В перерыве Джек пошел искать бабушку в стиле Шанель. Он шел по запаху духов – его обоняние было острым, словно у собаки, – в приемную в конце коридора, где женщина сидела на уголке дивана, обрывая листья с растущей в горшке пальмы. Когда Джек вошел, она посмотрела на него, а затем отвернулась к телевизору.
– Что еще? – Голос был таким мягким, что Джек не был уверен, правильно ли расслышал.
– Я Джек. – Он сел рядом.
– Да, знаю.
– И я хочу извиниться.
– За что?
– Я говорил то, что не должен был говорить.
Она вскинула подбородок, и он не понял, был ли это жест согласия или отрицания.
– Я резкий человек, – заговорил Джек. – Достаточно привлекательный, чтобы мне сходило с рук то, что не сходит с рук менее везучим.
Анна рассмеялась, и ее лицо озарилось каким-то детским сиянием. Глупый розовый костюм казался сейчас трогательным, а не агрессивным. Джек почувствовал, что в нем что-то уступило, острая геометрия ярости и боли немного притупилась в ее присутствии.
– Не такой уж ты и красавчик, – улыбнулась она. – Но в любом случае, спасибо за извинения. А это были извинения?
– Да, – сказал он. – И я хочу добавить к этому восхищение твоей храбростью.
Он увидел, как она искала что-то в сумочке, и был изумлен, когда она достала пачку легкого «Мальборо» и прикурила сигарету так легко и уверенно, словно сидела в баре.
– Храбрость? Неужели опять вернулся мерзкий Джек?
– Я не это имею в виду. – Он вытащил себе сигарету. Сигаретный дым, вьющийся по легким, был как лекарство. – Надо иметь много храбрости, чтобы сказать такое. Разрезать красивую оболочку и увидеть дерьмо внутри.
– Как сказать. – Анна подняла брови и сделала большую затяжку. – Я думаю, мне следует вернуться и извиниться. Но я не хочу ничего больше говорить. Никогда не разрушай высокое извинение дешевым оправданием. Даже если оно действительно мало чего стоит. Во всяком случае, это мой девиз.
– Тебе совсем не нужно извиняться, – сказал Джек. – Было неплохо встряхнуть их. Ты права. В этой болезни нет ничего хорошего. – Он остановился и отложил сигарету. – За исключением, может быть, одного – быть смертельно больным означает, что ничто другое не сможет привести к преждевременной смерти.
Вошла медсестра и, как кролик, наморщила носик:
– Здесь курение строго запрещено!
– Да, – сказала Анна, – мы уже уходим. Джек вышел следом за ней.
– Позволь мне купить тебе что-нибудь выпить. – Она кивнула в сторону чего-то похожего на маленький спокойный деревенский бар через дорогу.
– Конечно, я позволю. Если в следующий раз ты позволишь мне купить тебе выпивку и выбрать другой бар.
– Договорились. – Они вошли, и Анна заказала обоим по бокалу текилы и мартини, чтобы ее запить.
– Ну, девушка, вы даете. Здесь никогда не пили ничего крепче, чем белое вино с содовой, – сказал он.
– Это точно. Либо ты пьешь, либо пьешь лимонад. – Она легко дотронулась своим бокалом до его и выпила текилу одним большим глотком. – И, между прочим, перед тобой я могу извиниться.
– Да? – воскликнул Джек и за три глотка осушил бокал, увидев, как бармен криво улыбнулся. Назло ему он выпил мартини, толкнул бокал по стойке и кивнул, чтобы тот принес еще.
– Я соврала – ты действительно очень привлекательный. – У Джека были поразительные глаза. Зеленые с прожилками золотого, голубого и коричневого, покрытые крапинками, еловно речные камешки.
– Ха. – Джек потер рукой подбородок. – Привлекательное лицо, которое говорит колкости. – Он взял вазочку с солеными крендельками на барной стойке. – Тебе нужно увидеть мужчину, которого я люблю. Рядом с ним я – ничто.
– Я его уже видела.
Сердце Джека сжалось, он едва не завертелся на стуле в поисках Гектора, но тут же понял, что она имела в виду Стюарта. Он кивнул, решив оставить все как есть:
– Как ты думаешь, наши возлюбленные уже закончили делиться?
