— Обязательно докажу, — сказала я, чувствуя себя так, как когда дядя Тоби был здесь.

И, как и Аделина, я обожала нашу гувернантку.

Няня, конечно, невзлюбила мисс Карсон. Она с самого начала отнеслась к ней предвзято. Ей не нравилось, когда в доме живут гувернантки, которые вмешиваются в воспитание детей. И она не собиралась менять своего отношения. «Они важничают, они слишком высокого мнения о себе, они думают, что на целую ступень выше слуг!» Поэтому даже такой мягкий, покладистый человек, как мисс Карсон, не могла угодить няне Гилрой.

И конечно, миссис Бартон стала верным союзником няни. «Гувернантки зловредные и надоедливые. Им нужно приносить еду в комнату. Они не хотят есть с остальными слугами и, конечно, не могут сидеть за одним столом с хозяевами. Да и потом, что это за семья? Она в своей комнате, вечно требует то одно, то другое. Он сидит у себя в одиночестве… и даже не замечает, что ставят перед ним на обеденный стол». С точки зрения миссис Бартон, это было довольно странно, и присутствие в доме гувернантки не исправляло ситуацию.

И потом, в доме всегда чувствовалось подавляющее всех присутствие миссис Марлин. То и дело звенел колокольчик — и горничные сбивались с ног, выполняя бесконечные поручения.

— Брюзжит, ворчит, жалуется — и утром, и днем, и вечером.

— Она бы нашла недостатки у самого архангела Гавриила, — соглашалась няня.

Из-за закрытой двери мы слышали недовольный голос миссис Марлин, когда у нее был муж. Конечно, она ему жаловалась. И говорила, говорила без конца. Потом следовала короткая пауза. Мы понимали, что доктор пытается успокоить ее. Он отвечал ей мягким, нежным тоном.

— Бедняга, — говорила Сэлли, — он совершенно измучен! Она все ворчит, все придирается! Между нами говоря, без нее ему было бы гораздо лучше. Она на всю жизнь останется калекой… и если она будет продолжать в том же духе, то, по-моему, загонит его в гроб. Только не смей никому повторять то, что я тебе сказала!

Мне было очень жаль доктора. Он был таким кротким! Когда он выходил из спальни жены, то выглядел очень усталым. Он проводил как можно больше времени в своей комнате и, я уверена, с радостью отправлялся к себе в приемный покой — и находился там дольше, чем раньше. Вероятнее всего, именно потому, что ему не хотелось возвращаться домой, к миссис Марлин. Но как только он приходил, она тотчас требовала, чтобы он заглянул к ней, и начинались бесконечные жалобы.

Энни Логан приходила утром и вечером и всегда оставалась выпить чаю и поболтать. И тогда они долго шептались в кухне с няней и миссис Бартон. Иногда я пыталась подслушать. Они всегда говорили о «ней» и о «нем».

Я чувствовала — или, может, просто впоследствии придумала, что чувствовала, — в доме нарастает какая-то напряженность. Иногда, когда миссис Марлин принимала свои лекарства, так как боль становилась сильнее обычного, в доме воцарялась тишина, словно все ждали, что что-то случится.

Потом снова все менялось и мы слышали скрип кресла на колесах, переезжающего из комнаты в комнату. Иногда Том Ярдли или доктор катили его по саду. Мы все старались не выходить в сад, пока там было кресло-каталка миссис Марлин.

Мне было проще: хозяйка никогда не обращала на меня внимания. Но с Эстеллой, Генри и Аделиной все было иначе. Мать постоянно делала им замечания и выговоры. Особенно она придиралась к Аделине. Миссис Марлин не могла скрыть своего раздражения по отношению к бедной девочке. И никак не могла забыть, что родила неполноценного ребенка. Полагаю, она была из тех, кто стремится к совершенству во всем.

Бедная Аделина неизбежно рыдала — но только после встреч с матерью, ведь она не могла позволить себе слезы в ее присутствии. Я с жалостью представляла, как тяжело ей сдерживать обиду. Но мисс Карсон всегда оказывалась рядом с Аделиной, как только та выходила из наводящей на нее ужас комнаты матери. Гувернантка точно знала, как утешить бедняжку, и вскоре Аделина забывала о своей матери и вновь верила утверждениям гувернантки. Все будет хорошо, у нее есть мисс Карсон, которая говорит, что она, Аделина, достаточно умна.

