Мое безропотное участие в этой печальной комедии невольно оказало Генри большую услугу. «Святая невинность», сентиментальная картинка времен короля Эдуарда, думал я, следя за раскрасневшимся серьезным лицом Джойс, озаренным пламенем камина. Но когда я оказался в постели, равнодушно размышляя, придет ли Джойс ко мне в спальню (сначала я одинаково надеялся на то и на другое, но в конце концов твердо решил, что будет лучше, если она не придет; причем руководствовался вовсе не соображениями морали, а стремлением к комфорту, физическому и эмоциональному), передо мной возникла совсем другая картина. Теперь я смотрел на происшедшее словно сквозь лупу Клода, которая уменьшает изображение, высвечивая детали таким образом, что узор становится заметнее; в данном случае она прояснила сказанное и показала стоявший за ними страх; Джойс говорила без остановки, словно быстро бежала по влажной болотистой земле в смертельном страхе остановиться, утонуть в трясине, ей хотелось остаться в неведении…

Однако наутро она улыбалась, была спокойна и довольна жизнью. Я поцеловал ее покрытые пушком щеки. Она сказала:

— Приезжайте с Тимом в любое время, хоть вместе, хоть порознь. Лучше в середине недели; Генри так устает, что предпочитает весь уик-энд валяться в постели. Впрочем, даже если вы приедете на выходные, это ему не помешает, потому что развлекать вас не обязательно, вы же родня, а его, бедняжку, ужасно утомляет то, что он называет парадами…

В машине по дороге домой Тим сказал:

— Она сама не своя, правда, папа? Интересно, что ее так расстроило?

Я помню эту реплику, но не выражение его лица. Он сидел сзади, как всегда во время долгих поездок, потому что тогда я не возмущался, что он курит. Если не считать сценки с Полли в доме Неда, передо мной встает только один отчетливый образ Тима того периода: на кухне с Клио; оба сидят за столом перед кружками с растворимым кофе и смотрят на меня слегка виновато, потому что после завтрака (или ланча) прошло довольно много времени, а со стола еще не убрано; повсюду грязные тарелки и кастрюли. А я вхожу (неожиданно вернулся?), раздраженно смотрю на все эти липкие коричневые круги от кружек и с чувством, близким к отчаянию, думаю, что надежды Джорджа не оправдались — вместе с Клио я приобрел не освобождение от домашних хлопот, а дополнительные обязанности. Троих детей вместо одного.

Впрочем, поначалу я с удовольствием заменял Клио отца. Разделявшие нас двадцать лет дали мне возможность снова почувствовать себя взрослым и позволили забыть об унизительном фиаско с Элен.

Когда Клио пришла ко мне, я промолвил:

— Конечно, Джордж рассказал тебе, что случилось, и объяснил, почему мне нужна помощница. От меня ушла жена. История невеселая, но сейчас все уже позади, мы остались друзьями, так что пусть это тебя не заботит. — Я улыбнулся. Мудрый. Грустный. Добрый дядюшка.

Клио вспыхнула. На первый взгляд она казалась неуклюжим, то и дело мучительно краснеющим подростком в очках. Стекла их были слегка подсвечены голубым. На ней был пушистый розовый свитер, выцветшие джинсы и алые носки. Как ни странно, ее сын Барнаби, серьезно наблюдавший за мной, казался старше собственной матери. Во всяком случае, спокойнее. Я спросил:

— Барнаби, как ты смотришь на то, чтобы переехать ко мне?

Мальчик осторожно ответил хрипловатым, как у матери, голосом:

— Можно. А там не знаю.

