— Капитан-лейтенант Кипиани,— отрекомендовался он.— Чем могу служить?

Карнов вышел из-за стола, пожал ему руку.

— Садитесь, пожалуйста. Вот сюда, на стул. Прошу вас внести некоторую ясность по ряду вопросов.

— Пожалуйста, я готов.

— Скажите, где вы сейчас служите?

— Командиром Б4-3 на лидере «Харьков».

— А где он сейчас находится?

— Отстаивается в бухте.

— Давно?

— Пришли неделю назад.

— Давно вы на нем служите?

— Давно, еще с довоенного времени.

— Так ваш же корабль потоплен.

— Да? Я же только вчера сошел с него на берег?! Вы шутите, товарищ старший лейтенант! Немцы, правда, давно уже объявили, что пустили «Харьков» на дно, но... как видите...

— О том, что ваш корабль потоплен, сказал вот он,— указал Карнов на Нилина.

— Ты что, парень, плетешь?— повернулся моряк к Нилину.— Когда это нашего красавца потопили?

Нилин ссутулился на своей табуретке и молчал.

— Встаньте, гражданин Нилин!— сказал Карнов.— Товарищ капитан-лейтенант, вы знаете этого человека?

Кипиани пожал плечами:

— Первый раз вижу.

— А на лидере вы его встречали?

— На «Харькове»? Я на нем с тридцать девятого года и такого субъекта на борту никогда не видел!

— А вот он утверждает, что служил там старшиной командоров.

— Он? На нашем лидере? Гм! Можно ему один вопрос задать?

— Пожалуйста.

— Слушай, кто твой командир на Б4-2?

— Капитан-лейтенант Пугачев,— не очень твердо ответил Нилин.

— А когда ты с ним виделся последний раз?

— В январе сорок второго года.

Кипиани присвистнул:

— Капитана третьего ранга Павла Васильевича Пугачева в начале войны перевели командиром эскадренного миноносца «Бодрый»! Может, ты и там был?..

Нилин молчал.

— Все ясно!— подвел черту Карнов, гася в пепельнице окурок,— Спасибо за консультацию. Прошу, пройдите в соседнюю комнату и подождите там. Мы вас долго не задержим, товарищ Кипиани.

— Ну так что, «старшина» лидера «Харьков»? Будем дальше вести беседу? Или настроения нет?

— Будем, спрашивайте...

— Как видите, ваша «морская линия» окончательно провалилась. Теперь давайте выкладывайте правду, какой бы она ни была, гражданин Нилин, если вы вообще тот, за кого себя выдаете.

Нилин вздохнул и начал рассказывать:

— В начале допроса я вам говорил кое-что правильно, гражданин следователь. Действительно, я Нилин Алексей Андреевич, родился и вырос в Донбассе, в сорок первом взят на войну...

— Опять в Донбассе? Вы рассчитываете, что мы не сможем проверить ваши показания, поскольку там сейчас хозяйничают немцы? Ошибаетесь. Части-то, формировавшиеся в Донбассе есть на этом фронте. Нам не составит труда вашу версию проверить,

— Проверяйте, я говорю правду.

— Хорошо, продолжайте. Служили ли вы во флоте?

— Нет, гражданин следователь, не служил. Я после призыва был зачислен в стройбат, так как имел судимость. Наша часть была направлена под Киев. В сентябре сорок первого года я там попал в плен.

— Попали или сдались?

— Ну как сказать? Оружия у нас не было. Мы рыли окопы. Когда немцы подошли — все убегать стали. Я тоже убежал. Пересидел ночь в какой-то хатенке на окраине города, а наутро смотрю — немцы. Вот и все.

— Значит, не попали в плен, а остались на территории, которую ночью немцы захватили? Так?

— Выходит что так.

— А дальше что? Как вы оказались сейчас на этой стороне фронта?

— Немцы собрали нас, всех бывших красноармейцев, и в лагерь, за проволоку. Начальство, политруков куда-то увезли, а нас, спустя некоторое время, мобилизовали на восстановление Донбасса — заставили добывать уголь. К зиме отправили в Изюм, где мы разбирали остатки разбитых зданий. Я оттуда бежал, в Керчи достал флотскую одежду. В ней безопаснее было переправиться через пролив...

— Гм! То остались на захваченной территории, то пробирались назад. Зачем? Что делали здесь, на нашей территории до задержания?

