– Шутишь! – Он улыбнулся, подумав о девочке, которая была для него роднее любого кровного родственника. – Как она?

– Потрясающая. Красивая, умная, упрямая и, если верить Кэму, мастерски работает с деревом. По-моему, ее решение бросить танцы немного разочаровало Грейс, но трудно спорить, когда твой ребенок счастлив. А Эмили пошла по стопам матери.

– Она все еще собирается в Нью-Йорк в конце августа?

– Шанс танцевать в труппе Американского балета выпадает не каждый день. Эм клянется, что станет примой прежде, чем ей стукнет двадцать. Дик – сын своего отца, спокойный, рассудительный и по-настоящему счастлив только в море. Милый, не хочешь перекусить?

– Нет. – Он протянул руку, накрыл ладонью ее ладонь. – Продолжай.

– Хорошо. Филип творит чудеса в области рекламы и маркетинга. Никто из нас, включая самого Фила, и вообразить не мог, что он бросит рекламную фирму и Балтимор и окопается в Сент-Крисе. Но это случилось… сколько?.. четырнадцать лет назад, так что вряд ли это каприз. Разумеется, они с Сибил сохранили квартиру в Нью-Йорке. Сибил работает над новой книгой.

– Да, я разговаривал с ней. – Сет почесал ногой голову пса. – Что-то об эволюции общества в киберпространстве. Она необыкновенная. Как их дети?

– Невменяемые, как и подобает любому уважающему себя подростку. На прошлой неделе Брэм был влюблен в девочку по имени Хлоя, правда, думаю, уже переболел. Фиона разрывается между мальчиками и беготней по магазинам. Но ей четырнадцать, так что это естественно.

– Четырнадцать. Господи помилуй! Ей не было и десяти, когда я уехал в Европу. Конечно, я виделся с ними время от времени, но… представить не могу, что Кевин водит машину, Обри строит яхты, а Брэм бегает за девчонками. Я помню… – Он умолк, покачал головой.

– Что?

– Я помню, как Грейс была беременна Эмили. Я впервые в жизни видел женщину, которая ждет ребенка и… ну, хочет его. Вроде и пяти минут не прошло, а Эмили уже едет в Нью-Йорк. Анна, как так случилось, что прошло восемнадцать лет, а ты совсем не изменилась?

– О, как же я по тебе скучала. – Она рассмеялась и сжала его руку.

– Я тоже скучал по тебе. По всем вам.

– Мы это уладим. Устроим в воскресенье шумную встречу Куинов в честь твоего возвращения. Доволен?

– Конечно.

Пес взвизгнул и бросился к парадной двери.

– Кэмерон, – сказала Анна. – Иди, встреть его.

Он прошел через дом, как много раз в прошлом. Открыл парадную дверь, как много раз в прошлом. И посмотрел на мужчину, игравшего с псом в перетягивание каната куском веревки.

Все такой же высокий, сложенный, как спринтер, только в темных волосах поблескивает седина. Рукава рабочей рубахи закатаны до локтей, джинсы протерты добела. Солнечные очки, ободранные кроссовки. В свои пятьдесят Кэмерон Куин все еще выглядел опасным задирой.

Вместо приветствия Сет отпустил дверь, и та с грохотом захлопнулась. Кэмерон обернулся. Только выскользнувшая из руки веревка продемонстрировала его удивление.

Они беззвучно обменялись тысячей слов, миллионом чувств и бесчисленными воспоминаниями. Сет сошел с крыльца, Кэмерон пересек лужайку. Они остановились лицом к лицу.

– Надеюсь, тот кусок дерьма на дорожке взят напрокат.

– Ну да. Лучшее, что было без предварительного заказа. Подумываю вернуть его завтра и оседлать «Корвет».

Кэмерон ухмыльнулся.

– Мечтать не вредно, приятель. Мечтать не вредно.

– Какой смысл ему гнить без дела?

– Все лучше, чем доверить руль бестолковому художнику, страдающему манией величия.

– Эй, это ты научил меня водить.

– Пытался. У девяностолетней старухи со сломанной рукой получилось бы лучше. – Кэм дернул головой в направлении взятой напрокат машины. – То недоразумение на моей подъездной аллее не внушает мне доверия. Вряд ли ты стал асом.

Сет самодовольно улыбнулся, покачался на пятках.

– Пару месяцев назад прокатился на «Мазерати».

Кэм вздернул брови.

– Врешь!

