Самолет вышел из полосы облаков, в иллюминаторы ворвался ослепительный солнечный свет, и я, устроившись поудобнее в кресле, приопустил затемняющую шторку и посмотрел влево, на своих соседей. Рядом маялся какой-то старый боров, видимо, он ужасно перенес взлет, надо полагать, при посадке ему станет совсем худо. У прохода, небрежно забросив ногу на ногу в бежевых брючках, уткнулась в книгу симпатичная девчонка. Студентка, наверное. Отличница. Черт, неужто нельзя сделать так, чтобы они поменялись местами?..

Я страшно люблю летать на самолетах, жаль только, что не часто приходится. Хорошо, если в процессе полета рядом окажется хороший собеседник, а еще лучше собеседница. Кстати, с Танькой я познакомился именно в самолете…

Ладно. Все-таки не на курорт лечу. Я открыл папку и начал просматривать документы. Передо мной лежали три копии – накладной, дорожной ведомости и этого чертова акта общей формы. Ну, акт меня пока мало интересует, «дорожка» – тоже, а вот с накладной можно ознакомиться и посерьезнее.

Так, форма междуведомственная, погрузка, скорость перевозки, прочая шушера-мушера. Упаковка – контейнер № 599 074 126, наименование груза – тара возвратная… Тарифные отметки, отметки водного транспорта… Стоп. Почему не указано, что составлен акт? Непонятно, однако. Ладно, это меня не касается, не мое дело. Пусть у патрона голова болит.

Краем глаза я увидел, что старый боров наклонился к уху девчонки и стал что-то ей нашептывать. Ага, местами меняются. Бедолаге, наверное, совсем плохо.

Усаживаясь в кресло «Б», девчонка взглянула в мою сторону, и, по всей видимости, моя улыбка, которую я постарался изобразить, произвела на нее какое-то впечатление. Она сразу – в книжку. Ах, какая интересная книжка! Особенно верхняя строка левой страницы. Даже уши малиновые стали. И щеки. Интересно, живет она в Сургуте или в гости к кому собралась?

Раздумывая так и уже начав строить планы, я вдруг вспомнил про Таньку. Хорошо бы знать, чем она вздумает заняться, пока меня нет? Разумеется, она отлично знает, что, кроме нее, у меня никого нет, а тот случай в поезде, конечно, не в счет, и та поездка в Красноярск, – тоже, и она об этом тоже знает. И догадывается о том, что я все знаю про нее. У нее тоже, кроме меня, никого нет, если не считать какого-то там троюродного, по ее словам, брата. Но я, правда, отлично знаю, что никакой это не троюродный брат, а третий штурман с «Плотовода» – зимой я с ним водку пил… В конце концов, я тебе не муж, ты мне не жена, но я от тебя уходить не хочу, да и ты меня не захочешь отпустить, так что пусть пока так все и остается. Связываться нам официально – пустой номер. Об этом красноречиво свидетельствуют штампы в моем паспорте, и такие же точно штампы в твоем. Правда, с меня еще и высчитывают, а ты оказалась осторожнее…

– Девушка, – обратился я к соседке, – у вас случайно не найдется еще какой-нибудь книжки? А то я с собой что-то не догадался прихватить.

Ее ушки стали совсем огненными. Бумажку поднесешь – вспыхнет. Я немного сменил тактику:

– Первый раз в жизни повезло: самолет вовремя вылетел.

Девчонка молчала, по-прежнему читая ту же строчку.

– Это, наверное, потому, что пилоты заметили вас, – начал я напрямую, – и решили: будь что будет, а доставим девушку вовремя…

Девчонка повернулась в мою сторону. Взгляд ее говорил: «Не знаю, кто там кого доставляет, но меня эти постоянные заигрывания в транспорте достают здорово». Сама вслух все же сказала:

– Да?.. А я-то думала, это потому, что погода хорошая…

Банальщина, но что поделаешь? Я тоже похвалил погоду и меньше чем через десять минут уже знал, что девчонку зовут Наташа, что живет она вообще-то в Сургуте, а в том городе, откуда мы летим, она жила у своей старой тетки, пока были занятия в институте. Домой она долго не могла дозвониться, наверное, родители на даче или еще где, так что теперь она летит в Сургут на свой страх и риск. Я, конечно, посочувствовал и предложил свою помощь. Она не стала говорить ни «да», ни «нет», я сменил тему разговора, и так мило мы протрепались почти весь полет, пока не вспыхнуло табло с известной надписью.

