Звон тесака смолк, и через несколько минут Дон вошел в хижину с «черного хода», со стороны нужника. Голый по пояс, он обливался потом, но явно был удовлетворен своими трудами. Накануне он целый день связывал зеленой корленовой веревкой кривые сучья, которые пошли на каркас хижины, и крепил их растяжками за ближайшие корни. Он истратил не один десяток метров веревки, зато получилась весьма прочная конструкция.

— Глядите, гора расчистилась! — возвестил Майк.

В самом деле, на фоне серого облака четко вырисовывалась озаренная вечерним солнцем голая красная стена Рораймы.

— Здорово, — сказал я, в который раз восхищаясь поразительным творением природы.

Шестьдесят пять квадратных километров с лишним… Я в жизни не видел ничего подобного.

— Да, ничего горочка, — согласился Дон, рассматривая Нос в маленький бинокль, который позволял ему отчетливо видеть укрепленную Майком веревку.

Накануне Мо и Майк дошли до обросшей бромелиями полочки на высоте около пятидесяти метров. Дальше растений было больше и путь выглядел потруднее. Зато они обнаружили отличное место для бивака в нижней части стены, которое позволяло нам сэкономить свыше часа ходьбы от нынешнего лагеря до Носа. И даже не обязательно брать туда палатку: если отодвинуть несколько песчаниковых плит, получится пещера с естественным сводом. Завесим ее брезентом, и будет отличное убежище.

На пути к подножию стены был очень грязный вертикальный пролет. Здесь они укрепили веревку, однако предупредили нас, что все равно придется пользоваться зажимами жумар, потому что веревка из-за грязи скользкая и вообще там слишком круто, чтобы лезть с рюкзаком без зажимов.

В это время в лагерь явился Мо. Курева он так и не раздобыл, зато принес в рюкзаке продукты, кое-какое снаряжение и палатку, которую тут же принялся ставить, чтобы, как он выразился, было больше простора для спины: Мо и Джо уже много лет страдают от болей в спине.

Одновременно, как мы узнали потом, те, что ушли вниз, добрались до лагеря 6. Они здорово устали, и у Алекса болели икроножные мышцы. Хотя Освальд ходил с нами носильщиком до лагеря 7 и с самого утра ничего не ел, Джонатан отказал ему в рисе, так что вечером он лег спать голодный и злой…

Мы же, располагая льготным пайком, поели хорошо и оживленно беседовали, когда пошел дождь. Пока мы продвигались через влажный лес, лиственный полог отчасти гасил напор ливня; здесь этой защиты не было, и дождь хлестал с такой яростью, что мы опасались, как бы наш брезент не лопнул. По полу бежали ручейки, и мы были избавлены от необходимости мыть посуду: выставил под дождь, и через несколько минут она чистехонькая. Стоявшее под углом брезента ведро наполнялось водой, как из пожарного шланга.

— Кажется, новая оборонительная линия выдержит, — заметил Мо, глядя на тент, которым мы накрыли торец.

Я от души надеялся, что так и будет.

Явился передовой отряд черных комаров — здоровенные зверюги с жалом, напоминающим тупой шприц. Я в жизни не видел таких огромных комаров. Здесь в изобилии водились очень крупные бабочки; встречались также колибри — судя по всему, местный вид, известный под названием «рораймского изумруда». Порой над хижиной пролетала, оживленно щебеча, стайка быстрокрылых зеленых попугайчиков; их согласованный полет вполне мог сравниться с отлаженными маневрами эскадрильи истребителей.

Как только дождь поумерился, Мо выскочил из хижины, чтобы соорудить настил для своей палатки. Я не торопился следовать его примеру, так как сомневался, что палатка подходит для здешней погоды. За двадцать минут Мо управился с работой и вернулся в хижину.

Потягивая кипяток со сгущенкой (чай кончился), мы принялись разрабатывать планы на завтра; Дон в это же время решил подравнять свою бороду. Мо сказал, что хотел бы денек передохнуть — как-никак, он отработал первый отрезок на стене и прошелся до лагеря 6 и обратно. Постановили, что на стену пойдут Джо и Майк. Поскольку у меня все еще не было горной обуви, я вызвался почистить вместе с Доном тропу от лагеря 7 до подножия Носа. Сверх того мне не терпелось, если позволит время, попробовать спуститься к нижней части водопада, питающего истоки Паиквы.