– Разогнался до ста десяти миль в час. Перетрусил до смерти.

Кэм рассмеялся, ткнул Сета кулаком в плечо и вздохнул.

– Черт побери, черт побери. – Он притянул парня к себе и пылко обнял. – Почему ты не сообщил, что возвращаешься домой?

– Экспромт. Я вдруг захотел вернуться. Мне просто необходимо было вернуться.

– Ладно. Анна уже трезвонит всем? Сообщает о заклании упитанного тельца?

– Возможно. Она упоминала воскресенье.

– Отлично. Ты уже устроился?

– Нет. Вещи пока в машине.

– Не называй это убожество машиной. Давай перетащим твои шмотки.

Сет коснулся руки Кэма.

– Кэм, я хочу вернуться домой. Не на несколько дней или пару недель. Я хочу остаться. Можно мне остаться?

Кэм снял солнечные очки, и темно-серые глаза уставились в ярко-синие.

– Какого черта ты спрашиваешь? Что с тобой? Хочешь разозлить меня?

– Даже не пытался. В любом случае я возьму свое.

– Ты всегда брал свое. Мы все здесь скучали по твоей безобразной физиономии.

Другого приглашения от Кэмерона Куина и не надо, думал Сет, когда они вместе шли к машине.

Они сохранили его комнату. С годами менялись краска на стенах и коврик на полу, но кровать была той самой, в которой он когда-то засыпал, просыпался и мечтал. В эту кровать он ребенком тайком притаскивал Глупыша. И сюда же он тайком провел Элис Олберт, когда решил, что стал мужчиной.

Сет понимал, что Кэм знал о Глупыше, и часто задавался вопросом, знал ли Кэм об Элис.

Он небрежно бросил чемоданы на кровать, а на сколоченный Этаном стол положил исцарапанный футляр для художественных принадлежностей, тот самый, что подарила ему Сибил на одиннадцатилетие.

Необходимо найти помещение для студии. Со временем. А пока погода хорошая, можно работать на свежем воздухе. Все равно он больше любит работать на свежем воздухе. Однако нужно где-то хранить холсты и прочее. Может, найдется уголок в старом амбаре-верфи, но как постоянный вариант это не годится.

А он хочет постоянства.

Он сыт по горло путешествиями, сыт по горло жизнью среди чужих людей. Ему хватит этого до конца дней.

Он должен был уехать, стать самостоятельным. Ему нужно было учиться. И, видит бог, он не мог жить без живописи. Он учился во Флоренции и работал в Париже. Он бродил по холмам Ирландии и Шотландии, стоял на утесах Корнуэлла. Большую часть времени он жил очень скромно. Когда вставал вопрос, купить еду или краски, он оставался голодным. Он и прежде голодал и надеялся, что это пошло ему на пользу. Он помнил, как нужно жить, твердо зная, что некому накормить и согреть тебя, обеспечить твою безопасность.

Наверное, гены Куина заставили его с дьявольским упорством прокладывать свой собственный жизненный путь.

Сет разложил этюдник, угли, карандаши. Придется вернуться к истокам прежде, чем снова взяться за краски.

На стенах комнаты остались его ранние рисунки. Кэм научил его сколачивать рамки для них. Сет снял со стены один из рисунков. В детском наброске чувствовался талант.

Но сильнее, гораздо сильнее чувствовалась надежда на лучшую жизнь.

Он неплохо ухватил их характеры. Кэм в вызывающей позе, с заткнутыми в карманы джинсов большими пальцами рук. Филип, красивый, элегантный, не скажешь, что когда-то был своим на грязных городских улицах. Этан в рабочем комбинезоне, терпеливый, спокойный.

Рядом с ними Сет нарисовал и себя – десятилетнего, тощего, с узкими плечами и большими ногами. С дерзко вздернутым подбородком. Старающегося скрыть что-то более тягостное, чем страх.

Один момент из жизни, запечатленный карандашом. Рисуя это, он начинал верить, нутром верить, что он один из них.

Куин.

– Кто задевает одного Куина, – прошептал Сет, вешая рисунок на место, – задевает всех.

Он повернулся, посмотрел на свои чемоданы и прикинул, сможет ли уговорить Анну распаковать их. Пожалуй, у него нет ни одного шанса.

– Эй!

Сет перевел взгляд на открытую дверь и улыбнулся. Кевин! Если уж придется возиться с одеждой самому, то хотя бы в компании.