– Нет, Аркадий Палыч, – ответил я, соображая, чем же это дело может пахнуть.
– Ладно… И все же, Сошников. – Папа строго взглянул на моего патрона. – Почему вы уговаривали Знобишина забыть об этом акте?
Патрон поднялся и начал обреченно говорить:
– Утром возле кабинета меня встретил этот самый Знобишин и рассказал совершенно непонятную историю. Будто бы ночью после обеда во время погрузки контейнеров он обнаружил сорванную пломбу. Поднял шум, позвал капитана…
– Капитана? Грузили в судно?
– Нет. Из судна в вагоны…
– А почему капитана? Он что – сам сдавал и принимал груз? А представители МПС где были?.. Павлюченко?
Павлюченко встал.
– Н-на причале, там же, – неуверенно произнес он.
– Точно?
– За выгрузкой наблюдал Знобишин, – ответил сменный. – Говорит, что все были на месте.
– Судно какое было?
– «Беломорский-60».
– Ага. Там капитан Климов… А почему, собственно, на акте нет его подписи, Павлюченко? И вашей?
– Ну, Василий Фомич сказал, что…
– При чем здесь Василий Фомич?! – Тон Папы был зловещ. – Я вас спрашиваю, Павлюченко.
– Знобишин же сам подписался. И обеих приемосдатчиц подписать заставил. Они что – девчонки…
– Девчонки, – повторил Папа. – Знобишин, насколько я знаю, тоже студент-практикант. Как же это получается, товарищи, что студенты лучше вас знают, где есть коммерческий брак, а где нет?
– Знобишин позвал капитана, – произнес Сошников, – и ткнул пальцем в пломбу. Капитан заявил, что ничего страшного, и к тому же, Аркадий Палыч, то же сказала и Серикова, эта смежница с железной дороги. Ну, и перегрузили, а Знобишин расшумелся, позвал приемосдатчиц, и они тут же составили акт…
– Действительно, странная история… – Папа казался озадаченным. – Василий Фомич, мне уже доложили, что фактура составлена на нестандартном бланке. Кто отправитель?
– Сургутский ОРС, – неохотно ответил Сошников.
– Чушь какая… Неужто у них бланков нет… А что по накладной?
– Тара возвратная, – еще более неохотно ответил Сошников.
– Получатель?
– Кисловодск, завод безалкогольных напитков.
– Аркадий Палыч, – подал голос Молодцов. – Это, конечно, не столько наше дело, сколько смежников из МПС, но я хочу сказать, что подобные странности происходят уже не в первый раз.
– А что? – насторожился Папа.
– Уже три или четыре раза, – продолжал начальник грузового района, – из Сургутского ОРСа отправляют тару в Кисловодск по фактурам на каких попало бланках. Потом, мои приемосдатчики не раз замечали исправления в дорожных ведомостях. И, что самое интересное, все контейнеры с возвратной тарой оттуда шли именно в шестидесятой «Беломорке».
– Вот как? Сошников! Почему я об этом слышу не от вас?
Сошников засунул пальцы за воротник и не очень ласково взглянул в сторону Молодцова.
– Мне об этом его приемосдатчики не докладывали, – подавив вздох, сказал мой патрон.
– Сочувствую, Сошников… Ладно. Сургут, значит, вот оно что… Жаль, что там сейчас все начальство сменилось, никого пока еще не знаю… Так… – Папа собрал на лбу пять прямых морщин; это означало, что начальник принимает решение. – Вот что, товарищи. Придется сделать так. Дело мне это нисколько не нравится, с коммерческим браком шутки плохи, кто бы там чего ни говорил. В общем, надо провести служебное расследование. Отправить человека в Сургут, пусть проследит, как там у них в порту происходит погрузка и отправление груза. Если что, пусть под любым предлогом вскроет контейнер… Отчет – лично мне. Если все будет нормально, акт можно будет уничтожить… Василий Фомич, возьмите его себе… Кого отправим? Я думаю, возражений не будет, если поедет Маскаев? Человек он молодой, наблюдательный и работу знает прекрасно… Согласны, товарищи?
Товарищи были согласны. Я тоже, в общем, не имел ничего против, но был слегка удивлен, потому что инженер Маскаев – это я.
