— Нет, дело закрывать рано, в нем есть еще ряд темных мест, и я хочу его продолжать, если найду в вашем лице оперативного помощника, — неожиданно с пафосом, в тон мне, ответила Марина.

— Как, разве не все ясно? — изумилась я.

— Конечно, не все! Ты что, забыла о камне? Смотри, он до сих пор не исчез. — Марина показала на черный гладкий камень, который самым таинственным образом появился у нее в сумке во время нашего путешествия в Гранаду.

— Знаешь почему? — Я решила немного подразнить подругу.

— У тебя есть объяснение? — оживилась она.

— Да, — я выдержала паузу.

— Может, скажешь? — Марина явно не была готова к моей неожиданной скрытности.

— Он не исчез до сих пор… — я сделала драматическую мину на лице, — потому что я забыла его выбросить! — закончила я, весьма довольная произведенным эффектом.

— Да ну тебя! — Марина почти обиделась. — У меня покойник на дороге, муж в загуле, рука убийцы рядом, а тебе хиханьки. Нашла одного подозреваемого, а тот тебя даже придушить не попытался, вот и позволяешь себе глумиться над версиями.

— А что, у нас есть новые версии? — Теперь, когда эти разговоры не затрагивали моих личных чувств, я могла позволить себе некоторое легкомыслие.

— Да! И завтра мы проведем каждый свою акцию, которые в случае успеха позволят нам разоблачить истинного виновника этого трагического происшествия, — тем же высокопарным тоном сообщила Марина и неожиданно добавила: — У тебя найдется московский сувенир?

— Да, конечно, я всегда по привычке, зародившейся в эпоху натуральных обменов, таскаю с собой джентльменский набор ложек-матрешек для установления дружбы между народами, — призналась я в своей старомодности.

— Отлично, они нам пригодятся, равно как и твое умение все забывать и путать. — Тон Марины стал весьма деловым.

— Что ты имеешь в виду? — возмутилась я, но мой вопрос утонул в канонаде, раздавшейся с улицы.

Мы выскочили на балкон. Небо над бухтой переливалось огненными цветами. Казалось, какой-то великан подбрасывал в воздух огромные букеты, они зависали над портом и медленно падали на черное зеркало воды. Назвать это фейерверком было равносильно тому, как назвать полотна Эль Греко картинами. Это были райские сады, где расцветали невиданные огненные деревья, били фонтаны пламени, загорались и гасли ночные светила. Это были не отдельные вспышки, а целое представление, которое разворачивалось перед нами в роскошных декорациях звездного неба, сказочного порта и антрацитово сверкающего моря.

Наутро следующего дня, после завтрака, выпив всего один бокал шампанского, чтоб не очень пахло, я обратилась к портье с законным, но не совсем обычным вопросом:

— Кто руководит работой вашего отеля?

— Сеньор Адоха, — ответил удивленный, но дисциплинированный портье.

— Он директор? — уточнила я.

— Нет, наш отель входит в группу «Best Hotels» с общей дирекцией, а в каждом отеле есть генеральный менеджер, — отрапортовал служащий отеля.

— Может ли меня принять сеньор Адоха по частному вопросу, касающемуся отеля «Roco»? — сценарий разговора был разработан Мариной и не допускал импровизаций.

— Если у вас есть претензии, мы готовы рассмотреть их сами, — портье явно не мог понять, чего от него хотят.

— Нет, я всем довольна, но хочу воспользоваться правом гостя побеседовать с ответственным лицом, — я знала текст моего выступления твердо.

— Вы хотите встретиться именно с генеральным менеджером или… — пытался сбить меня с намеченного пути портье.

— Именно с ним в любое удобное для него время. Известите меня, пожалуйста, когда я смогу побеседовать с сеньором Адохой, — положив ключи, я отошла от стойки, оставив таким образом слово за собой.

Марина, находящаяся, так сказать, в резерве, одобрительно похлопала меня по плечу и сказала:

— Твоя жертва оказалась не напрасной!

Я поняла, что она имела в виду мое самоограничение в шампанском.

В этот же день, во время сиесты, длящейся здесь с двух до пяти часов, когда мы, приняв душ, мазали наши уже загорелые тела кремами в прохладном полумраке номера, раздался столь редкий на отдыхе телефонный звонок и мне сообщили, что сеньор Адоха меня ждет завтра в 9.30 утра. Я уточнила место встречи, поблагодарила, положила трубку и с недоумением посмотрела на Марину.

— Порядок, — констатировала она. — Пакуй сувениры.

— Все?

— Чем больше будет мешок, тем лучше.

