Через час с небольшим я взял свой гамак и спальник и вместе с Доном поднялся в лагерь 7½. Боннетии росли тут так густо, что лагерная площадка казалась обнесенной проволочным заграждением, а вообще-то здесь было вполне уютно. Мо сделал себе матрац из чего-то вроде вереска. Адриан поместил свой гамак под навесом; рядом висел гамак Джо, привязанный к тонкому кривому деревцу. С человеком внутри этот гамак вполне мог сравниться с заряженной катапультой.

Джо и Адриан встретили меня предложением отведать супа. Я мог даже выбирать между двумя супами, приготовленными симпатичным и энергичным «дворецким» Адриана Арнольдом, который всех нас величал «дядюшками», только Адриан был для него «мистер Томпсон».

Мы подробно обсудили с Джо наши дальнейшие планы. Он уже чувствовал себя лучше и согласился продолжать работать в паре с Мо, при условии, что следующий отрезок первыми пройдем мы с Доном. Мо сейчас не был настроен лидировать; следовательно, его задели обидные слова Дона.

Во что бы то ни стало нам надо было добиться какого-то прогресса в ближайшие дни. Запасы продовольствия опять оскудели. Едоков было столько, что наше положение все время оставалось критическим — совсем как платежный баланс Великобритании.

Дон не любит, чтобы его подгоняли, а я около полудня направился к стене в сопровождении двух индейцев; мне и без Дона было чем себя занять. День был пригожий, погода явно налаживалась. Когда показалось солнце, стало даже жарко. И я вспомнил, что экватор недалеко, хотя в ночные часы и днем на стене нам приходилось померзнуть.

Придя в лагерь 8, я принялся свертывать бивак: больше он нам не требовался. Путь до Тарантуловой террасы был хорошо отлажен, и теперь там должен был располагаться наш базовый лагерь. Дон подошел, когда я уже управился с работой. Мы вскипятили чай, затем он пошел первым вверх по закрепленным веревкам. Мы несли с собой провиант на пять дней и дополнительный запас веревок — последнее, что у нас оставалось. Не считая того, что пошло на сооружение хижин, всего к концу экспедиции было израсходовано тысяча двести метров одного только корлена.

Я пошел следом за Доном вверх по Большой впадине, а когда перестегнулся на очередную веревку, чтобы идти последний отрезок до Террасы, почувствовал слабину. Добравшись до верхней части камина, откуда мы сворачивали вправо на маленькую полочку, я обнаружил, что основной крюк выскочил и веревка держится на крюке, вбитом выше, на пути к Африканской корке. Хорошо, что мы, соблюдая требования осторожности, связали вместе все веревки, так что они тянулись непрерывно от достигнутой нами высшей точки до лагеря 8.

Вечер порадовал нас хорошей погодой, и мы приготовили на обед мясо с рисом.

Утро выдалось отличное. Паривший у моего гамака колибри словно журил меня: «Поднимайся, лентяй!» Возбужденно щебетала эскадрилья попугайчиков; из лагеря 7½

доносились голоса индейцев. В радужном настроении я выбрался из гамака и прошел к Дону. Овсянка и чай придали нам сил для очередного броска.

Освоенный нами путь через карнизы от частого пользования стал не лучше, а хуже. Несколько веревок были заметно потерты, но я предвидел это и припас пустые вещевые сумки, с тем чтобы подложить их под веревки на острых краях. Я наладил страховку там, где Дон

провел долгие холодные часы в день нашего неудавшегося штурма, а он пошел дальше вверх по Бездонному камину. По пути я подложил сумки под две уязвимые веревки, закрепив их шнуром, привязанным за крюки. Теперь веревки на Африканской корке были защищены, а на краю Большой крыши я подложил сумку только под новую веревку, поскольку вторая явно отслужила свой срок.

Сверху до меня доносился непрерывный поток бранных слов: «Ну и кавардак!», «Полуштык, черт бы его побрал, полуштык!»

Дона приводила в ярость моя привычка завязывать у

злом свободные концы закрепленных веревок; впрочем, Джо тоже страдал этой болезнью. Пристрастие к по

рядку не позволяет мне оставлять без внимания свободные концы, но в данном грехе был повинен не я.

— Мне можно подниматься?! — крикнул я с надеждой.