— Ничего, отдыхал. Жил то у одной, то у другой хозяйки...

— А кто вас снабдил командировочным предписанием и удостоверением личности?

— Раздобыл сам, еще в Керчи.

— Как?

— Да через знакомых людей. Добрые люди везде есть.

— У этих «добрых людей», видимо, хорошая техническая база, но липу они готовят грубо.

— Мои документы — не липа. Я действительно Нилин...

— А может быть, Шубин?

— Какой еще Шубин?— задержанный ничем не выдал волнения, спросил все так же ровно, почти равнодушно.

— А тот самый, которого снабдили документами те же «добрые люди».

— Я никаких документов Шубина не знаю!

— Как же не знаете? Мы нашли их в вашем чемодане, в двойной боковой стенке. Чьи же они?

— Мне это неизвестно. Чемодан я достал в Керчи.

— Опять «добрые люди» помогли? Да? Дежурный! — позвал Карнов в приоткрытые двери.— Позовите младшего лейтенанта Егоренкова.

— Итак, пишите протокол,— сказал он вошедшему помощнику,— гражданин Нилин начал новое «сочинение». Ну продолжайте, продолжайте, Нилин! Скажите, когда и сколько времени бы находились в Мариуполе, что там делали?

— В Мариуполе я никогда не был.

— А почему же ваши документы на имя Шубина Алексея Федоровича выданы в Мариуполе райотделом милиции? Там и штамп о прописке стоит, и указано, что вы там работали слесарем на заводе Ильича?

— Я там не был, и вообще, какое отношение имеет ко мне какой-то Шубин?

— Егоренков, принесите сюда чемодан задержанного.

Через минуту младший лейтенант водрузил на стол коричневый чемодан.

— Ваш?

— Я говорил вам, что достал его в Керчи у одного знакомого, когда собирался переезжать сюда, на материк.

— А вещи в нем ваши?

— Вещи мои...

— Вот боковая стенка, вскрытая нами в присутствии понятых, а вот и ваши документы — паспорт и справка с места работы.

— Документы не мои.

— Глупо, Шубин. Подойдите поближе, посмотрите, фотография-то на паспорте ваша? Подойдите, присмотритесь.

Задержанный махнул рукой и отвернулся.

— Так кто же вы, Шубин или Нилин? Говорите!— настаивал Карнов.

— Да, я Шубин Алексей Федорович, Нилин — это фамилия моего дяди, Нилина Андрея Арсентьевича. Он дал мне свою фамилию, потому что я рос и воспитывался у него.

— Хорошо, проверим.

«Допрашивать и допрашивать надо,— думал Карнов,— не давать опомниться, не делать пауз, которыми Нилин может воспользоваться для измышления новой легенды. Не все ясно пока, многое надо уточнить. А что он с той стороны — сомнений нет».

— Значит, вы Шубин Алексей Федорович, рождения 1918 года, из Донбасса?

— Дежурный!— позвал Карнов.— Попросите ко мне младшего лейтенанта Заозерного. А почему вы не в армии?

— Был, да... дезертировал.

— Когда?

— Еще в сорок первом году.

— И до сих пор скрываетесь?

— Да.

— Где?

— Везде бывал. Последнее время в Мариуполе. Работал на заводе, недалеко от Сартаны.

— Как же вы поступили на завод, если вы дезертир?

— А так и поступил. В отделе кадров завода я объяснил, что был на отрывке окопов. Подошли немцы, наши все разбежались, ушел и я. Возвратиться к себе домой, в Кондратьевку, не мог, она уже была занята, поэтому оказался в Мариуполе. Завод тогда еще работал, вот меня и приняли.

В это время в комнату вошел молодой офицер в темнозеленом военном костюме, с маузером в темно-вишневой деревянной колодке.

— Здравствуй, младший лейтенант, здравствуй! Как добрался?

— Ничего, хорошо. Все поручения выполнил.

— Добре. Вот земляка хочу тебе представить. Узнаешь?

Заозерный подошел ближе к задержанному, воскликнул :

— Алешка, ты? Вот встреча! Товарищ старший лейтенант, это действительно земляк, с Кондратьевки. Алешка Нилин.

«Вот тебе раз,— удивился Карнов.— Только что с таким трудом добился признания, что он Шубин. Ничего не понимаю».

А Нилин не отреагировал на восторг земляка. Смотрел в угол, молчал.

— Что ты здесь делаешь, Алексей?