Итак, в осуществление принципов Священного союза, с целью организации просвещения на религиозных началах в 1817 г. состоялось преобразование министерства народного просвещения в «министерство духовных дел и народного просвещения», доверенное кн. А. Н. Голицыну, главе Библейского общества, ревнителю религиозного благочестия. При министерстве был учрежден «ученый комитет», для руководства которому член его Ал. Стурдза1 сочинил инструкцию, составленную по принципам декларации Священного союза. Согласно инструкции, комитет должен был озаботиться тем, чтобы посредством лучших учебных книг направить народное воспитание «к водворению в составе общества (в России) постоянного и спасительного согласия между верою, ведением и властию, или, другими выражениями, между христианским благочестием, просвещением умов и существованием гражданским». Названный «философско-научный» принцип «спасительного согласия» полагался не только в основу оценки учебных книг, но и ложился в основу «классификации учебной системы», заслуживающей внимания, так как ею, несомненно, руководились составители учебников и курсов того времени. Все науки делятся, со-
1 В 1818 г. Стурдза, дипломатический представитель тогда России "а Аахенском конгрессе, составил Memoire sur I'etat actuel de I Allemagne, в котором с невиданною наглостью нападал на германские университете1, предлагая меры к устранению зла и к реформе университетов. По его плану университеты должны быть лишены вовсе привилегий; планы преподавания должны быть предначертаны; профессорская корпорация Должна быть рассматриваема исключительно как совещательное собрание. Чтобы дать пищу беспокойной деятельности образованного класса, 0н проектировал учреждение особого института, который занимался бы °°работкою языка и содействовал развитию наук и искусств. В Германии j1ot проект вызвал всеобщее возмущение. Для нас же он был еще пре-ждеврсмен — за отсутствием самой «беспокойной деятельности».
гласно указанным трем целям воспитания, по трем коренным началам — Бог, человек, природа — на три главные области, связанные двумя посредствующими: (1) духовные книги, которые через посредство сочинений духовно-нравственных и об естественном праве связываются с (2) антропологическими сочинениями, именно, грамматикою, логикою, метафизикою, словесностью, историей, правоведением, политической экономией и пр<оч.>, каковые науки, через посредство врачебной науки и прикладной математики, связываются с (3) науками естественными и физико-математическими. Науки антропологические отделялись от естественных, чтобы указать на высокий сан человека, душою обреченного Богу и лишь телом соединенного с вещественным миром. Интересно специальное определение метафизики, нашедшее себе прямое отображение, как мы уже знаем, в официозной и в особенности в духовной философии, которая в некоторых частях поддерживала принципы объединенного ведомства и по прекращении объединения. «Метафизика, — гласит инструкция, — во всех частях должна способствовать изощрению умов. В области сей науки допускается скептицизм, но обращаемый всегда на пользу веры и дабы обозрением всех систем привести учащихся к сознанию в необходимости откровенных истин».
Комитет понял свои задачи надлежащим образом и начал реформу науки с прописей, ограничив их содержание цитатами из Евангелия и книги о Подражании Христу. Среди осужденных книг вскоре оказались: Метафизика Лубкина, Естественное право Куницына, Логические наставления Лодия и др. Книга Лодия была признана исполненной опаснейших по нечестию и разрушительных начал; о самом Лодий был составлен донос, в котором сообщалось, что он превосходит нечестием и Куницына, и Галича, занимая в то же время должность декана и преподавая естественное право. Наиболее энергичными проводниками новых идей явились, как известно, Д. П. Рунич, разгромивший Петербургский университет (1821), и М. Л. Магницкий, воспитанник Московского университета, член Главного правления училищ, ревизовавший и преобразовавший Казанский университет (1819). В «докладе» Комитету о Праве естественном Куницына1 Рунич цитирует инструкцию Стурдзы и разбирает книгу
1 По компетентной оценке Коркунова, Естественное Право (Т. I—II.—1818—20) Куницына не стояло на уровне современной науки и не представляет ничего выдающегося. Это —только «толковое и талантливое изложение Руссо и Канта». — Коркунов И. М. История философии права.—Изд. 2-е.—Спб., 1898.—С. 348. Глава IV Части третьей отведена изложению научной разработки права в России в XVIII и в первой четверти XIX в.— §§ 27—31 (С. 274—350).
