– Нет! – взвизгнула Нина. – Я отдала за них пять тысяч евро.

– Отдать можно любую сумму, вопрос, что за нее получишь, – философски заметил Юрий.

Нина пнула Сергея.

– Немедленно подтверди, что мы приобрели подвески в Париже, у Картье!

Кузя гавкнул, муж кивнул.

– На что спорим, вас надули! – торжествующе заявил Геннадий. – Эти сережки стоят меньше ста баксов. Я знаю в Москве парочку умельцев, студентов Строгановки, они за медные копейки отличную реплику любого ювелирного изделия изготовят, такую шапку Мономаха сотворят, что от настоящей не отличить. Ставлю тысячу евро – ваш перламутр с платиной на самом деле барахло.

Нина топнула ногой:

– Спорим на штуку! Кстати, она у тебя есть?

– Не надо, – ожил Сергей. – Это глупо.

Нина уперла руки в боки.

– Лучше молчи! Другой мужик уже набил бы морду тому, кто его жену обидел. Почему «не надо»? Он первый захотел, вот пусть и заплатит за хамство. Обвинил меня прилюдно в ношении бижутерии! Да у нас Кузя ходит в ошейнике с фианитами! А я в пластике?!

– Не стоит, – тихо сказал Сергей.

Но жена лишь сильнее разгорелась.

– Заткнись. Ну, где твои бабки? – обратилась она к Сорокину. – Если думаешь, что хамство тебе сойдет с рук, то ошибаешься.

Геннадий вынул кошелек и продемонстрировал валюту, потом обернулся к Ларисе:

– Покажи хорошего ювелира! Только идем туда все вместе, мне нужны свидетели!

– Лучше прекрати, – влезла я в разговор. – Гена, извинись перед Ниной, и забудьте о споре. Фирма «Картье» никогда не обманывает покупателей, поверьте, я отлично знаю их магазин в Париже, общаюсь с его управляющим и могу заверить: если Волькина купила серьги там, они непременно оригинальные. Вы потеряете сейчас большую сумму.

– В ушах у нее джинса, – с упорством, которому могли бы позавидовать все ишаки Средней Азии, заявил Геннадий.

– Ты мне надоел! – гаркнула Нина. – Ну где тут оценщик?

Лариса указала рукой на магазин, в витрине которого теснились бархатные подушечки со сверкающими ожерельями.

– Лучше всего зайти к Ромалу, он ювелир в десятом поколении, его предок в тысяча пятьсот сорок третьем году…

– Избавь нас от местных сказок! Пошли! – взвилась Нина.

– Лучше мы отправимся погулять, – решительно произнес Юрий.

– Нет уж! – азартно воскликнула Света. – Я желаю поприсутствовать.

– А я нет, – возразил муж.

– Ну и не хоти себе на здоровье, – парировала супруга и поторопилась за Ниной.

Юра замер, Катя посмотрела на него снизу вверх.

– Что на своей груди пригрел, то всю жизнь шипеть будет, – сочувственно произнесла девочка.

Юрий сжал зубы, но никак не отреагировал на подростковую грубость, резко повернулся и пошел к ювелирной лавке.

Пока оценщик внимательно осматривал серьги, мы все не отрывая глаз следили за ним. В конце концов Ромал отложил лупу, какую-то лопаточку и торжественно произнес по-французски:

– Увы, мадам, это эрзац. Не подлинный Картье, а хорошо выполненная подделка.

По мере того как Лариса переводила речь ювелира на русский, круглые щеки Нины вытягивались.

– Супер, – обрадовался Сорокин, – гоните бабло, мадам!

Нина вытянула руку с большим перстнем на указательном пальце.

– А этот изумруд?

Ромал воткнул в глаз монокль с увеличительным стеклом.

– Отлично обработанное стекло.

– Тоже у Картье брали? – съехидничал Гена. – Ты, однако, настоящая обманщица! Знала, что носишь ерунду, и поперлась к ювелиру. Молодца, так и надо, никогда не сознавайся! А теперь гони бабульки.

– У нас карточка, – просипела Нина.

– Опаньки! – шлепнул себя по бедрам Гена. – Значитца, я должон еврики демонстрировать, а ты, блин, фигу в сумочке прячешь? Надеешься мне не заплатить? Не прокатит!

– Верну деньги в гостинице, – отрубила Нина.

– Эй, ребята, вы свидетели, – заголосил Сорокин.

