— Кошмар. Как ты догадалась?

— Элементарная логика. Ты ведь об этом хотел сказать?

— Да, об этом.

— Ну, пап. — Тео похлопал его по спине. — Классно.

— Спасибо, сын. А ты что скажешь?

— Когда у человека есть семья, он не должен ее бросать. Хотя некоторые все равно бросают. А Пилар будет с нами не потому, что так полагается, а потому, что этого хочет. И это лучше.

Через несколько минут Дэвид провожал Пилар домой. Они шли вдоль виноградника. Только-только взошла луна.

— Не надо было тебе выходить. Я прекрасно знаю дорогу.

— Мне полезно двигаться, и к тому же я хочу хоть немного побыть с тобой наедине.

Она взяла его за руку.

— Не знаю, что на меня нашло в аэропорту. Я клялась себе, что не расплачусь.

— Хочешь правду? Мне понравилось. Мужчине льстит, когда женщина до слез за него переживает. — Он поцеловал ей руку. — Помнишь ту первую ночь? Я столкнулся с тобой здесь, в саду. Господи, какая ты была красивая. И разъяренная. Разговаривала сама с собой.

— И курила тайком, чтобы успокоиться. А как я растерялась, когда меня застал на месте преступления новый управляющий директор.

— Неотразимый новый управляющий директор.

— Ах да.

Дэвид остановился, осторожно обнял ее.

— Я звонил тебе с площади Сан-Марко. Помнишь?

— Конечно, помню. В тот вечер, когда тебя…

— Т-с-с… — Он приложил палец к ее губам. — После того разговора я сидел и думал о тебе. И окончательно понял. — Он достал из кармана коробочку.

— Не надо, Дэвид. Подожди.

— Не останавливай меня. Забудь свою рассудительность и благоразумие. Просто выходи за меня замуж. — Он попробовал открыть коробочку и рассмеялся, увидев, что ему с ней не справиться. — Ничего не выходит. Помоги мне, пожалуйста.

— Дэвид, мы оба это проходили. У тебя дети, которые и так уже всякого натерпелись.

— Вместе мы этого не проходили, и за детей можешь не беспокоиться. Моя странная и чудесная дочка сказала: ты будешь с нами не потому, что так полагается, а потому, что хочешь, и это лучше.

Пилар стало легче дышать.

— Она так сказала?

— Да. Тео обошелся одним словом — «классно».

— Ты обещал купить ему машину, поэтому он скажет все, что тебе захочется услышать.

— Теперь понимаешь, почему я тебя люблю? Ты его сразу раскусила.

— Дэвид, мне почти пятьдесят, и я… — Все возможные доводы вдруг показались ей глупыми.

— Какая разница, что написано в твоем свидетельстве о рождении. Я тебя люблю. И хочу прожить с тобой остаток жизни. Помоги же мне наконец ее открыть.

— Давай. Какое красивое! — Пилар сосчитала камни и поняла, что он имел в виду. — Лучше не придумать.

Он надел кольцо ей на палец.

— Мне тоже так показалось.

У Тайлера ныла поясница, он весь перепачкался, сильно поцарапал левую руку, но, несмотря ни на что, был в прекрасном настроении.

Горы здесь мало чем отличались от зубчатых отрогов Кордильер в его родной Калифорнии. Только почвы там были гравийные, а тут — каменистые.

Тайлер шагал по междурядьям, возвращаясь в кастелло. С утра он помогал прокладывать трубы от водохранилища к винограднику. За те несколько часов, что он провел с рабочими, ему удалось как бы между делом расспросить их о Донато Джамбелли.

Языковой барьер оказался не такой уж непреодолимой преградой. Нашлись добровольные переводчики, и теперь у него сложилась достаточно ясная картина. Ни один из тех, с кем он разговаривал, не воспринимал Донато всерьез и не сказал о нем доброго слова.

Когда он спустился к бассейну, из воды, словно Венера, вынырнула София в облегающем черном купальнике. Мокрые волосы забраны назад, в ушах поблескивают сережки, скорее всего, с бриллиантами. Кому еще придет в голову надеть бриллиантовые серьги, идя купаться?

София набросила на плечи махровый халат. Она чувствовала, что он ее разглядывает, и это ей нравилось.

— Ты весь в грязи, Тайлер.