— С ним не будет хлопот, — заверил меня Джордж. — Судя по всему, он славный малыш. Очень разумный, очень спокойный. Должно быть, произошел какой-то конфликт, и дед с бабкой выставили их с матерью из дома. Конечно, в наше время этот поступок выглядит довольно странно. Думаю, они сделали это потому, что просто поссорились с дочерью, а вовсе не из моральных соображений: Клио очень хорошо училась в школе, и родители гордились ею. Но, какой бы ни была причина, они заставили девочку страдать. Илайна говорит, что после рождения ребенка папаша Клио перестал разговаривать с дочерью и даже не садился с ней за один стол! Не понимаю, как она это терпела и почему не ушла раньше. Ты — ее единственный шанс. Упаси Бог, я не предлагаю тебе принять ее из милости, но если ты возьмешься за картины Оруэлла, то будешь занят по уши и тебе все равно придется нанять кого-то присматривать за домом. А Клио будет тебе благодарна. Не думаю, что она хорошая стряпуха, но чем-нибудь накормит Тима и чистоту в доме поддержать сумеет. Когда она помогала мне в галерее, то делала это с удовольствием и справлялась вполне сносно. Илайна ее любит; Клио была ее лучшей подругой в школе при монастыре, но была вынуждена уйти оттуда, поскольку беременные девушки в таком заведении — персоны нон грата. Но девочки продолжали дружить. Честно говоря, я предлагал Илайне, чтобы Клио переехала к нам. Я часто уезжаю, и им вдвоем было бы веселее. Но Илайна отказалась. Сказала, что Клио может подумать, что ее решили облагодетельствовать.

На самом деле присутствие Клио просто помешало бы Илайне принимать у себя брата Элен. Возможно, Джордж знал об этом, но предпочитал закрывать глаза на происходившее. Пока у его ненаглядной дочки была связь с женатым мужчиной средних лет, он чувствовал себя в безопасности: Илайна от него не ушла бы. Кроме того, Джордж не хотел ссориться с Генри, который (как не преминула напомнить мне тетя Мод) работал в отделе по выдаче экспортных лицензий Министерства торговли, а Джордж постоянно работал с торговцами картинами из Нью-Йорка. У меня не было причин подозревать их обоих в чем-то противозаконном, но я знал, что Джордж никогда не упустит своего. Взять, например, его отношение к Клио. Несомненно, Джордж жалел девушку, но его куда больше заботило, чтобы я имел возможность полноценно работать. Десять процентов моего гонорара за копирование картин Неда плюс еще больший процент от продажи оригиналов составляли немалую сумму. На самом деле, старине Джорджу повезло: если бы не своевременное «вмешательство» Мод, Нед мог бы обратиться к «Кристи» или «Сотби».

Я сказал Клио:

— Это идея Джорджа, не правда ли? Ты уже искала работу?

Неужели у нее дома действительно было так скверно, как говорил Джордж? Это казалось мне довольно странным. Конечно, в семнадцать лет ребенок большая обуза. Но толковая девушка всегда сможет устроиться, не правда ли? Хотя бы на такую не слишком хорошую работу, как у меня. К тому же закон гласит: если отец выгнал дочь, то местный совет обязан подыскать ей жилье.

Она сказала:

— Ребенок — это тоже работа, не правда ли? Впрочем, я знаю, мужчины так не думают. Честно говоря, я поджидала, пока Барнаби пойдет в школу. Ему исполнится пять в январе. А вы считаете, что я должна была оставить его дома с моей матерью?

Клио смотрела на меня мрачно и неодобрительно, как будто я предложил что-то непристойное. Она мне не подойдет, решил я и начал было искать подходящий повод для отказа («я ни в коем случае не осуждаю ее, наоборот, уважаю за позицию, столь редкую в наши дни, однако в данном случае, наверно, следовало бы подождать, пока она не решит, чего хочет»), но мне помешал Барнаби. Он издал странный негромкий звук, похожий на испуганный вздох, и прижался к матери. Тут Клио сказала:

— Ох, Барнаби, не будь таким трусишкой. Я ведь сказала: если ты будешь хорошим мальчиком, я не оставлю тебя с бабушкой.

В этой фразе, успокаивающей и угрожающей одновременно, был неприятный привкус. Я видел, что ребенок дрожит всем телом. Клио пояснила:

— Мои родители не любят Барнаби. Они не могут смириться с тем, что их внук незаконнорожденный.

Она говорила с забавной суровостью, как социальный работник, составляющий отчет, но в то же время и не без достоинства. Пользовалась канцелярскими штампами, чтобы выложить карты на стол.

Я промолвил:

— Джордж рассказал мне твою историю. Должно быть, тебе пришлось нелегко.

Она пожала узкими плечами.

— У нас не было выхода. Барнаби может быть хорошим мальчиком, когда хочет. Барнаби, если мы будем жить здесь, ты будешь хорошо себя вести, правда?