Толстый боров сразу же стал наливаться зеленой краской, и я поинтересовался у Наташи, как она относится к посадке.

– Ой, замечательно! – воскликнула она. – Знаешь, как здорово!

– Абсолютно согласен.

Нас попросили пристегнуть ремни, теперь уже в устной форме, и вскоре самолет начал проваливаться.

– Ух! – выдохнула Наташа.

– Тащишься? – спросил я.

– Ага! Давай тащиться!

– Давай… – согласился я.

В Сургуте я провел три чудесных дня. Пять раз сходил в кино, то есть ровно в пять раз больше, чем за год жизни дома. Встретил двух приятелей, знакомых еще по рабфаку, попил с ними пивка и даже водочки, хорошо зная, что вечернего скандала, учиняемого женской стороной, ждать не нужно. Кайф! Пришлось, правда, проглотить не меньше кубометра едкой желтой пыли, тучи которой постоянно носятся по этому городу, вызывая вполне заслуженные проклятия. А что касается Наташи, то, проведя у нее одну ночь, я решил больше с ней не встречаться. Слишком хорошо мне было известно, чего можно ожидать от таких вот студенток-отличниц, которые любят тащиться…

Порт я пока что обходил за версту. Правда, сразу же по приезде, вернее, по прилете, позвонил из проходной, не представляясь, диспетчеру и выяснил насчет «Беломорки». Посудина прибывала в Сургут тридцать первого мая, часов около шести вечера; так что после пяти в этот день я уже дежурил на территории. Большие и средние начальники к этому времени отправились с работы восвояси, а я, не привлекая лишнего внимания к своей персоне, сидел и покуривал в тени здания районной конторы. Какое-то предчувствие подсказывало мне, чтобы я не лез на рожон с документами.

Тут мне повезло: мимо продефилировала знакомая личность – Гена Бражников по прозвищу Брашпиль, который, подобно мне, когда-то списался на берег. Вон, значит, куда его черт занес…

Мы потолковали за жизнь, за работу, поругали правительство и начальников, после чего я ему кое-что рассказал (конечно, далеко не все) о том, что привело меня в этот порт. Гена всегда был парнем толковым и совершенно нелюбопытным, и эти его черты характера устраивали меня как нельзя лучше.

…Грузовой теплоход «Беломорский-60» финской постройки, очень, кстати, симпатичное и надежное судно, причалил только в половине восьмого, когда с реки начало тянуть свежестью и принялись кусаться летучие звери. В этих местах водится настоящий комар: бывает, схватишь его, в кулак зажмешь, так ноги его внизу болтаются, а клюв сверху торчит.

Началась погрузка. Гена Брашпиль, маленький подвижный и. о. начальника смены, суетился и лез во все щели, чем вызывал усмешку у бывалых докеров. Похожий на гигантского жирафа портальный кран поочередно снимал с площадки контейнеры и ставил их для проверки на причальную стенку, опуская затем в судовые трюмы. Я прохаживался рядом, отмахивался от комаров и ждал. Наконец появился Гена.

Он подмигнул мне и протянул скушенную с контейнера пломбу вместе с проволокой. Я спрятал ее в карман, после чего мы вместе двинулись к причальной стенке.

Кран пронес над нашими головами очередной контейнер и поставил его на край стенки. Тут и зашумел какой-то молодой парень из экипажа капитана Климова – пломбы на этом контейнере номер № 572 431 212 не было – она лежала в моем кармане.

Дальше все происходило как нельзя лучше. Гена тут же вызвал бригадира докеров, подвел ближе двух приемосдатчиц и того парня с «Беломорки», оказавшегося вторым штурманом, и вскрыл контейнер. Истошно завизжали шарниры дверей, и я увидел аккуратно составленные полиэтиленовые ящики из-под бутылок. Все в порядке. Гена составил акт, который тут же на месте подписали все присутствовавшие, кроме, разумеется, меня, затем мой приятель закрыл контейнер и запечатал его своим пломбиром. Контейнер пошел в трюм, погрузка продолжилась своим чередом и дело мое было вроде бы закончено.