Никакого ответа. Я повторил свой вопрос через пять минут. Опять никакого ответа.

— Я спускаюсь, — донесся наконец глухой голос Дона, словно из глубины сырой пещеры.

И вот он возник на крутом перегибе надо мной— весь в грязи и мокрый насквозь. Дон висел на закрепленной веревке над большим карнизом, и я подтянул его к себе.

Дав ему отдышаться, я спросил:

— Ну, что там?

— Буду страховать тебя отсюда: та ступенька ни на что не годится. Но учти: направляющая веревка застряла. Там столько веревок — в жизни не видел ничего подобного! Я смотал их, но веревку Джо заело, когда я пытался вытянуть ее вниз.

Мо страховал Джо, когда он спускался от высшей точки; поравнявшись с Мо, Джо отстегнулся от своей веревки, чтобы следующий, кто пойдет вверх, мог пользоваться ею как полиспастом.

Осмотрев этот неприятный отрезок, Дон решил, что будет лучше от места страховки податься влево, чтобы выйти на пролет, который он с самого начала считал намного более сухим. Однако веревка Джо зацепилась возле верхнего крюка, когда Дон стал ее тянуть. Оттуда, где мы стояли, до высшей точки, достигнутой Джо, было около сорока метров.

— Ну, и что я теперь должен делать, черт дери? — спросил я.

— Поднимайся до места страховки и иди влево.

— А какой веревкой мне пользоваться?

— Ну, попробуй сдернуть веревку Джо. Может быть, получится, — неуверенно предложил он. — Или воспользуйся какой-нибудь из других веревок там наверху.

Я напомнил слова Мо о том, что Дону лучше страховать меня с верхней точки.

— Я не согласен, — ответил Дон, пристегиваясь карабином к крюку. — Там жутко противно и мокро.

— Ладно, — уступил я. — Пойду посмотрю.

Оставляя эту точку, мне надо было пристегнуться к одной из двух идущих вверх веревок карабином с петлей, соединенной с моей обвязкой. Веревка, на которую я надел жумары, тянулась сперва почти горизонтально и лишь потом переходила на вертикаль.

В таких случаях необходимо очень осторожно нагружать жумары — ведь они рассчитаны на вертикальное или почти вертикальное движение. Правда, в данном случае меня страховал карабин, надетый на другую веревку. Поначалу я шел метрах в трех с половиной от ребра, обозначающего левую границу Бездонного камина, затем веревка привела меня в самый камин, и я попал под слабенький душ — кап-кап, кап-кап… Однако на пол-пути вверх меня словно накрыл водопад. Мокреть, густая растительность, и вообще хуже некуда… Я не завидовал Мо и Джо, которым пришлось выполнить работу, весьма похожую на очистку авгиевых конюшен. Полочка, где была закреплена веревка, оказалась не шире малоформатной книги; небольшой скальный выступ отделял ее от главного желоба, где висела веревка Джо. В критических замечаниях Дона было немало истины: веревок тут скопилась уйма. Правда, благодаря ему в них теперь можно было кое-как разобраться. Пристегнувшись к вбитому Мо шлямбурному крюку, я откинулся назад и стал дергать исчезающую вверху веревку Джо. Крепко застряла, однако я не сомневался, что стоит мне рискнуть и загрузить ее своим весом, как она живо выскочит!

Я проверил пролет слева, о котором говорил Дон, но быстро убедился, что трещины под зеленой порослью сходят на нет. И за что ни возьмись — все покрыто противной слизью. Было ясно, что влево без шлямбурных крюков не продвинешься. И я снова посмотрел вверх, изучая крючья, которые вбил Джо на пути к своей верхней точке. Они не внушали большого доверия. Затем я переключил внимание на веревки. Большинство из них пылилось на чердаке Джо последние пятнадцать лет. Может быть, они еще годились для навешивания в сочетании с корленом, но на роль страховочной веревки никак не подходили. Вряд ли хоть одна из них могла бы выдержать серьезную динамическую нагрузку: чуть ли не у каждой был виден тот или иной изъян. Для направляющей веревки это не так важно: сомнительные участки можно завязать узлом или просто вырезать. Неохотно я пришел к выводу, что единственная пригодная веревка —та самая, что висела надо мной подобно дамоклову мечу.