Наконец, есть весьма обоснованная точка зрения, что письмо кохау ронго-ронго ниоткуда извне вообще не пришло. Его родина это сам остров Пасхи, чьи скалы буквально испещрены изображениями различных рыб, птиц, мифологических существ. Изображения эти имеют сходство со значками кохау ронго-ронго. Вероятно, на острове сначала употреблялось рисуночное, пиктографическое письмо, характерное для всех первобытных народов. Затем оно превратилось из «языка рисунков» в письмо, передающее звуковую речь. Но как далеко зашел этот процесс, насколько кохау ронго-ронго имеют черты примитивной пиктографии и насколько удалось продвинуться его создателям к настоящему письму? На этот вопрос дается столько же противоречивых ответов, сколько и на вопрос о происхождении загадочных иероглифов острова Пасхи.

В дневниках Миклухо-Маклая мы находим запись разговора со знаменитым сподвижником Дарвина, английским ученым Томасом Гексли, который показал своему русскому коллеге копии с дощечек кохау ронго-ронго. «Гексли, показывающий мне их, очень сомневался, чтобы на этих досках было изображено что-нибудь шрифтообразное, — читаем мы в записях Маклая. — Гексли предполагал, что они служили как своеобразный штемпель при выделывании тканей».

Сходной точки зрения придерживался и бельгийский профессор де Арль. «Да представляют ли в самом деле эти знаки какую-то письменность? А может быть, это скорее набор виньеток, достойных самого изобретательного резчика по дереву?» — риторически вопрошал он в статье, опубликованной к 1895 году, — риторически, ибо за этими вопросами и характере иероглифов острова Пасхи следовал и ответ: «Да, это не что иное, как ряд независимых друг от друга изображений».

Мнение ученых прошлого столетия, не считавших кохау ронго-ронго письменами, было поддержано рядом авторитетов и в пашем веке. Вот что пишет по этому поводу Метро: «Таблички были первоначально дощечками, которые употреблялись людьми ронго-ронго (знатоками заклинаний) для отбивания такта при пении. Они украшались резьбой, которая стала связываться с заклинаниями. Символы составили нечто вроде пиктографии в том смысле, что каждый знак стал связываться с определенной фразой или группой слов и заклинанием, по каждая табличка могла употребляться со многими заклинаниями, и с каждым изображением связывались различные фразы. Так как связь между заклинаниями и табличками была довольно слабой, то знаки стали условными и традиционными».

Метро поддержал Те Ранги Хироа, считавший значки кохау ронго-ронго украшением дощечки, не представляющий «особой формы письменного языка». Эти «дощечки стали произведениями местного искусства и, подобно другим ценностям, получили собственные имена, так же, как нефритовые украшения в Новой Зеландии. Жители острова Пасхи, подобно другим полинезийцам, знали свои песнопения и родословные наизусть. Они держали дощечки в руках чисто символически, как держат ораторский жезл».

Однако с этим мнением согласны далеко не все исследователи кохау ронго ронго. Епископ Жоссан, первый, кто пытался изучить «говорящее дерево», считал это письмо идеографическим, где «каждый знак представляет какой-либо объект». Советский грамматолог В. А. Истрин в книге «Происхождение и развитие письма» считает, что одни знаки кохау ронго-ронго передавали слова, а другие — целые фразы. «По-видимому, письменность о. Пасхи первоначально представляла собой пиктограммы типа „рассказы в картинках“ и имела мнемоническое назначение, — пишет Истрин, — изобразительные ее письмена служили как бы „памятными цехами“ для устной передачи магических песен, исторических хроник, генеалогических списков м соответствовали целым фразам или строфам песни. Однако в процессах повторного многократного воспроизведения одних и тех же текстов (на новых таблицах) передача их постепенно уточнялась путем введения особых знаков для все большого количества отдельных слов текста, в результате же пиктографическое письмо все более приближалось к логографическому, то есть из „языка рисунков“ становилось письмом, в котором знак соответствует слову».

