Шумеры находили и иной путь: одно понятие передавали рисунком, обозначающим другое, но близкое понятие. Например, прилагательное «черный» с помощью знака «темнота», изображавшее небесный свод с черточками под ним. Знак-рисунок «нога» мог также передавать еще глаголы «ходить» и «приносить» и т. п. И этот путь не был привилегией одних шумеров: подобным же образом совершенствовали свои системы делавары и многие другие творцы сложных идеографических систем.

Теневиль, как вы помните, в последние годы своей жизни создавал новые знаки, соединяя прежние знаки в один, более сложный. Точно так же поступали и шумеры. Например, знак, символизирующий женщину (его мы находим уже на древнейшей табличке из Эрмитажа), соединенный со знаком горы, образовывал новую идеограмму, означавшую «рабыня» (т. к. рабов шумеры добывали в войнах с соседними племенами, жителями гор, то буквальный смысл знака был «женщина из горной страны»).

И лишь, последний, «ребусный» путь привел шумеров к созданию письма. Пусть идеограмма имела несколько значений, в контексте всегда можно было установить, какое именно из них надо выбрать (например, в записи «3 ТЕМНОТА КОЗА» ясно, что знак «темнота» следует понимать, как прилагательное «черный», а не в первом значении, «темнота»). Естественно, что шумеры «читали» свои записи на родном языке (как это делали и делавары, и Теневиль), а тем самым знак начинал передавать не только понятие, по и слово, которым оно обозначается в шумерском языке. А это позволяло прибегать к «ребусам»: слова-омофоны, звучавшие одинаково, но имеющие разный смысл, могли быть переданы одним и тем же знаком.

Поясним примером из русского языка: в ребусах рисунок «ужа» часто используется для передачи служебного слова «уж» (уже), рисунок «конской луки» — для передачи имени «Лука» и т. п. К счастью для шумеров, в их языке подобных слов-омофонов было очень много (большинство шумерских слов состоит ил одного слога). Уже в текстах пятитысячелетней давности появляются «ребусные» написания отдельных слов: знак, обозначающий тростник (по-шумерски слово «тростник» звучит как «ги»), применяется для передачи глагола «возвращать», который так же звучит, как «ги» и т. п. А столетием позже шумеры начинают употреблять «ребусный метод» не только для передачи знаменательных слов (например, знак, обозначающий стрелу («ти») — для слова «жизнь» (также «ти»), но и для грамматических показателей: например, знак, изображающий кожаный язычок («еме» — язык), употребляется для передачи грамматической связки «ме» (вроде английского «is», русского «есть», «суть»).

«Ребусные» написания встречаются в ряде идеографических систем, которые, тем не менее, подлинным письмом не стали. Ибо в них никогда не пытались передавать грамматические показатели. С помощью «ребусных знаков» записывали имена собственные (ироде русского «Лука» и т. п.), в лучшем случае— знаменательные слона омонимы. Шумеры, применив «ребусный принцип» для записи служебных слов, грамматических формантов, сделали гигантский шаг вперед: ведь только с их помощью можно полностью передать звуковую речь, т. е. сделать письмо «настоящим» письмом.

Однако такая «грамматизация» шумерского письма шла очень медленно. В текстах древнейшего архива из Урука «ребусные» знаки можно встретить лишь среди многих сотен знаков-идеограмм. Обычно же написание простой идеограммы — без всяких грамматических показателей. Например, пишется крестик внутри кружка — знак, означающий «баран». И он может означать и «баран», и «бараны», и «баранов», и «баранами», и «баранам». Лишь постепенно число «грамматических» знаков-ребусов увеличивается, пока, наконец, в текстах, относящихся к 2500 году до и. э. (и, естественно, более поздних), мы не находим обозначение всех основных грамматических показателей и служебных слов шумерского языка. Причем четко соблюдается порядок слов, которому следует живая речь. «Только теперь графическая передача сообщений становится письменностью в собственном смысле слона, т. е. строго установленной системой графических обозначений, передающих речь и ее элементы — слова, слоги, отдельные звуки», — пишет известный советский историк и филолог И. М. Дьяконов в монографии «Языки Древней Передней Азии». Таким образом, вели древнейшие «рассказы-картинки» датируются 15–20 тысячелетием до наших дней (а может, имеют и еще больший возраст), а самый ранний документ, написанный идеограммами — табличка из Эрмитажа — имеет возраст в 5100–5500 лет, то таблички, написанные «настоящим письмом», появились много столетий спустя, примерно четыре с половиной тысячи лет назад. Около тысячи лет, понадобилось шумерам, чтобы перейти от идеографии — через «ребусные написания» — к подлинному письму, передающему звуковую речь!

