– Есть такой! Короче, Япончик?

– Триста.

Пончик, разумеется, имел в виду не триста старых галош, а цену вопроса – триста тысяч рублеедов наличными.

– Лады, порешаем. С концами?

– Угу.

Бандитик вызвал Утюга и Шныря, занимавшихся в его конторе практической частью таких дел. Это были замечательные и даже в своём роде талантливые личности.

Коротышка Утюг был очень крепкого сложения, внешне напоминал репку или даже две репки, насаженные друг на друга на манер снежной бабы. Он был очень весел и разговорчив и, как вы уже догадались, занимался «базаром».

Коротышка Шнырь, напротив, был мелок и худ, лицо имел источённое оспой, никогда не говорил ни слова и отвечал исключительно за физическое воздействие на подозреваемых.

Вместе они как бы составляли популярную пару «плохой следователь – хороший следователь», с современным, впрочем, уклоном.

– Короче, в натуре. Завалили ботаника, звать Незнайкой, лежит в Центральном морге, хорошие люди попросили, чтоб к вечеру с концами. На руки получите двести.

Бандитик показал соответствующую строчку (восемнадцатую с конца) на экране компьютера.

Утюг со Шнырём тут же сели в старый «Сантик», раскрашенный в неприметный «лунный жёлтый», и помчались в морг.

Там Утюг внимательно осмотрел тело. Профессиональный удар, двускатный нож «Акбар», такими любят пользоваться приезжие, смерть наступила около трёх часов назад. Кровь на груди чуть размазана, преступник что-то искал – либо нательное украшение, либо что-то во внутреннем кармане.

Дело прояснялось. Не теряя времени, друзья отправились на место преступления.

Коротышка Гентик работал дворником на Огуречной. Был он очень худ, страдал язвой, лицо имел огурчиком и придерживался при том крайне демократических убеждений.

При проклятом Знайке он работал инженером в никому не нужном НИИ, запоем читал журнал «Уголёк» и ходил на все антизнайковские демонстрации. После падения Знайки ненавистный НИИ закрыли, выделенную Знайковскими сатрапами квартиру отобрали бандиты, жена с детьми скрылась в неизвестном направлении, но Гентик не унывал, наоборот, он радовался тому, что не было проклятого Знайки и можно было свободно слушать «Эхо Солнечного». Как читатель уже понял, Гентик был очень глуп.

В дворницкую зашли двое коротышек.

– Ты, в натуре, дворник местный? Кто ботаника сегодня утром на аллейке завалил? – доброжелательно спросил первый.

– А я откуда…

Второй, не говоря худого слова, неуловимым движением ударил Гентика в голову.

Шнырь славился умением с одного удара расположить к себе человека. Бил он как-то особенно резко, так умели бить только выросшие в знайковских дворах, современной молодёжи было далеко до таких высот.

Гентик зашатался и встал на четвереньки. Сплёвывая сочащуюся изо рта кровь, начал торопливо докладывать:

– Из залётных какой-то… Волос чёрный, и башка такая – где едят – пошире, где думают, поуже – хе-хе… Как у ослика…

– Раньше тут был? Взял что-нибудь?

– Раньше был пару раз, но не местный, хе-хе. Искал что-то, а взял или нет, я не видел. Наверное, взял, всякий труд должен быть оплачен, преступление тоже есть право свободного гражданина, за которое он, впрочем, должен отвечать перед законом демократической страны, но не в тоталитарном обществе, где преступление есть норма жизни, хе-хе…

Мы уже предупредили читателя, что Гентик был очень глуп.

Через двадцать минут «Сантик» подкатил к конторе Сиропчика, занимавшегося скупкой всяких ненужных коротышкам вещей. В конторе было пустынно, ряды старинных керосиновых ламп, пыльных Знайкиных бюстов и бюстиков и каких-то допотопных пылесосов выглядели непривлекательно. Сиропчик близоруко читал газетку, ожидая посетителей.

– Слышь, отец, тебе тут черножопый один, башка как у ослика, сдавал вещички сегодня утром? Цепку там или, может, гимнаста? – не без доброжелательности спросил Утюг.

