Словом, грубая физическая сила, как воспитательное средство, применялась в формировании постоянно[182].

Возникает вопрос: почему палочная дисциплина, введенная в особой команде СС, не препятствовала личному составу заниматься грабежами и убийствами?

Дирлевангер не отличался постоянством. В один день он мог смотреть на грабежи сквозь пальцы, а на другой – вывести известных ему вымогателей из строя и собственноручно расстрелять. Прекрасно зная психологию своих подчиненных, он умел ими руководить, и в зависимости от ситуации мог попустительствовать тому, чтобы они совершали преступления, даже провоцировать их на это, а затем вновь «завинтить гайки», превращая булькающее уголовное болото в воинский коллектив, способный выполнять боевые задачи. Он регулировал жизнь части по собственному разумению и своим стандартам, находя место для всего – и для муштры, и для совместного употребления алкогольных напитков с солдатами. Но главным был только один принцип – слепое повиновение воле командира! Когда-то Дирлевангер был уголовником, но когда-то он был и офицером. Эти два аспекта его личности оказались в неразрывном единстве и привели к тому, что в нем уживались преступник и службист.

Однако вернемся в январь 1942 г. Во время судебных разбирательств особая команда была переведена в Краков (Кракау). Штаб части расположился в здании бывшего женского монастыря по Рыбачьей улице. В столице Генерал-губернаторства формирование занималось охраной местного гетто. Все ждали, когда разрешится вопрос с Дирлевангером. Как теперь известно, по инициативе Бергера дело командира части передали в Главное управление СС, где его отложили до лучших времен ^[183]. Суд СС в Кракове оставил браконьеров в покое, выпустив на свободу тех, кто находился под следствием. Штрафники радовались, вспоминает ветеран СС, и добавляет: «Действия суда СС и полиции Кракова привели к тому, что мы вернулись с небес на землю, в реальность, и больше не вели себя так, как топор в лесу»[184].

Доктор Дирлевангер также пребывал в отличном настроении. В день, когда он сдал свои дела, Глобочник, еще недавно сомневавшийся в его незапятнанности, выпустил приказ, где, между прочим, были такие слова: «На основании распоряжения Главного управления СС штурмбаннфюрер СС Дирлевангер переводится для выполнения новых задач в распоряжение высшего фюрера СС и полиции “Остлайд”.

Я благодарю штурмбаннфюрера СС Дирлевангера и его солдат за выполненную для меня работу, зачастую в очень тяжелых условиях.

При этом я также могу констатировать, что все, кто в последнее время выдвигает обвинения против штурмбаннфюрера СС Дирлевангера, не имеют к этому оснований и штурмбаннфюрер СС Дирлевангер уезжает, как равный среди нас»[185].

29 января 1942 г. в Главное управление СС поступил документ из личного штаба Гиммлера № A3 5/39/42. В нем сказано: «По приказу Рейхсфюрера СС, команда Дирлевангера является добровольческим отрядом, который отныне будет подчиняться Главному управлению СС» [186].

В тот же день, 29 января, начальник Главного оперативного управления СС группенфюрер Ганс Юттнер отдал приказ (№ 524/42 секр.) о немедленном подчинении зондеркоманды Командному штабу рейхсфюрера СС. До 9 февраля 1942 г. браконьеры обязаны были получить необходимое вооружение и обмундирование. Дирлевангеру приказали доложить о готовности своих подчиненных в Главное оперативное управление СС (отдел I а). О транспорте следовало позаботиться заранее, связавшись с офицером СС, ответственным за воинские перевозки. 10 февраля 1942 г. команда должна была прибыть в распоряжение высшего фюрера СС и полиции Центральной России[187].

Как видно из представленных документов, статус части изменился, хотя фактически она по-прежнему оставалась штрафным формированием. Основной структурой, которой подчинялась команда, считалось Главное управление СС. Вопросы обеспечения батальона, порядок его боевого применения находились в компетенции Главного оперативного управления СС – одного из подразделений ведомства Бергера. В целом никаких трудностей с выдачей вещевого имущества и вооружения не возникло. К положенному сроку зондеркоманда СС была в полной готовности к отъезду. Батальон перебрасывали на оккупированную территорию Белоруссии, а точнее – в тыловой район группы армий «Центр».

