— Ну, не знаю, Андреа, — протянула бабушка, прижав ладонь к моему лбу. — Думаю, у тебя начинается простуда.

— Я чувствую себя прекрасно!

— У нее сегодня весь день болела голова, и вчера тоже. Наверно, это от сырости.

Тетя Мэй тоже позволила себе дотронуться до моего лба.

— Кажется, у нее ничего нет. Дорогая, хочешь поехать с нами?

— Очень хочу.

— Тогда замечательно, — вздохнув, уступила бабушка. Но обязательно оденься потеплее. По радио объявили, что приближается буря.

— Я пойду и включу обогреватель в машине, — сказал дядя Уильям, надевая тяжелое пальто и шарф, после чего он стал похож на эскимоса с Аляски. — Не выходи из дома, пока не оденешься, я подержу для тебя дверцу машины открытой. Ты даже не почувствуешь холода.

Но вся беда была в том, что я к этому времени уже привыкла к холоду и мне не нужна была одежда, без которой бабушка меня не отпускала. В самом деле, в гостиной весь день было душно, и не раз хотелось встать и открыть дверь. Тем не менее я терпела трогательные заботы бабушки и позволила напялить на себя свитер, пальто, шерстяную шапочку, шерстяной шарф и шерстяные варежки. Мне уже почти нечем было дышать, поскорее бы выйти на туманную улицу. Но меня остановили у выхода. Не успела я переступить порог, как почувствовала такое страшное головокружение, что пришлось ухватиться за дверной проем, чтобы не упасть.

— Что случилось, дорогая? — словно издалека донесся голос тети Мэй.

Туманная улица кренилась и вращалась, вздымалась и убегала от меня. Вдалеке у миниатюрного «рено» я увидела крохотного дядю Уильяма, теперь похожего на крысу, вставшую на задние лапки. Будто я смотрела на него через вогнутые линзы. Тетя Мэй подбежала ко мне, и я видела, как беззвучно шевелятся ее губы. Пол подо мной трясся, как при землетрясении. Розовые кусты вращались вокруг меня, мне стало плохо, к горлу подступала тошнота. Когда деревянный пол, словно молотком, ударил меня по затылку, головокружение прекратилось и я тупо уставилась на потолок.

— Боже ты мой! — услышала я крик бабушки. — Она потеряла сознание!

Надо мной склонились три озадаченных лица, словно проводя совещание на футбольном поле. В следующий миг крепкие руки дяди Уильяма заключили меня в медвежьи объятия, поставили на ноги, и я повисла на нем, словно тряпичная кукла. Бабушка и тетя Мэй, не жалея сил, размахивали руками и все время причитали «О боже!», пока меня спиной вперед волокли по коридору в гостиную. В мягком кресле без всяких церемоний с меня стащили верхнюю одежду. Придя в себя, я увидела, что сижу перед газовым обогревателем, пламя которого горело на всю мощь, ноги укутаны в тяжелое стеганое одеяло, а в руках чашка с горячим чаем. Надо мной снова склонились мои родственники, ожидая, когда я заговорю.

— Сейчас со мной все в порядке, — слабым голосом сказала я. — Это все от спешки. Знаете, когда торопишься, чтобы успеть к машине…

— Да что ты такое говоришь! — воскликнула бабушка, хлопнув меня по руке. — Это у тебя грипп, и все тут! Пей чай и будь послушной.

— Андреа, с тобой правда все в порядке? — спросила тетя Мэй. — Мы можем съездить за доктором…

— Не надо! Мне… хорошо. Правда, мне хорошо. Я просто разволновалась. Как здесь жарко!

Хотелось сбросить стеганое одеяло, но бабушка не позволила и еще больше укутала меня.

— У тебя жар! — выпалила она.

Но тетя Мэй, потрогав мой лоб и щеки, сказала:

— Мама, у нее нет жара. Ты же знаешь, что ей страшно холодно. Уильям, что ты думаешь об этом?

Дядя приподнял свои массивные плечи.

— У людей кожа становится холодной, когда случается обморок, верно? Так что это не грипп. Это что-то другое.

— У нее простуда! — стояла на своем бабушка. — Ей нельзя выходить из дома!

Я опустилась поглубже в мягкое кресло и печально уставилась на остатки чая в своей чашке. Бабушка даже не догадывалась, как близки к истине ее слова. Нельзя выходить из этого дома, потому что он ни за что меня не выпустит. Я стала его пленницей. Какая бы сила здесь ни затаилась, она со мной еще не разделалась, и, хотя меня три раза выпустили навестить дедушку, сегодня мне это запретили делать. Быть может, завтра…

Наверно, последние слова я сказала вслух, ибо сейчас заговорил дядя Уильям.