– Ну какой утром бизнес, никакого бизнеса утром нет, да и вечером теперь никакого бизнеса, все богатые стали, кризис, ничего не сдают и не покупают, хоть закрывай контору совсем да уезжай на Луну… Вот вы, молодой человек, не хотите сдать ваши, к примеру, часы, а я ведь вам дам хорошую цену, я ведь никогда своих не обманываю…

После известного вмешательства со стороны Шныря Сиропчик молча открыл сейф и на свет явилась золотая монетка достоинством в 20 фертингов, какие имели хождение на Луне в дознайковские (до коммунистического вторжения, говоря официальным языком) времена.

– У?..

– Звать Мохнатый, в Солнечный наездами, стыдно вам, молодые люди, стариков избивать, как при Знайке притесняли нас, гады, так и сейчас мучают ни за что…

– Короче, это мы изымаем. Есть вопросы – разводи с Бандитиком.

Утюг вынул сотовый и набрал номер шефа.

Жёлтая звезда над Солнечным разгоралась всё ярче.

Телефон Бандитика утробно заиграл «Прощай, дорогая берёза».

– Кто? Мохнатый? Ещё и монетку взял?

Бандитик сверился с базой данных. Задумчиво почесал подбородок.

– Возвращайтесь. Чего-чего… возвращайтесь, сказал!

Связываться с земляками Мохнатого ему не хотелось. Хоть Бандитик был в авторитете и пока держал Солнечный, но тут – как бы не вышло себе дороже. Тем более из-за какого-то ботаника…

Когда Утюг со Шнырём добрались до офиса, Бандитик, прищёлкнув языком, забрал монетку и лично поехал к Пончику.

– А, Япончик, – весело поприветствовал он старого клиента. – Нашли мы, короче, твоего фулигана. Мохнатый, из залётных, уже рыб кормит.

Пончик недоверчиво почесал запястье.

– Да ладно, у меня и доказуха есть. – Бандитик с деланой небрежностью достал золотую монетку достоинством в 20 фертингов. – Взял фулиган у твоего ботаника, а мы у него. Сняли, так сказать, с тела. Узнаёшь? Сейчас мало у кого такие вещички имеются, ботаник твой, видать, не простой был…

Пончик рассеянно взглянул на монетку, открыл сейф и отсчитал деньги.

– Монетку себе оставь, – великодушно попрощался Бандитик.

Хотя по всем понятиям кинуть цеховика было нормально, он чувствовал что-то вроде угрызений совести перед старым клиентом. А главное, Бандитик боялся даже себе признаться в том, что проблему решить не может. Во всяком случае, далеко не так легко, как раньше. Незнайковской монеткой он как бы откупался от неприятных мыслей.

Пончик выдвинул ящик и бросил Незнайкину монетку к своей. Для этого ему пришлось нагнуться, а нагнувшись, он почувствовал лёгкое головокружение.

– Ну вот! – пробормотал Пончик. – Теперь ещё и голова кружится! Надо будет сказать Пилюлькину, чтоб каких-нибудь витаминов дал…

Вместе с головокружением у Пончика появилось странное ощущение зависания вниз головой. Он задвинул ящик и уже хотел выпрямиться, но…

В это время комната непонятно преобразилась.

На месте луноремонта, так дорого стоившего Пончику, предстали прежние стены Знайковского НИИ с портретами самого Знайки в помпезных рамках и какими-то бородатыми вымпелами. Комната оказалась заполнена нудно одетыми коротышками, что-то чертившими на непонятных больших досках. Посредине комнаты стоял макет ловко сделанного из упавшего Гигантского дуба моста, до сих пор соединявшего два берега Огуречной.

Сам Пончик сидел в кресле завотделом, причём каким-то непонятным образом сидел он там одновременно с самим завотделом, давно помершим коротышкой Иженериком (чьё имя до сих пор носил тот дубовый мост). Внутри безобразного завотделовского стола висели две соединённые Знайковские монетки, стол для них был будто прозрачным.

Самые догадливые читатели, и Пончик тоже, сразу поняли, что под видом монеток Знайка оставил Незнайке и Пончику части своего антивреминита. Наряду с лунитом и антилунитом, позволявшими уничтожать гравитацию, он в своё время работал и над проектом уничтожения времени, но если про лунит с антилунитом все знали хорошо, то про антивременит Знайка помалкивал.