Начало речи Энки в тексте отсутствует. Далее текст звучит так: «Они (подземные божества) предложат вам речную воду, — не пейте ее! Они предложат вам зерно со своих полей, — не ешьте его! Но скажите ей (Эрешкигаль): „Отдай нам труп, подвешенный на крюк!“ Пусть один из вас умастит его „пищей жизни“, Пусть другой из вас окропит его „литьем жизни“, И тогда Инанна воскреснет!» Кургарру и калатурру исполняют приказ Энки, но от этого эпизода сохранился лишь конец: Божества преисподней предложили им воду реки, — они отказались, Божества преисподней предложили им зерно со своих полей, — они отказались, «Дай нам труп, что висит на крюке», — сказали они Эрешкигаль. И божественная Эрешкигаль ответила кургарру и калатурру: «Ведь это труп вашей царицы!» «Пусть это труп нашей царицы, — сказали они, — отдай его нам!» И вот им отдали труп, что висел на крюке. Один окропил его «пищей жизни», (другой — «питьем жизни», И Инанна встала. Но когда Инанна захотела подняться из ада, Ануннаки остановили ее (и сказали): «Кто из спустившихся в ад выходил невредимым из ада? Если Инанна хочет подняться на землю, Пусть найдет кого-нибудь вместо себя!» Инанна поднялась из ада на землю, Но маленькие демоны, подобные тростнику «шукур», И большие демоны, подобные тростнику «дуббан», Неотступно следовали за ней. Тот, кто шел впереди, держал в руках скипетр, хотя не был визирем Тот, кто шел рядом с ней, был опоясан оружием, хотя и не был воином. Те, кто следовали за ней, Те, кто следовали за Инанной, Были существами, не знающими ни пищи, ни питья, Они не ели мелкоразмолотой муки, Не пили воду для возлияний. Они были из тех, кто вырывает жену из объятий мужа, Кто отрывает дитя от груди кормилицы. В сопровождении этих адских созданий Инанна посещает шумерские города Умму и Бад-Тибиру. Боги — покровители этих городов — падают ниц перед ней, и это спасает их от когтей демонов. Затем Инанна приходит в Куллаб, город ее мужа, бога пастухов Думузи. Думузи, облаченный в благородные одежды, гордо воссел на свой трон. И тут демоны схватили его за бока. . . . ., Семь (демонов) набросились на него, как на умирающего, И пастухи перестали играть для него на дудках и на свирелях. На него устремила Инанна свой взгляд, взгляд смерти, Против него изрекла она свое слово, слово гнева, Против него возопила она воплем проклятия: «Это он, возьмите его!» Так чистая Инанна отдала в руки демонов пастуха Думузи. Те, кто теперь окружили его, Те, кто теперь окружили Думузи, Были существами, не знающими ни пищи, ни питья, Они не ели мелкоразмолотой муки, Они не пили воду для возлияний. Они были не из тех, кто наполняет радостью лоно женщины, Не из тех, кто обнимает своих детей, А из тех, кто отрывает сына от колен отца, Кто уводит сноху из дома свекра. И Думузи заплакал, лицо его позеленело. К небесам, к богу Уту воздел он руки: «Уту, ты ведь брат моей жены, а я — муж твоей сестры! Я тот, кто приносит сливки в дом твоей матери! Я тот, кто приносит молоко в дом Нингаль! Преврати мою руку в руку змеи. Преврати мою ногу в ногу змеи, Помоги мне спастись от демонов, не дай им меня схватить!» Восстановление и перевод этой поэмы потребовали много времени и труда. В этом деле принимал активное участие ряд ученых. В 1914 г. Арно Пёбель издал первые три небольших фрагмента этого мифа, хранившиеся в Музее Пенсильванского университета в Филадельфии. С. Лэнгдон в том же году опубликовал два важных отрывка, найденных в Стамбуле, в Музее Древнего Востока, причем один из них занимал всю верхнюю часть большой таблички в четыре столбца. Наконец, Э. Чиера в свою очередь обнаружил в Музее Пенсильванского университета еще три фрагмента, которые были опубликованы в двух посмертных томах его работ, содержащих копии литературных текстов Шумера. Мне выпала честь в 1934 г. подготовить эти два тома к изданию для Восточного института Чикагского университета.
К тому времени в нашем распоряжении было уже восемь более или менее фрагментарных частей этого мифа. Тем не менее содержание его оставалось неясным из-за многочисленных пропусков, и как раз в наиболее важных местах. Казалось, что установить логическую связь между этими кусками уже не удастся. К счастью, положение спасло замечательное открытие Чиеры. Он обнаружил в Университетском Музее нижнюю часть той самой таблички в четыре столбца, верхнюю часть которой нашел в Стамбуле С. Лэнгдон. Очевидно, табличка была расколота до раскопок или во время их, и две ее половины оказались разъединенными: одна осталась в Стамбуле, а вторая была отправлена в Филадельфию. Чиера умер, так и не успев воспользоваться своим открытием, но именно оно позволило мне опубликовать первое издание мифа «Нисхождение Инанны в подземное царство» в журнале Revue d'Assyriologie за 1937 г. Дело в том, что, когда верхняя часть таблички была совмещена с нижней, структура текста стала настолько ясной, что остальные фрагменты уже нетрудно было поставить на свои места. Тем не менее многочисленные пробелы и повреждения по-прежнему затрудняли перевод и понимание текста. Значение некоторых важных отрывков оставалось неясным. Но в том же 1937 г., во время научной командировки в Стамбул, я по счастливой случайности нашел в Музее Древнего Востока еще три фрагмента того же мифа. Возвратившись в США, я обнаружил в 1939 г. в Музее Пенсильванского университета четвертый отрывок, а в 1940 г. — пятый. Эти пять новых фрагментов позволили мне заполнить некоторые очень важные лакуны в первом варианте реконструкции и перевода текста. Теперь можно было подготовить гораздо более полное издание, которое и вышло в 1942 г. (см. Proceedings of the American Philosophical Society). Однако дело на этом не кончилось. Через некоторое время мне выпала честь ознакомиться с вавилонской коллекцией Йельского университета, одной из крупнейших коллекций древних табличек в мире. В ней насчитывается свыше ста табличек с шумерскими литературными текстами. Изучая их, я обнаружил одну превосходно сохранившуюся табличку, о которой, впрочем, Чиера упоминал в своих записях еще в 1924 г.; но эта запись раньше как-то не привлекла моего внимания. На этой табличке было 92 строки. Однако 30 последних строк прибавляли к уже известному нам тексту совершенно новый эпизод, который оказался неожиданно важным, ибо он положил конец давнему заблуждению специалистов по мифологии и религии Двуречья относительно бога Думузи. |