Я сбросил тапки и повалился на диван. Придвинув табурет со стоящей на нем пепельницей, закурил. Вообще-то, Танька не разрешала мне дымить в комнате, но до ее прихода времени было еще порядочно, и я особенно не беспокоился.
Вытащив из кармана билет на самолет, я покрутил его так и сяк – вечно мне кажется, что в кассе что-нибудь да напутали – и начал прикидывать, сколько времени придется проторчать в Сургуте.
По-видимому, послезавтра вечером я уже буду на месте, а «Беломорка» придет в порт… Так, до Сургута километров тысячи две с гаком… Кажется, две двести. За сутки «Беломорка» проходит километров четыреста, значит, всего ей шлепать… Суток пять… Пусть даже чуть больше, учитывая всякие непредвиденные задержки. В общем, тридцать первого мая, к вечеру, думаю, все и выяснится…
Я посмотрел в сторону работающей аппаратуры. Через пару дней припрутся заказчики, а у меня еще восемь бобин не записанных… Сказать Таньке, чтоб следила повнимательнее. Бабки пусть возьмет и не тратит… Хотя все равно ведь купит что-нибудь, не удержится. Знаю я ее… И чтоб ничего там не перепутала. Оригиналы вернуть дяде Геворгу, «Летний сад» – Генке из вокзального киоска, Аллегрову – Володе, Мадонну – Ларисе Ивановне… Не перепутать, только не перепутать… Танька, вообще-то, не должна перепутать, это только я никакой разницы в этих псевдомузыкальных «творениях» не нахожу…
Докурив сигарету, я отправился в кухню и, пока обедал, подумал, что перед выездом обязательно нужно повидаться с этим мастером-студентом, как его… Знобишиным. Надо узнать, как все происходило на самом деле…
Я решил, что Знобишин живет в нашей портовской общаге, и не ошибся. Войдя в подъезд мрачного кирпичного сооружения, я поздоровался с вахтершей, которая, как всегда, мне не ответила, и начал спрашивать про Знобишина. Тетка поначалу проговорилась было, что живет такой в семьдесят шестой комнате, а потом сразу же начала уверять, что этот Знобишин-де сейчас на работе. Я посоветовал ей придумать что-нибудь другое, так как отлично знаю, что он сегодня работал в ночь, и тетка тут же заявила, что нужный мне человек вышел, а куда – неизвестно.
Поняв, что эта старая карга меня наверх не пропустит, я сел ждать на один из стоявших в вестибюле стульев.
Вскоре мимо меня к выходу пробежал какой-то паренек.
– Эй, земляк! – позвал я.
Тот остановился и вопросительно взглянул на меня.
– Слушай, – сказал я, – мне бы увидеть студента Знобишина. Не поможешь?
– Знобишин – это я, – был ответ.
Демонстративно не глядя в сторону вахты, я продолжил:
– Прекрасно. Меня зовут Андрей. – И протянул руку.
– Женя.
Мы обменялись рукопожатием.
– Ты не торопишься? – спросил я.
Он глянул на часы.
– В общем, нет. А что?
– Да поговорить бы кое о чем… Но только не здесь. Здесь есть посторонние, – сказал я достаточно громко.
– Добро. Зайдем ко мне. Сосед умотал куда-то.
– Хорошо.
Мы направились к лестнице, и тут вахтерша завопила:
– Документ, документ оставьте!
Я положил на стойку пропуск.
– Только чтоб не до ночи, – зло шипела тетка. – Опять, наверное, водку жрать, да? Телевизор кто ночью с вахты уволок? Дружки твои, да?
– Ага, дружки, – желчно ответил Знобишин. – Не надо спать на дежурстве.
Оставив бабку пыхтеть и клокотать, мы поднялись в комнату.
Комната номер семьдесят шесть была мне знакома. Когда– то я пару раз переночевал здесь после того, как списался с толкача. С тех пор комната эта, предназначенная, как и раньше, для всяких временно проживающих, практически не изменилась, только стала еще более грязной и ободранной.
– Чай будешь? – спросил Женя.
Я не большой любитель чайных церемоний, поэтому заверил, что не испытываю никакого желания и, угостив студента сигаретой, закурил и сам. А потом завел разговор, начав сразу с дела:
– Я работаю у Сошникова. Мне поручили разобраться с этим дурацким контейнером и с этим актом. Так что, Женя, расскажи-ка мне, как было дело.