До сих пор это никому не удавалось, в том числе Айзеку, который совершил однажды безуспешную попытку; между тем, я был уверен, что там есть смысл поискать алмазы.

— Звучит интересно, — бесстрастно отметил Дон.

Наши гамаки были спасительной гаванью в море грязи. Завесишься кисеей от комаров и чувствуешь себя вполне спокойно (по этому поводу Мо сравнивал нас с попугаями). Обычно после этого беседа замирала. Иногда мы засыпали уже около 18.45, но нередко читали при свете фонариков. Дон не так пристрастен к чтению, поэтому он обычно разбирал снаряжение, сопровождая эту процедуру острыми замечаниями. В тот вечер он внимательно изучал стену и верхний край Великого Носа, пока дождь не лишил его этой возможности.

— 

Знаешь, чего бы мне хотелось? — произнес он. — Вернуться как-нибудь сюда вместе с Одри и обойти все плато по краю.

— 

Да, интересная была бы прогулка, — согласился я.

— 

Правда, чем не экскурсия? — продолжал он. — Под

няться из Венесуэлы по туристскому маршруту и про

вести несколько дней в лагере на вершине.

— 

Адриан как-то говорил, что из Венесуэлы будут водить на вершину организованные группы туристов, — заметил я.

— 

Ага, я слышал, но это не для меня.

Морис снова устроился спать под поперечиной;

струя с брезента падала в ведро сантиметрах в восьми от его лица, и вода уже десять минут лилась через край.

— 

Ты еще сухой, Морис? — осведомился Джо.

—

Ага, — усмехнулся Морис. — И сыровато же здесь в лагере семь!

 Небось мечтаешь вернуться к своему огороду, — сказал Дон.

Заступила ночная смена: следом за комарами в хижину начали залетать какие-то крупные светящиеся насекомые, и мне представилось, как подкатывают к платформе поезда метро. Некоторые особи были поразительно ярко окрашены. Джо сумел поймать несколько штук, а вообще-то в искусстве ловить бабочек и прочих насекомых не было равных Морису. Он отличался фантастической реакцией и запросто перехватывал в воздухе или снимал с растений даже самых быстрокрылых тварей.

В ту ночь мы все спали крепко — редкое явление в дебрях Гайаны. Обычно вы то и дело просыпаетесь либо от непривычных звуков, либо потому, что возникает необходимость изгнать насекомое, прорвавшееся через защитные бастионы.

Утро выдалось неожиданно ясным. Как будто потоки ночного дождя смыли с неба все облака. Могучая вершина столовой горы выглядела так, словно ее надраили железной щеткой; водопады пятисотметровой высоты могли поспорить белизной со сливками. Было сплошным удовольствием оторвать туалетной бумаги от надетого на обломанный сук рулона, пройти по извилистой Рю-д-Уайлэнз на площадку среди бромелий и без помех (разве что со стороны ползучих тварей) полюбоваться могучей скалой. Другие вершины тоже сверкали первозданной чистотой: Марингма, Веи-Ассину, Кукенаам, Элуварима, Вайкепайпе. Одна столовая гора за другой, будто строй авианосцев. Внизу пышным ковром расстилался влажный лес; лишь извилины Вару мы и Паиквы нарушали поверхность зеленого ворса. Ближайший водопад — тот самый, что манил меня и Дона, — срывался прямо с Рораймы в подобие обширного бассейна, выточенного водой за миллионы лет. Ниже он исчезал в опоясывающей грани горы густой растительности. Но чуть выше точки, где вода величественным каскадом срывалась со второй ступени, тоже просматривалось что-то вроде бассейна. Накануне вечером Дон предложил обследовать скалы вокруг водопада— не найдется ли другой вариант подъема? Но Мо утверждал, что Великий Нос куда интереснее. Когда он и Майк впервые вышли к основанию Носа, они, как до них Джон Стритли и Бев Кларк, траверсировали влево, пытаясь добраться до большого нависающего желоба. В итоге Мо забраковал этот путь, и правильно сделал. Потому что желоб вверху выходил на очень сложный и опасный участок. Взамен он остановился на маршруте, который на три четверти всей высоты строго следовал вверх по воображаемому отвесу, опущенному с высшей точки Носа.