– Наверное, нам нужно вернуться. Я не сказала зятю, куда собираюсь. – Она допила остатки своего напитка.
Джек немного расстроился при слове «зять». Все же парень был либо скрытым гомосексуалистом, либо бисексуалом, в этом Джек был уверен.
– Но мы же сегодня с тобой гуляем. Анна положила деньги на стойку бара:
– Боюсь, придется отложить нашу встречу на другое время.
Он посмотрел на нее так удрученно, что Анна растерялась. Она даже и предположить не могла, что чем-то его заинтересовала.
Она встала и пошла к двери, Джек последовал за ней.
– Это на самом деле было твое последнее собрание?
– Да. Я просто замещала человека, оказывая услугу другу.
Они остановились у машины Анны. Джек достал из кармана визитную карточку:
– Вот все мои номера телефонов. Я очень расстроюсь, если ты не позвонишь мне, чтобы я мог пригласить тебя что-нибудь выпить. Позвони мне.
Анна положила визитку в кошелек.
– Я позвоню, – сказала она, зная, что никогда этого не сделает. И по выражению лица Джека было понятно – он тоже это знает.
– Ну что же. Может быть, ты передумаешь и придешь на собрание на следующей неделе. – Он пальцем нарисовал бокал на пыли, покрывшей машину Анны.
– Я не передумаю. Ты даже представить себе не можешь, как я рада, что отделалась от этого. – Анна замолчала. – Послушай, я не большой любитель выпивки, но мне было бы приятно, если бы ты зашел что-нибудь выпить. И твой партнер, конечно же, тоже. – Что она делает? Последнее, что ей сейчас нужно, так это компания, и компания этих мужчин в особенности. Их раздражительность так очевидна, что вряд ли сделает встречу приятной. В последние дни Анна слишком устала и раздражена, чтобы угождать чьей-либо чувствительности. Кроме того, она не могла поверить, что Джеку на самом деле интересно с ней общаться.
Джек, для которого в эти дни даже самое незначительное прощание было болезненным, сказал:
– Да, мы с удовольствием, – хотя и понимал, что приглашение Анны искренне лишь отчасти, и знал, что согласие в равных частях вызвано любопытством по поводу ее очаровательного зятя, чувством вины за то, что он так грубо себя вел раньше, и какой-то необъяснимой искрой, которая, как ему показалось, пробежала между ними.
Анна объяснила, как добраться до ее дома, но Джек ничего не записал. Его взгляд был таким рассеянным, что Анна засомневалась, запомнил ли он хоть что-нибудь.
– О, вот идут наши любимые, – заговорил Джек. – Они выглядят такими больными, опустошенными и лишенными чего-то. А разве жизнь не прекрасна?
Марвин и Стюарт подошли к Анне и Джеку.
– Нас пригласили что-нибудь выпить, дорогой. – Джек взял Стюарта под руку.
Стюарт осторожно улыбнулся. Марвин посмотрел на Анну и отвел глаза.
– Как мило, – улыбнулся Стюарт. – Но думаю, нам нужно отправиться домой.
– Почему? – спросил Джек. Дома ничего не было.
– Просто где-нибудь посидим, выпьем, – предложила Анна. – Или можем поехать ко мне домой.
Джек смотрел на Марвина, но не смог понять, о чем тот думал. Марвин стоял, скрестив руки на груди, его кулаки были крепко сжаты, как будто он не доверял своим рукам и боялся того, что они могут сделать. Все его внимание было приковано к больничному входу, он настораживался каждый раз, когда дверь закрывалась или открывалась.
– Может быть, на следующей неделе? – начал Стюарт.
– Учитывая, что следующей недели может не быть, – с обидой сказал Джек.
– Что ж, как-нибудь встретимся, – сказала Анна.
Подойдя к двери дома, Анна услышала громкий и пронзительный звук телевизора. Был включен какой-то музыкальный канал с современной музыкой: ужасный визг усилителей гитар и басов, от которых останавливалось сердце.
– Флинн? – Анна вошла в комнату, где стоял телевизор, и увидела подростка, который скакал на диване. В нем было что-то смутно знакомое. – А ты кто?
– Джереми. Я приношу вам газеты. – Мальчишка сел и надел свой спортивный свитер. – Ваша соседка попросила меня присмотреть за Флинн, пока вы не вернетесь домой.