Он многое повидал – величественные купола и шпили Флоренции, витиеватую красоту Парижа, ослепительно зеленые холмы Ирландии, – но никогда так не сжималось его горло, не начинало так колотиться сердце, как при виде старого белого дома с выцветшими голубыми рамами, стоящего посреди кочковатой лужайки, отлого спускавшейся к спокойной воде.

Он въехал на подъездную аллею, остановился за старым белым «Корветом», когда-то принадлежавшим Рэю и Стелле Куинам. Автомобиль выглядел так же, как в тот день, когда выехал из демонстрационного зала – исключительно благодаря Кэму. Кэм сказал бы, что это просто дань уважения уникальной машине. Однако в действительности дело было в Рэе и Стелле, в семье. В их любви.

Куст сирени перед домом был осыпан цветами. И здесь любовь, подумал он. Это он, двенадцатилетний, подарил Анне маленький кустик на День матери. Она тогда заплакала. Слезы хлынули из ее больших прекрасных карих глаз. Она смеялась и утирала глаза все время, пока они с Кэмом сажали этот куст для нее.

Анна была женой Кэма, а значит, сестрой парню. Но, по большому счету, она была для него матерью.

Он вылез из машины, и его сразу охватило удивительное спокойствие. Он больше не был костлявым и подозрительным мальчишкой. При росте в шесть футов один дюйм он был крепким и гибким. Он мог бы стать неуклюжим, если бы не уделял внимания своей физической форме. Его светлые рыжеватые волосы с возрастом потемнели, стали каштановыми с бронзовым отливом. Вот на прическу он обычно внимания не обращал и сейчас, запустив в волосы пятерню, вспомнил, что намеревался постричься еще перед отъездом из Рима. Парни наверняка начнут дразнить его из-за конского хвоста на затылке, и со стрижкой придется повременить, просто из принципа.

Он пожал плечами, сунул руки в карманы потертых джинсов и, глядя по сторонам, вразвалочку пошел к дому. Подступающий к лужайке лес, куда он бегал в детстве, кресла-качалки на веранде, цветы Анны… Поскрипывающий старый причал с пришвартованной белой парусной лодкой…

Он остановился, не сводя глаз с воды. Его губы, полные и крепкие, вдруг начали растягиваться в улыбке. Он даже не сознавал, какая тяжесть лежала на его сердце, пока не почувствовал внезапного облегчения.

Он обернулся на шорох в лесу, обернулся резко, готовый к нападению настороженный мальчишка, затаившийся во взрослом мужчине. Навтречу ему из-за деревьев вылетел черный комок.

– Дурашка! – Это прозвучало властно и весело.

Ушастый пес резко затормозил и, свесив язык, уставился на человека.

– Ну, соображай, не так уж много времени прошло. – Мужчина присел на корточки, протянул руку. – Помнишь меня?

Дурашка расплылся в дурашливой улыбке, за которую и получил свое имя, плюхнулся на землю и, перекатившись на спину, подставил брюхо.

– Ну, то-то. Хороший мальчик.

В этом доме всегда была собака. У причала всегда покачивалась лодка, а на веранде стояло кресло-качалка.

– Да, ты меня помнишь. – Поглаживая Дурашку, он посмотрел в дальний конец двора, где Анна когда-то посадила гортензию на могиле его собственной собаки, преданного и горячо любимого Глупыша.

– Это я, Сет, – прошептал он. – Я не был здесь слишком долго.

Он услышал рокот мотора, резкий визг шин. Автомобиль преодолел поворот на чуть большей скорости, чем дозволяли правила. Сет еще распрямлялся, когда пес уже вскочил и помчался к подъездной аллее.

Желая растянуть удовольствие, Сет неторопливо двинулся за псом. Он слышал, как хлопает автомобильная дверца, как ласково женщина разговаривает с собакой.

А потом он просто смотрел на нее, Анну Спинелли Куин, на ее разлохмаченную ветром копну темных волос, на руки, которыми она прижимала к себе полные продуктов пакеты.

Он все шире улыбался, глядя, как она пытается оградиться от пылких собачьих ласк.

– Сколько можно повторять одно-единственное и очень простое правило? Ты не должен прыгать на людей, особенно на меня. Особенно когда я в деловом костюме.

– Отличный костюм! – крикнул Сет. – А ноги еще лучше!