— Посмотрим, дорогая, станет ли тебе лучше. Я сейчас думаю, что мама права. Тебе надо попить горячего чаю и хорошо выспаться. Мэй, а мы поедем дальше, пока время для посещений не истекло.

— А что если ей не станет лучше! Уилл, здесь ведь нет телефона!

— Тогда мы заедем после того, как навестим дедушку. Если Андреа к тому времени понадобится доктор, она нам скажет. Правда, дорогая?

Я еле кивнула в знак согласия.

После того как они уехали, бабушка сняла одеяло с дивана и набросила его мне на плечи. Я уже начала изнемогать от жары и подумала, что закричу. Мне очень хотелось, чтобы бабушка оставила меня и не спугнула следующее «пришествие» из прошлого. Если бы только я могла распоряжаться этими пришествиями. Если бы только можно было вызвать их силой воли и покончить с этим! Но я не могла, так же как не могла не смотреть на сцены прошлого, даже если бы захотела этого.

Вечер тянулся мучительно долго. Бабушка с довольным видом вязала, иногда посматривая на меня и кладя руку мне на лоб. Когда вернулись дядя Уильям и тетя Мэй, я воспользовалась случаем и сбросила с себя одеяла. Бабушка налила им чаю, а они рассказывали о том, как прошел визит к дедушке.

— Сегодня он был очень оживлен. Мы с ним мило поговорили. Конечно, понять ничего не удалось…

Я прошлась по гостиной и собрала одежду, которую выстирала в это утро. Благодаря тому, что бабушка предусмотрительно развесила одежду по гостиной и все время горел обогреватель, она высохла, и я уже собиралась отнести ее наверх.

— Постой, постой! — воскликнула бабушка. — Куда это ты собралась?

— Моя одежда высохла. Я только отнесу ее наверх…

— Ни в коем случае! Уильям отнесет, а ты оставайся у огня.

— Но, бабуля…

— Андреа, дорогая, — ласково сказала Мэй, — с тобой ведь случился обморок.

— Но сейчас уже все в порядке.

Словно защищаясь, я крепко прижала к себе сложенные джинсы и футболку.

— Послушайте, — сказал дядя Уильям, — если девушка чувствует себя хорошо, не держите ее. Она хочет подняться наверх. Ей не помешает немного размяться.

— Хорошо… — неохотно согласилась озабоченная бабушка.

Пока она не передумала, я подбежала к двери и, открывая ее, услышала, что бабушка сказала Уильяму:

— Скажи мне, что говорит врач? Когда Роберт сможет вернуться домой?

Мой дядя подался вперед, собираясь ответить. Он открыл рот, но не издал ни звука. Я бросила взгляд на часы. Они перестали тикать. Плотно прижавшись к двери, я ждала появления остальных. Я огляделась, ожидая увидеть, как исчезнут бабушкины вулвортские покрывала и вместо газового обогревателя покажется ревущий камин. Но этого не произошло.

Где же они?

Бабушка, Уильям и его жена сидели за столом и пили чай, будто беседуя, но они не разговаривали и не двигались.

Я еще раз отчаянно посмотрела на часы. Они молчали.

Однако ничего не происходило.

— Где же вы? — шепотом спросила я.

Наконец я резко открыла дверь и бросилась в темный коридор. Споткнувшись о первую ступеньку, я упала и выронила одежду.

— Подождите… — прошептала я. — Подождите меня!

Я быстро подняла одежду и стала взбираться вверх по лестнице. По пути я дважды падала. Оказавшись наверху, я прислонилась к стене и тяжело дышала. Хотя изо рта шел пар, холод не чувствовался. Я пошарила в темноте и нащупала выключатель. В бледном свете было видно, что дверь ближней спальни приоткрыта. Я настороженно посмотрела на нее и решилась.

Дойдя до порога, я остановилась и заглянула внутрь: холодный мрак и ничего зловещего. Я включила свет. В комнате все предметы остались на своих местах, туалетные принадлежности лежали на стуле.

Я застыла. Платяной шкаф. С ним было что-то не так. Я осторожно направилась к нему, не в силах оторвать взгляд от его дубовой поверхности, отличной отделки и маленьких медных креплений.