Грамматических показателей и служебных слов в шумерском языке много. И для каждого имелся свой собственный знак-ребус. Но ведь если мы употребляем для передачи связки «ме» рисунок языка, то в принципе мы можем записывать им и просто слог «ме», входящий в состав различных слов. Иначе говоря, из логограммы, знака-ребуса, он превращается в фонограмму, знак, передающий не слово (с его значением-звучанием), а просто звук или группу звуков. Казалось бы, теперь шумеры могли отказаться от всех своих знаков-идеограмм и логограмм и записывать тексты одними фонограммами, знаками для слогов «ме», и «ти» и т. д. Этого, однако, не произошло. Грамматические показатели и служебные слова записывались шумерами фонетически, с помощью знаков-слогов, а основы слов — с помощью логограмм.

Чем логограмма отличается от идеограммы? Первая имеет чтение, вторую можно лишь «толковать». Логограмма — знак слова конкретного языка, слова звучащего, идеограмму же можно «прочитать» на любом языке (сравните знаки для цифр). В шумерском письме первичные идеограммы превратились в знакн-логограммы, как только появилась возможность с помощью слоговых знаков показывать род, число, падеж, т. е. грамматические показатели.

Когда знак ноги был идеограммой, он имел значения «нога», «ходить», «приносить», «стоять», а также мог соответствовать производным формам глагола: «идущий», «чтобы идти», «туда пришел» и т. д. Превратившись в логограмму, знак стал передавать лишь основу глагола «идти», по-шумерски звучащую «гин». И слово «идущий» («гина») стало записываться сочетанием логограммы (нога — «гин») со слоговым знаком, читавшимся «на». Слово «чтобы идти» (гинеда) — той же логограммой (гин) со слоговыми знаками «не» и «да» и т. д. Таким образом, в шумерских текстах основы слов записывались логограммами, а все их грамматические форманты, показатели рода, падежа и т. д. — слоговыми знаками.

Но идеограммы, как вы помните, имели не одно значение. Тот же знак мог не только значить «идти» (гин), но и «приносить». (И ему в шумерском языке соответствует слово «тум», а не «гин»), и «стоять» (шумерское слово «губ»). Какое же из значений (а стало быть, и чтений) выбрать, когда мы встречаем знак в тексте: «идти» (гин), «приносить» (тум) пли «стоять» (губ)?. Хорошо, если эти глаголы спрягаются по-разному: тогда мы, ориентируясь на сопровождающие их слоговые знаки (грамматические показатели), выберем правильное значение. А если спряжение в них происходит по одним и тем же правилам? Или глагол стоит в той форме, что не требует никаких грамматических показателей, существительное — в именительном падеже и т. п.? Чтобы избежать двусмысленности, шумеры вели особую категорию знаков-указателей, детерминативов, которые показывали, к какому кругу понятии относится то или иное слово.

В шумерском письме имелись специальные знаки-детерминативы, которые обозначали деревянные, каменные, тростниковые, металлические предметы; были детерминативы для вьючных животных, пищи и специальный — для мяса. Особые знаки-указатели ставились после названий благовоний, птиц, рыб, овощей, божеств, рек и каналов, территорий и, наконец, особые детерминативы сопровождали названия мужских и женских профессий.