«Подводный мир, даже если он не загадочный, не опасный, для меня все равно обладает удивительной притягательностью. Гладь моря — это граница, поверх которой мир с птицами, волнами, солнцем и звуками, а если, нырнув, пересечь ее, то попадешь в совершенно иной мир — такой же огромный, как верхний, но с другим отсчетом времени, с другими обитателями и другими красками. Особенно заметна разница в том, как освещает эти два мира одно и то же солнце. В полдень верхний мир залит слепящим глаза светом, он искрится и сверкает, но стоит погрузиться под воду, как наступают сумерки, свет приглушен, красок почти нет, глаза отдыхают, глядя через тусклый зеленоватый туман; вынырнешь, чтобы отдышаться, — и опять потоки света обрушиваются на тебя. На восходе все наоборот. Верхний мир еще не проснулся, освещение включено не полностью, среди цветов преобладает серый, а нижний мир в это время залит светом и переливается красками. Первые слабые лучи начинающего свой рабочий день солнца преображаются в нижнем мире в столбы золотого света, освещающие каждую мелочь в толще воды. Зелень водорослей столь ярка и разнообразна, что может соревноваться со всей палитрой верхнего мира. Вечером, когда солнце уходит из верхнего мира и он теряет яркость своих красок, подводный мир еще долго остается разноцветным», — так размышляла я под ритмичное шлепанье ласт по воде.

Все раннее утро я провела на дальних камнях, плавая и ныряя в обществе многочисленных рыб и морских ежей. Но чем выше поднималось солнце, тем меньше оставалось красок в подводном царстве, и я отправилась в далекий обратный путь к своему лежаку на пляже. По дороге развлекала себя тем, что то и дело пересекала границу двух миров, то погружаясь в воду, то выныривая, чтобы вдохнуть. Поделиться впечатлениями было не с кем. Несмотря на пик лета и купального сезона, все морское пространство использовалось крайне неравномерно: десять-пятнадцать метров воды у кромки пляжа занимали те немногочисленные отдыхающие, которые, не вынося жары, шли купаться. Простор моря за бухтой был заполнен катерами, лодками, яхтами, а пространство между прибоем и рейдом использовала только я. Ни одной головы не было видно на глубине больше человеческого роста, поэтому приходилось развлекать себя самой.

Когда я плыла уже на малой скорости в прибой, то испытала то, что, наверное, должен был чувствовать Ихтиандр в обществе обычных людей. На меня смотрели с изумлением, а когда я села на мелководье, чтобы снять ласты, то показалась себе русалкой из сказки Андерсена: у всех девушек вокруг меня были стройные ноги, а у меня — хвостик, все бегают по воде, а я — плаваю. Разделить свою печаль с подругой я не могла. Марининых вещей на лежаке не оказалось — она меня не дождалась. Я убрала ласты и купальные принадлежности в сумку, оставила полотенце, намекая тем, что еще вернусь, и медленно пошла к отелю, останавливаясь около магазинчиков и сувенирных лавок, чтобы прицениться и прикинуть, кому и что из многочисленных друзей и близких можно привезти из солнечной Испании, в знак того, что и тут помнила о них.

На набережной через каждые три-четыре магазина стоял ресторанчик. Время обеда еще не наступило, поэтому они были почти пусты. Меня всегда удивляет прямо-таки армейская дисциплина приема пищи, которой придерживаются европейцы. Это происходит строго по часам, причем одновременно всеми в национальном масштабе. Особенно единодушны в этом вопросе французы и итальянцы. Помню, однажды в Милане вечером, часов около семи мы прохаживались по скверику с моей приятельницей, бывшей москвичкой, а ныне итальянской сеньорой. Сквер в тот теплый весенний вечер был полон гуляющих горожан: коляски, велосипеды, парочки, бегуны, мужчины с газетами, женщины с детьми… Мы прошли по аллее до какого-то памятника, посмотрели на него, немного постояли, обсуждая привезенные мною московские новости, и повернули обратно. Сквер был пуст, как магазин в обеденный перерыв. Я с недоумением посмотрела на мою спутницу. Она глянула на часы и пояснила: «Семь часов». — «Что, парк закрывается?» — изумилась я. «Нет, конечно. С чего ты взяла?» — «А куда же тогда все подевались?» — не могла я понять. «Так ведь семь часов, — она показала на часы. — Ужинать пора!» — «Что, всем одновременно, как по команде?» — не могла я поверить. Приятельница, поняв комизм ситуации в глазах, человека, не знакомого с местными нравами, засмеялась и ответила: «Здесь еда — дело серьезное. Если хочешь произвести на кого-нибудь благоприятное впечатление, спроси его: «Что вы ели на обед?», выслушай, а потом поинтересуйся, что он собирается есть на ужин. После такой беседы прослывешь умным, приятным человеком».