Когда начинался Восточный поход, у германского командования не было четкого плана действий на случай возникновения партизанского движения. Считалось, что вермахт одержит молниеносную победу и никакого серьезного сопротивления не будет, а в случае возникновения большевистских повстанческих очагов подразделения жандармерии, тайной полевой полиции и команды СД их быстро ликвидируют – в рамках реализации так называемых «особых задач», сводившихся главным образом к уничтожению евреев.

Действительно, первое время партизаны практически не досаждали вермахту. Соответствующие подразделения СС приступили к «решению еврейского вопроса». В тыловых районах группы армий «Центр» летом – осенью 1941 г. было проведено несколько масштабных акций, сводившихся к ликвидации «враждебных элементов». В числе прочих были проведены операции под Бобруйском и Кошевичами, под Витебском, южнее Минска, а также в районе Припятских болот.

В последнем случае с согласия командующего корпусом охранных войск и начальника тылового района группы армий «Центр», генерала от инфантерии Максимилиана фон Шенкендорфа[188] были применены части 1-й кавалерийской бригады СС.

Все эти операции в оперативно-тактическом соотношении представляли собой акции по прочесыванию местности (Säuberungsaktionen) или «акции по усмирению» (Befriedungsaktionen), в ходе которых соответствующие подразделения занимались фактически уничтожением евреев. В первую очередь, это было связано с тем, что в 1941 г. понятие «партизан» (так же как и «большевик») носило четкую расовую трактовку: партизаны и большевики отождествлялись с евреями: «Где есть партизан, там и еврей, и где есть еврей, там и партизан»[189].

Однако к началу зимы 1941 г. в тылу немецких войск на центральном участке Восточного фронта советские партизаны заметно активизировались. Эта проблема выявила нехватку охранных батальонов и дивизий, предназначенных для поддержания порядка на оккупированной территории. Стремясь выработать действенную тактику по уничтожению «бандитов», командующий сухопутными силами Германии генерал-фельдмаршал Вальтер фон Браухич 25 октября 1941 г. подписал «Основные положения по борьбе с партизанами». Документ санкционировал формирование в составе воинских частей специальных антипартизанских «охотничьих команд» (jagdkommandos) [190].

С февраля 1942 г. нападения и диверсии «лесных бандитов» на железных и шоссейных дорогах, объектах военного значения приняли регулярный характер. Весьма ощутимые удары партизаны стали наносить, в частности, в Белоруссии[191].

Еще 12 декабря 1941 г. генерал фон Шенкендорф доложил в Генеральный штаб ОКХ о невозможности «обеспечить безопасность оставшимися силами»[192]. 1 марта 1942 г. он и вовсе вынужден был признать: «Зимой произошли очень радикальные изменения в партизанских методах борьбы. Раньше партизаны, почти без исключения, представляли собой маленькие группы, плохо вооруженные, без обученных военному делу командиров, которые после успешного нападения немедленно уходили от преследования войск. Сейчас они имеют крупные отряды под жестким военным руководством, обладают современным пехотным вооружением, в некоторых случаях даже артиллерией, и ведут бои, ничем не отличаясь от регулярных войск. Знание страны и населения позволяет им использовать страх, внушая местным жителям мысль о возвращении большевиков, и своей искусной пропагандой они превосходят оккупационные войска»[193]. Шенкендорф заявлял, что больше не являлся «хозяином положения». Так как имеющихся сил было недостаточно для наступательных действий против «сильно увеличившихся, хорошо обученных и вооруженных, охваченных руководством групп противника», генерал требовал возвратить ему выделенные для фронта части по штатам военного времени, чтобы применить их в качестве ударных групп (Eingreifgruppen)[194].