Маша сидела над полусобранным чемоданом, покачивая на ладони телефон. Из открытого окна доносились радостные детские вопли, и одуряюще пахло цветами. Было так жарко, что Маша сидела на полу в майке и шортах, и всё равно по телу под майкой текли ручейки пота.

Она бросила телефон на кровать, вынула из чемодана тщательно уложенное платье, расправила его. Синие розы на белом фоне, корсажные косточки в лифе, короткий пышный подол. Она мечтала, как наденет его на неторопливую прогулку по чужому городу, чтобы обязательно маленькие кафе на набережной и свежий ветер теребил подол. Куда его теперь?

Брошенный на кровать телефон противно запищал. Маша покосилась в его сторону и не шевельнулась. Трель затихла, раздалась снова, потрезвонила секунды три и опять замерла. Заиграла ещё раз.

Маша со вздохом поднялась и подцепила телефон с покрывала.

– Я слушаю.

Ничего ей не хотелось слушать, но это должно было когда‑нибудь прекратиться.

– Маша, ты имеешь право на меня сердиться, но будь разумным человеком.

– А когда у разумного человека путёвка в санаторий на море, а его вызывают на работу, это как называется?

На том конце провода Антонио тяжело вздохнул.

– Я уже всё тебе объяснил. Если хочешь поругаться – приезжай, поругаешь меня лично.

Она смотрела на платье – скомканные синие розы на полу, – и внутри тоскливо ныло.

– Я тебя ненавижу.

– И это тоже расскажешь. Приезжай.

Она вздохнула, не находя, что ответить. Как ни крути – приказ старшего по званию есть приказ, даже если высказан извиняющимся тоном.

– Хорошо.

На полянке перед домом загорала Сабрина. В такт её дыханию тихонько шевелились ветви яблонь. Когда хлопнула входная дверь, Сабрина обернулась.

– Всё‑таки вызвали?

– Угу.

– Смотри, может, Антонио понадобилось то, чего никто кроме тебя сделать не может. Ты ценный сотрудник.

Маша внимательно рассматривала дорожку у себя под ногами.

– Ну да. Восторженная девочка ему понадобилась, чтобы бегала за ним и руками махала, а он был бы такой герой‑герой.

Сабрина усмехнулась и снова закрыла глаза. Ветер шуршал в яблоневой листве.

Антонио бросил на неё всего один взгляд.

– Ты же не на море.

– Ну да, и кто в этом виноват?

Он отвернулся к этажерке с бумагами, как будто специально избегая смотреть на Машу. Она придвинула стул ближе и села. Платье фигурно очерчивало грудь, розы пышным веером расходились по подолу. В кабинете из белого пластика и холодного металла Маша была ещё неуместнее, чем если бы в форме отправилась в санаторий. Но её это не смущало – она закинула ногу на ногу.

– Слушай, может, у меня и был долгий больничный, за который накопилась куча отложенных дел, но ты не имеешь права утверждать, что я плохо работала. И я не виновата, что один убийца‑рецидивист запустил в меня сгустком огня.

– Прости, я не так выразился. Ты работала хорошо, но мало. Вот. – Антонио бухнул на стол пухлую папку. – Я и так сбросил большинство твоих недоработок на Кайла, так что сделай одолжение, разберись хоть с этой.

– Значит, так, да? Мог бы просто попросить.

Она сгребла папку со стола – та оказалась неожиданно тяжёлой, – и пошла к выходу, раздумывая, что бы сказать ещё пообиднее. Антонио и так ударил в самое драгоценное. Прекрасно же знал, что она весь год едва не ночевала на работе. Последние четыре недели выходила даже по воскресеньям. И так с утра до вечера, с вечера до утра.

Так нет: мало, мало ему. Знает, умник, чем зацепить.

– Изучи пока, я позвоню тебе, когда понадобишься, – бросил ей вслед Антонио.

Закрывая ногой дверь его кабинета, Маша ещё не обрела дар речи.

В коридорах Центра было непривычно пусто, колыхались от сквозняка прозрачные шторки на окнах, и эхо отзывалось на каждый шаг.

– Ненавижу тебя, – сказала Маша двери ещё раз, чтобы уж наверняка, и ушла к себе.