Летом в лесу снова обосновались цыгане. Однажды утром я проснулась и узнала, что они приехали. Они часто приезжали поздно вечером.

Их присутствие всегда волновало меня — думаю, из-за того, что я была связана с ними кровными узами. Я никогда не забуду своей встречи с Розой Перрин и Джейком.

Вскоре цыган можно было увидеть по всей округе с корзинками прищепок и веточками высушенного вереска и лаванды.

— Купите букетик на удачу, — приговаривали они, переходя от одного дома к другому. Некоторые девушки отправлялись к Розе Перрин погадать. Она рассматривала их ладони и говорила, что уготовано им в будущем. Это стоило недорого. Но Сэлли сказала, что если хочешь действительно заглянуть в будущее, плати больше и заходи в фургон Розы. Там есть хрустальный шар. Это, по словам Сэлли, было уже «по-настоящему».

Я не смогла устоять перед соблазном понаблюдать за цыганами, спрятавшись за деревьями, как тогда, когда повредила щиколотку. И однажды, когда я притаилась там, глядя на босоногих детей и Розу Перрин на ступеньках фургона, я услышала сзади чьи-то шаги и, обернувшись, увидела Джейка.

— Добрый день, малышка, — сказал он мне, усмехнувшись. — Пришла посмотреть на цыган?

Я не знала, что ответить, поэтому просто сказала:

— Ну… да.

— Мы тебя заинтересовали, правда? Мы не такие, как люди, к которым ты привыкла?

— Не такие, — призналась я.

— Ну, разнообразие — это совсем неплохо, ты согласна?

— О да!

— А ты помнишь меня?

— Да-да, вы принесли меня домой.

— Как твоя щиколотка? В порядке?

— Да, спасибо.

— Ты очень понравилась Розе.

— Она была так добра ко мне, — ответила я. Мне было очень приятно.

— Значит, она тебе тоже понравилась, да? Тебя не пугает, что она цыганка?

— Она очень хорошая.

— Я тебе вот что скажу: ей будет приятно, если ты ее навестишь.

— Правда?

— Бьюсь об заклад!

— Но, может, она не вспомнит меня. Это ведь было так давно!

— Роза все помнит, поэтому она помнит и тебя. Идем, поздороваешься с ней. — Джейк направился к табору, и я последовала за ним. Дети прекратили игру и уставились на меня, а Роза Перрин радостно воскликнула:

— Боже мой! Да это же маленькая мисс Кармел! Иди сюда, дорогая! Подумать только!

Я поднялась по ступеням фургона следом за Джейком и зашла внутрь.

— Садись, дорогая, — сказала Роза. — Да, прошло уже немало времени с тех пор, как ты здесь была. Как твоя щиколотка? Все в порядке? Я так и знала. Расскажи мне все. Как теперь живется в твоем доме? Они по-прежнему хорошо к тебе относятся?

— О да. Теперь у нас есть гувернантка.

— Прекрасно. Она добра к тебе?

— Она очень милая, я ее очень люблю.

Роза кивала.

— А что с леди и джентльменом… доктором… доктором… Как же его?

— С ней случился несчастный случай, когда она скакала на лошади. И теперь миссис Марлин не может ходить. У нее есть кресло-каталка. И ее часто мучают боли.

— Бедняга! Но та маленькая медсестра приходит к ней, верно? Утром и вечером. Один из наших ребятишек упал на дороге. Она приехала на своем велосипеде и позаботилась о нем. Она помогла нам и потом еще приезжала. Мы с ней немного поболтали.

— Это Энни Логан. Да, она навещает миссис Марлин.

— Эта леди — та еще мегера, да?

— Ну… да, пожалуй.

— Но она тебе не докучает, верно?

— Она не обращает на меня внимания. И никогда не обращала. Думаю, ей не нравится, когда напоминают о том, что я живу в доме.

— Ну это не так уж плохо, правда? — Цыганка слегка подтолкнула меня локтем и засмеялась. Я рассмеялась вместе с ней.

— Во всяком случае, до тех пор пока с тобой хорошо обращаются.

Джейк вышел из фургона, оставив нас наедине. Роза задавала мне вопросы о доме и о его обитателях. Я незаметно для себя рассказала ей о комнатах миссис Марлин на первом этаже, о кресле-каталке, о постоянном звоне колокольчика, о том, как слуги ропщут и говорят, что хозяйке невозможно угодить.