Походило на то, что этот рыдван с того момента так и стоит без движения. А сколько прошло времени? Два дня? Две недели? Между баранкой и приборной панелью обнаружились частые нити паутины, но я уже знал местных пауков – шустрые они.

И с горючим оказалась проблема. В баках машины вряд ли плескалось больше стакана солярки, в чем я убедился, когда снял поочередно обе крышки. Валяющаяся на земляном полу канистра с открытой горловиной не внушала оптимизма. В ней вообще было сухо, как в пустыне Намиб. И содержимое багажника не сильно обнадежило – набор инструмента, запасное колесо и саперная лопатка. И большое паучье гнездо – как же здесь без этого?!

Я поглядел на техническую и прочую утварь, собранную в гараже. Обычные водительские цацки типа запчастей, домкрата и лебедки. На примитивном верстаке стоит некий электрический агрегат, с клеммами под автомобильный аккумулятор, но на зарядное устройство не очень похожий… Электрический двигатель… Индуктор с регулятором оборотов… Трансформатор… И два длинных провода, прикрученные каждый к стальному раздвижному хомуту, диаметром как раз примерно в толщину лодыжки среднего взрослого человека.

Агрегат почему-то наводил на мысли о машинах, предназначенных для быстрого получения информации путем особо доходчивого убеждения.

Я вышел из сарая. Солнце собиралось закатываться, а в здешних местах вечер очень быстро переходит в ночь. Надо поторапливаться. Тем более что уже смертельно хочется пить…

На трупы смотреть неприятно. Тем более, на трупы людей, убитых лично тобой. И пусть меня жизнь когда-то научила стрелять в людей, привыкнуть к акту убийства, наверное, невозможно. В профессиональные киллеры я, видимо, не гожусь.

Вытряхнув из себя остатки сегодняшнего обеда, я утер физиономию и с большим усилием подошел к очередному мертвецу. У этого на поясе болталась фляжка, а в Африке пригодная для питья вода действительно на вес золота. Я снял наполненную чем-то фляжку с ремня, открутил крышку и осторожно принюхался. Никакого запаха. Я еще более осторожно сделал глоток. Вода, слава тебе, Господи!

Приватизировав запас воды в количестве пяти фляжек, я задумался еще кое о чем. Ведь этих воинов кто-то доставил сюда, к этому аэродрому. Не из-под земли же они вылезли, в конце-то концов…

Мои поиски вероятных транспортных средств ни к чему не привели. Я полчаса блуждал по колючим кустарникам, кормя мух с москитами, и убедился лишь в том, что если боевики не вылезли из-под земли, то их доставили сюда воздушным судном. Которое, выходит, улетело, прежде чем здесь приземлился наш самолет.

А наш самолет, выходит, приземлялся здесь прежде не раз и, наверное, не два… Только меня, как экспедитора, почему-то решили не ставить об этом в известность.

Вернувшись к кромке летного поля, я стал изучать стрелковое оружие, которым эти деятели пытались сделать из Андрея Маскаева решето. Негры воевали автоматами Калашникова образца 47-го года, причем советского производства. Это наводило на определенные размышления, но я сейчас не видел резона вдаваться в политическую историю. Главное – рожки с патронами отлично подходили к моему автомату, сделанному где-то в Китае, а посему я взял себе целый подсумок – четыре магазина, да еще два десятка два патронов россыпью. Автомат оставил свой – пусть китайский, но я чистил его собственноручно и уже успел убедиться, что он не подводит, а где гарантия, что эти черные воевали безотказным оружием? Теперь можно было надеяться на удачный исход возможного нового столкновения.

Вопрос только – с кем? Черт возьми, я даже не знал, в какой стране нахожусь. Конго? Ангола? Заир? Взглянув в сторону быстро опускающегося к горизонту Солнца, я стал прикидывать направление моего возможного движения отсюда.

На западе должно быть побережье Атлантики. Но между ним и мной – несколько сотен километров лесов и болот, если верить словам штурмана. На севере – джунгли, которые я уже не раз мог увидеть в иллюминаторе самолета. Зеленый ад. Зеленые пауки и зеленые мамбы. Восток – глубина континента, саванна. Львы и гиены. Юг – пустыня. Отсутствие воды и выбеленные яростным солнцем кости.

