Дома ее ждала Грета. Когда-то Анна дала подруге ключи и сказала, что та может воспользоваться ими в любое время. Но Анна почувствовала себя сбитой с толку, обнаружив дома новую мебель, – Грета купила наконец диван и стол, – диск Джимми Хендрикса в новом плеере, свечи в подсвечниках и огромные вазы, наполненные цветами. Теперь в гостиной было аж шесть предметов.

Грета вышла из кухни, держа в руках два бокала вина. Из открывшейся двери потянуло розмарином, лаймом и густым запахом осенних специй.

– Ты хочешь соблазнить меня, дорогая? – Улыбаясь, Анна кивком показала на цветы на кофейном столике.

– У меня в доме уже нет места, все забито букетами.

– Майк все еще приносит тебе цветы? – спросила Анна.

– Он приносит цветы домой. – Грета села на диван рядом с Анной. – На самом деле даже не дарит их мне, они просто как-то тайно появляются.

– Насколько я знаю, Майк приходит теперь вовремя. Я вижу его машину по вечерам.

Грета пожала плечами.

– Знаешь, сегодня кое-что произошло. – Она взяла с дивана несколько папок. – Сегодня после репетиции мама одного из «Бетховенов» рассказала мне об агентстве по усыновлению, специализирующемся на распределении детей с нарушением слуха. Вот здесь пятеро из них. Старшему восемь лет, младшему – три. – Грета открыла одну папку. – Посмотри. Ее зовут Лили, она глухая с самого рождения, биологические родители девочки скончались. Ближайшие родственники не заботятся о ней, и с самого рождения она кочует по детским домам.

Анна быстро прочла черно-белую глянцевую страницу, а затем перевела взгляд на подругу, и ее сердце забилось сильнее: Грета с любовью смотрела на фотографию. Анну всегда поражала импульсивность Греты: утром она услышала о группе глухих детей, не имеющих родителей, и уже к концу дня у нее было восемь досье, при том что ее брак мог в любой момент разрушиться и что она сама плохо представляла себе бремя и страдания материнства.

– Хорошо, – сказала Анна, – но ты должна серьезно подумать, прежде чем решать.

– Я уже все решила. Я хочу ребенка, и кому как не мне знать, что значит воспитываться в тишине?

– А что Майк думает по этому поводу?

– Меня не волнует, что он думает. Я заведу ребенка в любом случае, с ним или без него.

Анна покачала головой и отпила из бокала:

– Все же подумай хорошенько – ты берешь не щенка из приюта для собак.

Грета резко подняла голову:

– В жизни нет ничего, чего бы я желала больше, чем стать матерью, и я обязательно ею стану, так или иначе.

– Извини. Я знаю. – Анна почувствовала себя неловко и отвернулась. Она подумала о своем собственном теле и его непомерном плодородии. Как все-таки несправедлива жизнь: ее яичники были полны яйцеклеток, бесцельно выбрасываемых все эти годы, как бусы, осыпающиеся с ни разу не использованной выходной сумочки. Вскоре после того как она забеременела, гинеколог легко пробежался пальцами по ее животу и сказал: «Девушка, вы в высшей степени плодовиты и можете рожать детей до старости». Анна в ярости отвернулась. И после того как она родила, доктор сделал несколько отвратительных замечаний – во всяком случае, Анне так показалось – о ее изящной внутренней архитектуре, словно предназначенной для легкого вынашивания ребенка и родов. Анна вспомнила, как спросила тогда: «Ну и какая же изящная архитектура поможет мне вырастить этого ребенка?»

Анна посмотрела на фотографию маленькой девочки со светлыми вьющимися волосами и круглым ангельским личиком. Затем пролистала другие папки. Среди детей не было ни одного мальчика.

– Ты хочешь девочку, или мальчиков просто не было?

– Я хочу дочку.