Жоссан считал кохау ронго-ронго идеографией, письмом, где знак представляет предмет, и, следовательно, передает слово, этот предмет обозначающее. Истрин полагает, что еще не все знаки-картинки превратились в логограммы, многие иероглифы еще оставались пиктограммами. Другой грамматолог, Дэвид Дирингер в монографии «Алфавит», напротив, полагает, что кохау ронго-ронго — это только «язык рисунков», еще не дошедший до стадии логографии, своего рода «заметки для памяти», которые должны дополняться «устными пояснениями».

Доктор Томас Бартель из ФРГ после нескольких лет работы над теистами кохау ронго-ронго пришел к выводу, что они написаны так называемым «эмбрио-письмом», в котором предложение передается не полностью, а записываются лишь основные понятия (все остальное — подразумевается — вроде наших телеграмм). Советские ученые Н. А. Бутинов и Ю. В. Кнорозов в 1956 году опубликовали «Предварительное сообщение об изучении письменности острова Пасхи», В этой статье доказывалось, что кохау ронго-ронго стоит на тех же «трех китах», что и другие иероглифические системы Древнего Востока: на знаках-логограммах плюс не произносившихся указателях-детерминативах и фонетических, условных знаках. По мнению профессора Д. А. Ольдерогге, «в кохау ронго-ронго система знаков еще только вырабатывалась. Это напоминает в известной степени древнейшую иероглифическую письменность Египта времен первых династий, когда система знаков только устанавливалась и возможны были новые варианты и неожиданные лигатуры» (т. о. соединения, слияния знаков в один). Наконец автор этой книги, более десяти лет занимавшийся письменами острова Пасхи, полагает, что кохау ронго-ронго ближе всего стоит к рисуночному протошумерскому письму, древнейшему на нашей планете. Подавляющая часть знаков является здесь логограммами — знаками, передающими слова, или же знаками-идеограммами, еще не связанными с конкретным звучанием слова данного языка. Однако в текстах есть несомненные случаи и «ребусного» написания, т. е. попытки использовать слова-омонимы (а таких слов в языке жителей острова Пасхи очень много; например «ика» означает и «рыба», и «жертва», и «убитый»). В письменах острова Пасхи мы, быть может, находим те самые попытки фонографии, которые делались в долине Тигра и Евфрата пять тысяч лет назад и которые привели к созданию «настоящего» письма, передающего звуковую речь!

Конечно, это не более чем гипотеза, — так же, как и все остальные предположения ученых. И мы будем оставаться на шаткой почве гипотез до тех пор, пока не удастся прочитать иероглифы кохау ронго-ронго. Тексты же «говорящего дерева», вопреки своему наименованию, храпят молчание и по сей день, хотя первая попытка прочитать их была сделана более ста лет назад.

История дешифровки письмен острова Пасхи напоминает приключенческий роман. В ней участвуют миссионеры и школьник из Ленинграда, прокаженный знаток древних иероглифов и электронные вычислительные машины (история эта изложена автором этих строк в брошюре «Тайна кохау ронго-ронго»). И если самый увлекательный роман имеет конец и читатель может заглянуть в него, дабы найти ответ на все интересующие его вопросы, то история дешифровки кохау ронго-ронго еще не закончена. Письмена ждут своей разгадки.

Не раз и не два в печати появлялись сообщения о том, что наконец-то удалось расшифровать иероглифы острова Пасхи. Но всякий раз, после проверки, оказывалось, что сенсация была ложной: «прочтение» достигалось путем подгонок, произвольных допущений. Неудачу потерпели в попытки проникнуть в тайну «говорящего дерена» о помощью электронных вычислительных машин. Современные программы дешифровки рассчитаны на «нормальное» иероглифическое письмо. А система кохау ронго-ронго, по всей вероятности, очень примитивна, архаична и потому требует особых программ. К тому же и объем текстов не очень велик — двадцать памятников письма острова Пасхи содержат около 12 тысяч иероглифов.