– А как, интересно, «Утес» фигурирует в милицейских протоколах? У них ведь, в милиции, язык особый.

– Как предприятие общественного питания, – отвечал Коробейников.

– Сокращенно ПОП! – озарился Поросенков. – Вот так пусть и будет. Как в милиции.

– Гениально! – захлопал в ладоши главторгаш. И не только по причине подхалимства. Он сумел оценить маневр своего куратора.

Общество трезвости, разумеется, снова взяло слово на городском сборище. Чтобы снова долбать и клеймить «Утес», уже под новой вывеской. Но по излишней трезвости Подзанудников не догадался, что на сей раз на трибуну было бы лучше подняться с транспарантом. Написал бы: «Всяким ПОПам – не место!» – и утер бы нос Поросенкову. А он, недотепа, прокричал это вслух, в голос, да еще в микрофон.

Ну тут Поросенков (уже не секретарь горкома, а мэр) и взял реванш.

– В нашем новом, демократическом обществе, господин Подзанудников, – строго сказал он, – место всяким попам. Хотя у некоторых попы – даже вместо головы.

Зал покатился от смеха. Главтрезвенник покатился с трибуны. На «Утес» покатилась волна особой ПОПулярности.

И то сказать: хотя правительственными наградами наше питейное сарай-заведение не отмечено, однако на легендарном волжском берегу, где глаза ни на что бы не глядели, – это как раз то, что надо. Здесь не кричат по-столичному: «Конец света!» Чтобы кошмарные видения не отвлекали посетителей, шторы в «Утесе» всегда задернуты наглухо. Где он, этот самый белый свет? Не видать. Впрочем, если шторы и распахнуть, вышеупомянутый эффект не исчезнет: окна ПОП-сарая ни разу еще на нашей памяти никто не мыл от сажи (напомним: самой черной в мире). За такими окнами опальные волжские атаманы преспокойно могли бы прятаться от властей и запросто отсиделись бы до наших дней. Чтобы порадоваться, глядя на своих потомков. Вот они! Важно поднимают стаканы.

Представим их.

Как известно, великий Геракл с самого рождения был окружен сонмом признанных героев, которых с утра до ночи прославляли всякие гомеры. Среда, которая дала миру Луку Самарыча, была совсем иной. Даже в советские времена, когда граждан в звании «Герой» (причем дважды, трижды, а то и четырежды) было пруд пруди, завсегдатаям «Утеса» не выпадало покрасоваться на досках почета, на стульях в президиумах, на слетах передовиков. Никто не пел им дифирамбы ни с трибуны, ни с места из зала, ни даже из-за угла. Совсем наоборот.

Взять, к примеру, контингент нашего флагманского столика. Вот ветеран-завсегдатай «Утеса» старший лейтенант милиции Д. И. Самосудов. Начальник Колдыбанского милицейского управления заслуженный работник МВД полковник Фараонов клянется, что на всей Средней Волге не найдешь такого никудышного участкового инспектора, как наш Демьян Иванович. За все годы своей работы он не раскрутил ни одного скандального дельца, которое можно было бы вставить в доклад или выступление на пленуме.

Теперь возьмем другого завсегдатая – заведующего мужским отделением бани № 1 В. В. Безмочалкина. Тут иная картина: начальник городского управления бытового обслуживания Неумывакин, разумеется, тоже имеющий звание заслуженного, без конца вставляет нашего Валериана Владимировича в свои доклады и выступления. Но не хвалит, а клянет. И за что же? Как раз за то, что в его помывочном отделении дня не проходит без какого-нибудь скандала.

Третий товарищ по столику – преподаватель физики, математики, а также ряда других предметов, по которым в школе № 1 на сегодня нет учителей, С. С. Молекулов. Директор школы заслуженный работник народного образования Рогаткина буквально заклевала нашего Самсона Сергеевича. Какой, дескать, он педагог, если не открыл в своих питомцах ни одного юного Ломоносова, которым можно было бы похвалиться на районной олимпиаде или городском смотре.

Четвертый за столиком – лектор Колдыбанского отделения общества «Знание – сила» Ф. И. Профанов. Его задолбал председатель отделения заслуженный работник культуры Сократов. Причем именно за то, что в своих просветительских лекциях наш Фома Ильич все еще открывает прапрадедушку Ломоносова.

