их взрывается; осколки калечат ему руки и раскурочивают череп, в то время как на улице сорок человек захлебываются кровью, среди них и маршал Мортье. Такие натуры — носители дисгармонии; следует спросить: адская ли машина взрывается здесь, или сам Фиески? Его долго лечили, а уж потом обезглавили. Сегодня он один из отцов церкви в катакомбах анархии.

Среди вступлений, открывающих главы, я нашел одно, чеканность которого мне особенно понравилась: «Le roi monta à cheval à neuf heures». В этом простом предложении слова расставлены согласно своему рангу; ни одного недостающего, ни одного лишнего. Перевод нарушает эту стройность, он звучал бы так: «Король сел на лошадь в девять часов». Слова отклоняются здесь от своего оптимального распределения, они разваливаются логически, фонетически, синтаксически.

Далее: Марсель Фукье, «Jours Heureux D’Autrefois»,[241] Париж, 1941. Это описание парижского общества с 1885 по 1935 год похоже на рассыпчатый пирог, в который вставлены изюмины хороших цитат. Одна из них — изречение герцогини Да Тремуаль: «Легковерие распространяется в той же степени, в какой исчезает вера».

Ларошфуко: «Для нас труднее скрыть чувства, кои мы испытываем, чем изобразить те, коих у нас нет».

Nego,[242] второе мне кажется трудней. Такая разница в оценке затрагивает одно из существенных различий между романским и германским духом.

Париж, 2 февраля 1944

О языке. Бутылка вина, ложка супа, вагон угля; в таких выражениях наш язык подчеркивает содержимое емкостей через порядок слов — в противоположность суповой ложке и винной бутылке. У французов же для обозначения содержимого есть специальное окончание: assiettée, cuillerée, gorgée, charrettée.[243] Замечательно, как конечное ударное е придает предметам свойство «нагруженности». Можно даже сказать, что благодаря этому е слово приобретает потенциальную, сравнимую с беременностью женственность.

Париж, 7 февраля 1944

Из-за гриппа в постели. Визит президента, которому главнокомандующий рассказал о вечере, проведенном со мной и Баумгартом. Завести меня было трудно, как тяжелый мотор, но потом он вдруг заработал с большой скоростью.