В папке лежало несколько дел двадцатипятилетней давности: девочка шагнула с набережной в воду, школьник погиб при странных обстоятельствах, и, кажется, ещё кто‑то выпал из окна. От листов пахло пылью. Вероятно, каждое в отдельности и было любопытным, но за сроком давности уже не подлежало раскрытию. Но под стопкой пожелтевших бумаг нашлись свежеотпечатанные документы.

Маша уже видела их – девчонку‑подростка нашли мёртвой в городском парке, и думать тут, конечно, можно было всё, что угодно, вот только причину смерти так и не установили. Девочка выглядела совершенно спокойной, на её теле не было повреждений, и даже самое тщательное вскрытие ничего не показало, кроме того, что Алиса мертвее всех мёртвых.

Маша не взглянула на закипевший чайник, зачем‑то включила компьютер и понаблюдала за тем, как ползёт по экрану цветная змейка загрузки. Покосилась на телефон: Антонио звонить не торопился.

Она ещё раз перелистала досье девочки. Ничего любопытного – родилась в обычной семье, училась в школе, занималась танцами, и в сентябре ей исполнилось бы четырнадцать лет. Обычный подросток, впрочем, как и остальные трое в этой компании. Маша не могла понять, зачем Антонио собрал все четыре дела вместе, разве только из‑за возраста.

Маша скользнула взглядом по координатам школ. Той, в котором учились убитые со сроком давности дети, давно уже не было. Вместо школы там расположился то ли колледж, то ли курсы повышения квалификации. А парк, в котором нашли Алису, был вообще на другом краю города. Если бы совпадало хотя бы место смерти, Маша заподозрила бы аномалию или не в меру разгулявшуюся сущность, а так…

Она подняла телефонную трубку, в задумчивости покусала ноготь.

– Семнадцатая гимназия. С вами говорит следователь Центра. Будьте добры переслать мне актуальный список учителей. Да, всех, которые работают с детьми. Да, обслуживающий персонал тоже было бы неплохо. Нет, строителей, которые приходили прошлым летом, не обязательно. Спасибо.

Маша долго рылась в базах данных, пока не нашла данные об учителях исчезнувшей школы. Дотошно сравнила их со списками учителей семнадцатой гимназии: ни единого совпадения.

– Тьфу, – сказала Маша с чувством глубокого удовлетворения. Антонио был неправ – возможно, смерти и могли показаться похожими, но внешнее сходство ещё ничего не обозначало. Нужно разбираться детально в каждом случае. Точнее говоря, в последнем случае. В предыдущих трёх уже не разберёшься.

Она всё‑таки налила себе чаю и ещё раз перелистала базы данных по исчезнувшей школе. Любопытная деталь: если верить документам, трое детей погибли как раз в тот момент, когда у класса сменился руководитель. Как, интересно, связаны эти факты? Может быть, бывшего уволили в связи с профнепригодностью?

Чай неприятно горчил, и Маша отставила кружку, снова уставившись в компьютер. Что, если поговорить с кем‑нибудь из одноклассников убитых? Наверняка такие вещи хорошо запоминаются. Она пролистала списки класса – всего двенадцать человек. Прижала к щеке прохладную телефонную трубку.

– Мартимер, я сейчас вышлю тебе список людей, мне нужны их телефоны и адреса, по возможности, если эти люди живы, конечно.

– Ага, – чуть отстранённо отозвался Мартимер из телефонной трубки. – Высылаешь? Ага, получил. Ты смеёшься? Это же твоя мама.

Мгновение она не мигая смотрела на экран, потом поняла: та тринадцатилетняя девочка в списке класса действительно её мать, не однофамилица, не опечатка в электронном реестре.

– Так что, найти тебе её телефон и адрес? – меланхолично поинтересовался Мартимер.

– Нет, ищи всех остальных.

Маша положила трубку. Звонить или нет? Дело есть дело, и у неё нарисовался замечательный шанс узнать, что же на самом деле произошло в том классе. С другой стороны, мама никогда не отличалась болтливостью. В третьей стороны – отпуск, в который Антонио её не отпустит с нераскрытым делом, нет‑нет, тут уж хоть тресни.

Телефон отозвался утомительно долгими гудками.

…Маша поднялась и открыла окно: ей вдруг стало невыносимо душно.

– Но ты же можешь рассказать мне, почему погибли трое твоих одноклассников?