Из четырех зол надо выбирать меньшее. Для меня наименьшим злом казался запад. Но только не сейчас. Только завтра. Идти ночью по африканской земле может только абориген или самоубийца. Ни тем, ни другим я себя не считал. Хотя, наверное, первым шагом к самоубийству было мое посещение новосибирского офиса литовской авиакомпании «Аэлитас».

Господин Робертас Кеженис выглядел соответственно статусу генерального директора небольшой иностранной компании. Одет он был в серый деловой костюм с галстуком, украшенным рисунком в виде свирепой маски. Возможно, африканской. Светловолосый, чисто выбритый, пахнущий «Хьюго Боссом», говорящий с характерным акцентом, он вовсе не показался мне скотиной или хамом, что бы там ни говорил Толя.

– Так какое вы получили образование? – спросил Кеженис.

– Высшее техническое.

– Какой университет вы окончили?

– Институт водного транспорта.

– А чем занимались после окончания учебного заведения?

Кеженис говорил хоть и с акцентом, но весьма правильно, пожалуй, даже слишком. Словно книгу читал.

Я коротко рассказал о своей трудовой биографии, опустив, разумеется, те эпизоды, о которых работодателю вообще знать не следует.

Кеженис провел рукой по подбородку.

– Значит, вы сейчас ищете работу экспедитора?

– Да.

– А кто порекомендовал вам обратиться в нашу авиакомпанию?

– Анатолий Самаев. – Что за дурацкие вопросы, ведь и так все ясно…

– Вы давно его знаете?

– Лет пять… Может, немного больше.

– Он рассказал вам о некоторых особенностях нашей работы?

– Рассказал.

– Думаю, он рассказал вам не все… – Робертас вышел из-за стола и медленно сделал полукруг вокруг своего рабочего места. – У нас работа достаточно специфическая. Наши самолеты почти все время в воздухе. Вы хорошо переносите длительные перелеты?

– Да, хорошо.

– Самолеты грузовые. Работа предстоит на африканском континенте. Сразу скажу: многое из того, что видят там наши экипажи, не подлежит широкой огласке. Вы меня понимаете?

– Конечно.

– Очень хорошо. Вы знаете, что малейшая неосторожность может закончиться арестом. Власти африканских государств нередко задерживают самолеты. Иногда под арест попадают члены экипажа. Сами понимаете, что вытащить потом человека из африканской тюрьмы – занятие почти безнадежное.

– Я слышал о таких вещах.

– В этом месяце в Конго остался наш экспедитор. В Нигерии арестован экипаж украинского самолета. В Танзании осуждены более чем на десять лет несколько ваших соотечественников. Это только те факты, которые известны мне точно. На самом деле в Африке пропало очень много европейцев. И не всегда из-за неприятностей с местным законодательством. Террористы. Они называют себя партизанами и повстанцами, но на деле они ничем не отличаются от настоящих террористов. Лишь в Анголе за последние годы было сбито самолетов пятнадцать. Экипажи взяты в плен, и о них ни слуху, ни духу. Я подозреваю, что летчики погибли очень страшной смертью. Местные власти кричат о том, что иностранные компании эксплуатируют воздушные суда, исчерпавшие свой ресурс, а потому террористы ни при чем. Самолеты просто падают, и виноваты в этом якобы их владельцы. А сами африканцы при этом даже не следят за состоянием аэродромов. Диспетчерская служба нормально работает только в странах Южной Африки, но там свои перевозчики. В начале года мы вылетали из Вамбо, это все та же Ангола. Мы-то успели. А следом при взлете рухнул «Ан-12» – ливень размыл полосу.

Мне показалось, что Кеженис пытается попросту меня запугать. И вообще, он не слишком рад тому, что его сотрудники из летного состава сами подыскивают кадры среди своих знакомых. Но ведь мог бы сразу сказать, что не нуждается. Нет, ведь, думает о чем-то своем. Прикидывает, стоит ли и дальше кота за хвост тянуть, или пора перейти к более конкретным словам.