Анна кивнула. Наибольшим разочарованием после обнаружения беременности стало то, что она родила девочку. Если бы родился сын, ее жизнь была бы счастливее и даже в каком-то смысле более открытой – в этом Анна была убеждена. В некотором смысле дочери, в отличие от сыновей, обречены. Женщина никогда не получает всего, чего она хочет. Так или иначе в ее жизнь постоянно вмешивается семья и дети. Как может мать смотреть на новорожденную дочь и не думать о разочарованиях своей собственной жизни? Хотя, возможно, вопрос в личном предпочтении – кто-то любит процесс покоя, а кто-то – бесконечный поиск. Сыновья живут с тобой, а потом уходят и занимаются своей собственной жизнью. Быть может, неожиданно подумала Анна, именно это и заставляет матерей любить их, пока они еще маленькие. Дочери, по крайней мере большинство дочерей, в действительности никогда никуда не уходят. Дочери одинаковы, как поле с зебрами, где одну невозможно отличить от другой. Анна слышала, как другие матери говорили, что иногда не знают, где заканчиваются они и начинается дочь. Что до Поппи, та никогда не была действительной частью Анны. Разве что частью ее жизненного пейзажа. Какое-то время жили в одном доме, потом разъехались. Присутствие не ощутимо, отсутствие не замечено.

– Ты считаешь, мне нужно подумать о мальчике?

– Да, – сказала Анна. – Я имею в виду, не стоит руководствоваться только полом ребенка.

Повисла неловкая тишина, и Анна поняла, что Грета ждет рассказа о Поппи. Когда они впервые встретились, Анна немного рассказала о дочери и теперь не знала, что именно Грета помнит, и помнит ли хоть что-то. Но по выражению лица подруги, поджавшей губы, было понятно: конечно же, она помнит.

– Если говорить откровенно, я хотела сына. Мы с дочерью были чужими почти что с самого начала.

Анна пожала плечами и налила себе еще вина.

– Некоторые женщины не предназначены для материнства. Я принадлежу к их числу.

– Но ты ее любишь, ведь так?

– Конечно.

Анна подумала, было ли это правдой. Она порылась в папке и достала фотографию, которая ей больше всего понравилась. Девочка была, кажется, мулаткой, ее живой ум пробивался сквозь небрежность фотографа и застывшую обложечную улыбку. Все эти лица с вымученными улыбками на всё лицо выглядели так, будто дети только что соскочили с колен Санта-Клауса.

– Мне нравится вот эта, – сказала Анна, – Рашида Мак-Нил. Она умничка, это можно прочитать в ее глазах.

– Я думала о ней. Ей пришлось несладко, и у нее могут быть проблемы с поведением.

– В любом случае, этот вариант надо хорошенько обдумать.

Анну тяготил этот разговор. Она надеялась, что со временем Грета откажется от идеи усыновления ребенка. Даже когда у тебя есть девять месяцев, чтобы подготовиться к материнству, мысль о нем вызывает стрессовое состояние. Невозможно представить, что кто-то может решиться на роль матери в течение вечера. А что если ребенок окажется неполноценным? Какой удар ожидает Грету, если придется вернуть его? Но, конечно же, она этого никогда не сделает. Анна придвинула вазу с гиацинтами и вдохнула их сладкий и опьяняющий аромат. Это был ее самый любимый запах, никакое другое благоухание не напоминало о прошлом так сильно – поблекшие дни ее молодости, когда все было возможно и так многообещающе. Она поставила цветы на место и заметила взгляд подруги. Ясно было, что Грете это внимание к цветам показалось слишком подчеркнутым, таящим упрек – загадочные букеты от отсутствующего мужа, лица осиротевших детей, светящиеся мягким светом на диване между ними.

– Я буду очень рада, если ты останешься подольше, – сказала Анна тихо. – Так долго, как тебе захочется.

– Спасибо. Это то, что мне сейчас надо.

Анна вздохнула, чувствуя благодарность к Грете, принимающей вещи такими, как они есть.

– Я помню, каково ждать, пока муж придет домой, чтобы можно было закончить ссору. – Она засмеялась. – У нас как-то утром произошла небольшая размолвка, он ушел на работу, а я целый день кипела от злости. Он не отвечал на мои звонки, что злило меня еще больше. Когда Хью вернулся, я уже была одержима мыслью о человекоубийстве. Легкое раздражение переросло в ярость из-за пустяка. – Анна на секунду замолчала. – Я бы все сделала, чтобы вернуть его.

Глаза Греты наполнились слезами.

– Что я должна делать? Что я делаю не так?