Короче, долбают наших, клюют, клянут. Ну как тут не взяться за стакан!

Какой-нибудь столичный аналитик сделает поспешный вывод. Все ясно: в «Утес» колдыбанцы ходят, дабы отвлечься и забыться. «Иными словами – пей-гуляй», пробурчит скептик. «Загуливай и спивайся», – ухмыльнется циник.

Опять – узко, мелко, в лоб. Как в «Москве». На сей раз имеется в виду известный столичный ресторан. Там, говорят, хрустальные фужеры, фарфоровые тарелки, модная музыка, обольстительные женщины. Там действительно: загуливай, как боги на Олимпе, прожигай жизнь дотла – и даже огнетушителя не надо…

«Утес» – это вам не «Москва». Здесь нет хрустальных фужеров. Только граненые стаканы. Тарелки вообще ни к чему: в ассортименте закусок значатся лишь пряники «Мятные» местного производства. Их и с фарфора не укусишь. Вместо модной музыки – мелодия входной железной двери. Скрипит она, впрочем, не хуже скрипки какого-нибудь столичного маэстро, когда ему не «подмазали» как следует валютой. Что же касается женского общества, то оно в «Утесе» представлено лишь приходящей уборщицей – тетей Настей. Ей обольщать мужчин некогда: у нее по всему городу на обслуживании еще три торговые точки и еще три малолетние внучки.

Как видите, в «Утесе» не пустишься в пляс от кайфа, не запоешь соловьем от блаженства. Зато получаешь прекрасную возможность сосредоточиться на главном: помыслить, пофилософствовать о жизни, установить, что в ней истинно, а что – наоборот. Это у нас в крови, наследственное. Наши предки, лихие волжские атаманы, занимались не только разбойным промыслом, но еще и обожали мозгами пошевелить: дескать, что и как на белом свете, кроме разбоя?

Короче, завсегдатаи питейной точки № 13 берутся за стакан на предмет истины.

Говорят, в «Москву» тоже иногда заглядывают всякие философы-мыслители и тоже пытаются думать о смысле бытия. Более того, и они, и мы относимся вроде бы к одной и той же традиционной классической философской школе. Той самой, которая убеждена, что истина – в вине. Но если взглянуть на предмет широко и глубоко, то станет очевидно, что мы, истинные колдыбанцы, представляем совершенно особое философское направление. Оно создавалось в «Утесе» годами, десятилетиями и даже веками. Мы продолжаем традицию своих дедов и прадедов и неустанно несем особую вахту удивительной колдыбанской мысли.

Первое принципиальное отличие от столичных философов: смотря что пить.

Наши столичные коллеги, взявшись за стакан, пытаются постичь истину с помощью французского коньяка, шотландского виски, ямайского рома. Пить их, сами понимаете, – одно удовольствие. Пьют, значит, московские философы, смакуют, чмокают и только ахают: «Ах, как вкусно! Ах, как хороша жизнь! Ах, как хочется жить да жить!»

Все это, конечно, истина. Но… не та.

Истинные же колдыбанцы наполняют свои граненые совсем другим напитком. Легенды и былины утверждают, что Геракл даже понюхать его смог только на расстоянии вытянутой руки. После чего судорожно дернулся и брезгливо спросил:

– Мебельный лак, что ли? Или политура?

– Скажите еще, тормозная жидкость, – обиделся Лука Самарыч. – Лак и политура – дамские напитки по сравнению с нашей «Волжской особой».

Да, «Волжская особая» – удивительное питье. Разумеется, местного производства. Каждому, кто употребляет его вовнутрь первый раз, сначала кажется, что он сию минуту умрет или даже уже умер. Но в следующее мгновение употребителя охватывает небывалое чувство радости. Оттого, что он вроде бы еще жив и, если хорошо заплатить врачам из реанимации, его, возможно, даже спасут.

Но это – радости новичка. Бывалые употребители «Волжской особой» ценят ее за другое, совершенно особое свойство. При употреблении вовнутрь она идет сразу в голову и попадает точно на ту самую извилину, которой не мил белый свет. Но не выпрямляет ее по линейке на столичный манер, чтобы вовсю разгуляться, как на Олимпе или в ресторане «Москва», а придает ей своеобразный изгиб.