по принципам инструкции. По его определению, «вся книга есть не что иное, как пространный кодекс прав, присвояемых какому-то естественному человеку, и определений, совершенно противоположных учению Св. Откровения. Везде чистые начала какого-то непогрешающего разума признаются единственною законною поверкой побуждений и деяний человеческих». В заключение, предлагая «без потери времени» изъять книгу из употребления, Рунич мотивирует предложение, имея, очевидно, в виду общие принципы политики: «Ибо публичное преподавание наук по безбожным системам не может иметь места в благословенное царствование благочестивейшего государя, давшего торжественный, пред лицем всего человечества, обет управлять врученным ему от Бога народом по духу Слова Божия». Магницкий прямо заявлял, что желает построить всю систему образования в высших учебных заведениях «на акте Священного союза».
По поводу естественного права у Магницкого было особое мнение (Рус<ский> Арх<ив>.—1864.—Стлб. 321—325). Предлагая прекратить преподавание естественного права, пока оно не будет согласовано с учением евангельским, Магницкий приводит в защиту своего мнения следующие доводы. (1) Наука естественного права, без которой обходился древний мир, Франция в течение 800 лет и доныне обходятся университеты Англии и Италии, «наука естественного права, сия метафизика прав и приделка к народному, публичному и положительному праву, есть — изобретение неверия новейших времен северной Германии». (2) «Она всегда была опасна; но когда Кант посадил в претор так называемый им чистый разум, который вопросил истину Божию: что есть истина? и вышел вон; тогда наука естественного права сделалась умозрительною и полною системою всего того, что мы видели в революции французской на самом деле; опаснейшим подменом Евангельского Откровения; ---». «Наконец, признаюсь, что я трепещу перед всяким систематическим неверием философии, сколько по непобедимому внутреннему к нему отвращению, столько, и особенно потому, что в истории 17-го и 18-го столетий ясно и кровавыми литерами читаю, что сначала поколебалась и исчезла вера, потом взволновались мнения, изменился образ мыслей только переменою значения и подменом слов, и от сего неприметного и как бы литературного подкопа алтарь Христов и тыся-Щелетний трон древних государей взорваны, кровавая шапка свободы оскверняет главу помазанника Божия и вскоре повергает ее на плаху. Вот ход того, что называли тогда только философия и литература и что называется уже ныне либерализм!».
Магницкий в своих доносах, речах и инструкциях особенно красноречиво выражал идею правительственной политики, которую он считал себя призванным осуществлять без всякого компромисса. Еще в бытность свою симбирским губернатором Магницкий, открывая местное отделение Библейского общества (1818), произнес речь, напечатанную в отчетах общества и обратившую на себя внимание государя и кн. Голицына. Он доказывал, что ис-
8- г- Г. Шпет
тория движется «политикой мира сего», во главе которой стоит князь тьмы, и «видами Провидения», глава коего Господь наш Иисус Христос. Политика князя тьмы меняется, преодолеваемая Провидением. В наше время «выдуман новый идол — разум человеческий; богословие сего идола — философия. Жрецы его — славнейшие писатели разных веков и стран». Французская революция и Наполеон были торжеством князя тьмы. По расчетам его земной политики и Россия должна была покориться, но смиренный и крестный рыцарь, заключивший свои подвиги вечным союзом царей, предстал выполнителем плана Провидения и мечом пресек чудовищный замысел. Но не одна война составляет борьбу царства тьмы с царством света. Князь мира сего и идолопоклонством, и развращением нравов, и философиею на распространение своего владычества действует...» Но «великий ратоборец царства света, вложив обвитый лаврами меч в ножны, воюет мечем слова Божия...»,—утешается Магницкий.