— Да. Неплохо бы сейчас чего-нибудь выпить.

— По-моему, дорогой, тебе неплохо бы принять душ.

— Это тоже. Так и быть, приведу себя в порядок, а через час жду тебя во дворике.

— Зачем?

— Откроем бутылку вина и поделимся впечатлениями. Мне нужно кое-что тебе рассказать.

— Хорошо. У меня тоже есть кое-какие новости.

Как он и ожидал, София не торопилась. Но это было Тайлеру даже на руку — он успел расставить на столе свечи, молодое белое вино и приготовленные по его просьбе канапе.

Услышав ее шаги, Тайлер не встал со стула. София слишком привыкла к тому, что при ее появлении мужчины вскакивают по стойке «смирно». Или падают к ее ногам.

— С чего вдруг такое торжество?

— Видишь, как полезно рыть канавы. У меня даже улучшилось настроение. — Он протянул ей бокал. — Твое здоровье.

— Я тоже кое-что откопала. Разговоры со слугами дали немало информации. Так, я узнала, что Донато, не ставя никого в известность, регулярно сюда наведывался.

— Других визитеров не было?

— Были. Мой отец, Крис. И Джерри Деморни. Он ненавидел моего отца.

— Почему?

— Я вижу, ты действительно далек от светской жизни. Несколько лет назад у отца был бурный роман с женой Джерри. Об этой истории многие знали. Она ушла от мужа, а может, это он ее выгнал.

— Ты никогда раньше об этом не говорила. Какие у тебя есть соображения?

— Теперь я думаю, эти четверо — Донато, отец, Крис и Джерри — действовали заодно. Не могу сказать, кто кого использовал, но, по-моему, Джерри по крайней мере знал, что отец и Донато обворовывают компанию, и, не исключено, был причастен к истории с отравленным вином. Он мог без особого труда проникнуть на винодельню, а для «Ле Кёр» выгодно, чтобы «Джамбелли» оказалась в центре скандала. К тому же Крис наверняка снабжала их информацией о планах, разрабатываемых у меня в отделе. В бизнесе вредительство и шпионаж не такая уж редкость.

— Но не убийства.

— Джереми вполне мог убить моего отца. Его мне легче представить с пистолетом в руке, чем Донато.

— И что ты собираешься делать?

— Прежде всего, сообщу обо всем, что нам известно, в полицию, и здесь, и в Калифорнии. Завтра я дам несколько интервью в Венеции. Скажу, что Донато опозорил нашу семью, подчеркну, насколько мы потрясены и огорчены случившимся, выражу готовность сотрудничать с властями и надежду, что он скоро предстанет перед судом, так как, скрываясь от правосудия, он приносит дополнительные страдания своим ни в чем не повинным жене и детям и своей несчастной матери. — София налила себе еще вина. — Ты, наверное, считаешь, что это бессердечно, жестоко и даже отвратительно.

— Нет. Я думаю о том, как тебе, должно быть, тяжело. Мало того, что придется все это говорить, ты еще обязана сохранять достоинство. Ты унаследовала характер своей бабушки. В котором часу мы поедем?

— Твоя помощь мне не нужна.

— Не глупи. Тебе это не идет. «Макмиллан», находится под угрозой не в меньшей степени, чем «Джамбелли». И будет гораздо лучше, если перед прессой мы предстанем как единая команда.

— Выезжаем ровно в семь.

— Тогда давай ненадолго переключимся на другой канал, на что-нибудь более приятное.

— На вино и свечи на столе? — София откинулась на спинку стула и посмотрела на небо. — И звезды?

— Или на то, что я хочу тебя соблазнить.

Она чуть не поперхнулась вином.

— Мы начнем наши ласки прямо здесь, постепенно переместимся в дом, поднимемся наверх и займемся любовью на огромной кровати у тебя в спальне.

— Когда мне захочется с тобой переспать, ты об этом узнаешь.

— Вот именно. — Тайлер не спеша встал, потянул Софию за руку. — Я же вижу, что ты в меня влюбилась.

— Влюбилась? Не смеши. И не ставь себя в дурацкое положение.

— Ты по мне с ума сходишь. — Он обнял ее за талию и довольно усмехнулся, когда она попыталась сопротивляться. — Сегодня я несколько раз замечал, как ты смотрела на меня из окна.