Она вскинула голову, ее темные, как ночь, глаза распахнулись, и он увидел в них изумление и счастье.

– О, боже! – Через открытую дверцу она кинула пакеты на сиденье и бросилась к нему.

Он поймал ее, оторвал от земли дюймов на шесть и закружил. Потом поставил на ноги, но не отпустил, а уткнулся лицом в ее волосы.

– Привет.

– Сет, Сет… – Анна прижалась к нему, не обращая внимания на пса, который прыгал и повизгивал, изо всех сил пытаясь протиснуть морду между ними. – Я не верю. Ты здесь…

– Не плачь.

– Я немного. Дай посмотреть на тебя. – Анна обхватила ладонями его лицо и слегка отстранилась. Такой красивый, подумала она. Такой взрослый. – Ну и ну, – пробормотала она, проводя пальцами, как расческой, по его волосам.

– Я хотел немного подстричься.

– А мне нравится. – Она улыбалась, но слезы струились по ее щекам. – Очень богемно. Ты отлично выглядишь. Просто отлично.

– А ты самая прекрасная женщина в мире.

Анна всхлипнула, покачала головой.

– Комплиментами ты меня не успокоишь. – Она смахнула слезы. – Когда ты приехал? Я думала, ты в Риме.

– Я был там. А хотел быть здесь.

– Если бы ты позвонил, мы бы тебя встретили.

– Я хотел сделать сюрприз. – Он подошел к машине и стал вытаскивать пакеты. – Кэм на верфи?

– Наверняка. Так это возьму я. Тебе надо перенести свои вещи.

– Позже. Где Кевин и Джейк?

Анна на ходу взглянула на часы, задумалась.

– Какой сегодня день? У меня еще голова кружится.

– Четверг.

– Ах, да. У Кевина репетиция школьного спектакля, а у Джейка тренировка по софтболу. Кевин получил водительские права, боже, помоги нам, и привезет брата. – Анна отперла парадную дверь. – Они появятся примерно через час, и о покое придется забыть.

Ничего не меняется, подумал Сет. Можно перекрасить стены, передвинуть старый диван, поставить на стол новую лампу, но ощущение остается прежним.

Собака прошмыгнула между ними и понеслась прямиком на кухню. Анна кивнула на кухонный стол, под которым растянулся Дурашка, счастливо грызя обрывок веревки.

– Присядь и все мне расскажи. Хочешь вина?

– Конечно, но сначала я помогу тебе разобраться с пакетами. – Он замер с бутылью молока в руке, увидев, как Анна удивленно вскинула брови. – Что-то не так?

– Я просто вспомнила, как все вы, включая тебя, исчезали, когда надо было убирать продукты.

– Но ты вечно твердила, что мы все распихиваем куда попало.

– Так и было. Вы делали это нарочно, чтобы я выгнала вас из кухни.

– Ты видела нас насквозь!

– Я всегда вижу своих парней насквозь. От меня вам ничего не скрыть, приятель. В Риме что-то случилось?

– Нет. – Он продолжал распаковывать продукты. Он знал, что куда убирать. Знал, что где должно лежать на кухне Анны. – Я в полном порядке.

А выглядишь встревоженным, подумала она, но с этим мы еще успеем разобраться.

– Я открою отличное итальянское белое, – сказала она вслух. – Выпьем по бокалу, и ты расскажешь мне обо всех своих успехах. Мне кажется, что мы уже много лет не разговаривали по душам.

Сет закрыл холодильник и повернулся к ней.

– Прости, что не приехал домой на Рождество.

– Милый, мы все понимаем. В январе у тебя была выставка. Мы все так гордимся тобой. Кэм купил не меньше сотни номеров «Смитсоновского вестника» со статьей о тебе. «Молодой американский художник, очаровавший Европу»!

Он передернул плечами, точно так же, как все Куины, и Анна усмехнулась.

– Сядь же наконец.

– Сяду, куда я денусь. А ты введи меня в курс дела. Расскажи обо всех. Начни с себя.

– Хорошо. – Анна открыла бутылку, достала два бокала. – У меня теперь больше административной работы. Возня с бумагами не приносит столько удовлетворения, сколько другие дела, но при полном рабочем дне и двух подростках в доме скучать не приходится. Яхтостроительный бизнес процветает. – Анна села, протянула Сету бокал. – Обри там работает.