– Наверное, очень обидно носить подделки, – с фальшивым сочувствием вздохнула Лариса, – унизительно! Я бы не смогла.

Нина тряхнула головой, аккуратно заколотый пучок волос превратился в лохматые пряди.

– Меня обманули! Я подам на Картье в суд и выиграю дело, а вот ты, эмигрантка хренова, таскаешь на плече фальшивую сумку от «Шанель»!

Лариса попятилась к окну, Нина наступала на экскурсовода.

– У Дарьи подлинный ридикюль, – гремела она, – сразу видно, отдала баба за кусок кожи на цепочке офигенное бабло. А ты приобрела пиратский вариант, выглядит похоже, но не на мой наметанный глаз! Обе сумки бежевые, обе с логотипом, да строчки разные и кожа отличается. Будешь еще выступать? Че, у мужа-пхасца деньжонок маловато?

Лариса прикусила губу, я прикрыла рукой свою любимую сумочку. Да, грешна, приобрела в Париже ридикюль за нереальные деньги. Не смогла устоять, влюбилась в сумку, и что самое интересное, заметила, что у Ларисы точь-в-точь такой же аксессуар. Еще подумала: наверное, экскурсовод хорошо обеспечена, раз позволяет себе культовые сумки. Мне ее «Шанель» не показалась поддельной.

– А я и не скрываю, что ношу копию, – неожиданно призналась Лариса, – где взять кучу евро на удовлетворение всех желаний? В отличие от некоторых я не выжимаю из мужа все соки.

Стоявший позади меня Сергей неожиданно закашлялся, Нина переключила внимание на мужа.

– Прекрати жевать омерзительную анисовую жвачку, у тебя от нее коклюш начинается! Выпей воды! Немедленно!

Кузя залаял, Сергей молча повернулся к двери.

– Эй, ты куда? – остановила супруга Нина.

– Пить, – коротко ответил он и снова поперхнулся.

– Мелочь у меня, – напомнила Нина, – сейчас дам на газировку.

– Не надо. В автобусе есть. В пакете, – отрывисто возразил супруг.

– С ума сошел? – возмутилась Нина. – Я прихватила для Кузи из гостиничного бара оригинальную французскую минералку без пузырей. Купи себе местное пойло и наливайся им по ноздри.

После весьма неприятного разговора в ювелирной лавке члены нашей группы гурьбой вывалились на улицу и разделились. Злая до бешенства Нина подхватила Кузю и ринулась вверх по кривой улочке. За ней, опустив голову, засеменил Сергей. Юрий и Светлана отправились в сторону продуктовых рядов, Наташа и Катя увязались с ними, а я банным листом прилипла к Геннадию, нагло сказав:

– Ты один, и я без спутника, давай гулять вместе.

– Хотел пошляться по местным антикварным лавчонкам, – заюлил Гена, – там грязно, душно, нет кондиционеров.

– Замечательно, – кивнула я.

– У пхасцев бывает проказа, – попытался напугать меня Сорокин.

Очевидно, мой побег из кино все же задел его самолюбие.

– Ерунда, – бесшабашно сказала я, – у проказы двадцатипятилетний инкубационный период. Если я заражусь, то первые признаки проявятся аж в две тысячи фиг знает каком году!

– Ну пошли, – без энтузиазма согласился Сорокин, и мы потащились по магазинам.

Спустя час я устала, захотела есть и пить, но Гена бодро шагал от одной торговой точки к другой, отыскивая «антиквариат». Я боялась упустить хоть слово из его разговоров с продавцами, поэтому не рисковала даже отлучиться к палатке с мороженым. Несколько раз Сорокин с фальшивой заботой восклицал:

– Дашенька, ты побледнела, посиди в кофейне, я к тебе присоединюсь через десять минут.

Но у меня его вежливые предложения вызывали подозрения, я быстро отвечала:

– Я всегда серого цвета, никогда не краснею и не загораю, сейчас великолепно себя чувствую, бодра и полна сил.

И мы топали дальше. Еще через сорок минут Гена сменил пластинку:

– Даша, давай ты попьешь чаю с пирожными за мой счет! А я пока сношусь вон в тот совсем уж грязный магазинчик.

Во мне проснулась хорошо натренированная охотничья собака. Раз жадный Гена решил потратиться на стакан чая и сладкое, значит, он очень-очень не хочет, чтобы его спутница зарулила в «совсем уж грязный магазинчик».

– Нет, – с небольшой долей злорадства ответила я, – одна в кафе я не останусь!