Казали нам Семенька гультай, —
Золотую сошеньку направляу,
Черную облогу раздирау
[464].
Наконец, не лишним будет вспомнить, что и само слово семя в русском языке одновременно обозначает и зерно для посева, и мужское семя. Как мы видели из ряда приведенных текстов, Божий коваль, запрягши в плуг змея, пропахивает на нем в земле русла рек. В свете рассмотренного первого пласта этого мифа становится понятным наличие половой символики и в названии Днепра: «В этой связи следует напомнить, что в самом названии Днепра (др. — русск. Дънѣпръ) выделяется два элемента: первый, родственный др. — инд. Danu (мать Вритры, «поток»), авест. danu «поток», «река», название враждебного племени Danu, и второй, восходящий к и. — евр. iebhr— с идеей оплодотворения»[465]. В.В. Иванов и В.Н. Топоров обращают также внимание на то, что последний днепровский порог называется Гадючий, что также вписывается в миф о змееборстве Сварога.
Второй пласт значений рассматриваемого мифа объяснял происхождение тех или иных рек. В различных вариантах этого сказания в этом качестве фигурируют приток Припяти Вить, какая-то река подо Львовым, Западный Буг, и, по всей видимости, Днепр. В ряде случаев Божьим ковалям приписывалось создание русла не какой-либо одной реки, а многих рек: «Вони зачепили тим крюком змiю за язик та запрягли в великий плуг та давай межi робити I будьто ото, де великi рiчки як от Волга, Днiпр I т. н., ото орали ix Кузьма-Демьян змiею»[466]. Наконец, третий смысловой пласт был посвящен возникновению у славян земледелия. Таким образом, мы видим, что в этом варианте змееборческого мифа у восточных славян вновь сплетаются воедино разные символы, связанные как с прародителем Боем, так и с богом неба Сварогом. Если приводившееся в первой главе белорусское предание связывало образование рек с собаками Боя, то данный миф относит их образование к деяниям божественного кузнеца. Если созвездие Ориона воспринималось как фаллическое начало, а впоследствии и в образе плуга, то именно плугом Сварог пропахивает русла различных рек. Наконец, и сам этот змееборческий миф имеет своей подосновой миф о священном браке Неба и Земли.
Когда же возник у наших далеких предков образ Сварога? Приведенные в этой главе факты показывают, что это был весьма длительный процесс. Понятно, что образ бога-кузнеца не мог появиться до возникновения самого кузнечного дела, т. е. времени энеолита. Проанализированные в исследовании о Свароге данные позволяют датировать возникновения у праславян образа бога неба эпохой неолита или как минимум началом перехода к веку металла. С другой стороны, использование и, по всей видимости, почитание огня имело место еще в глубокой древности. Как отмечают археологи, очаги и другие следы использования огня обнаружены в пещере Эскаль (Франция), которая датируется 700 тыс. лет. В силу этого мы можем предположить, что истоки образа Сварога уходят в глубь каменного века, однако окончательное сложение его образа как бога неба и тем более бога-кузнеца произошло, соответственно, в эпохи неолита и энеолита. Следует отметить, что отличительную черту этого бога составляет его связь с различными достижениями человеческой культуры: сначала с огнем, затем с вареной пищей, впоследствии с кузнечным делом и установлением института брака. Очевидно, именно эта тесная его связь с культурой и побудила славянского переводчика «Хроники» Иоанна Малалы отождествить Сварога с древнегреческим богом-кузнецом Гефестом.
Глава 13. Битва за рай
Как мы видели в предыдущих главах, бог-кузнец освободил людей и, как говорит полесский текст, «даже землю людей» от власти змея. Однако оставалась еще одна важная сфера мироздания, где это чудовище сохраняло свою власть. Речь идет о загробном мире. Как было показано выше, раньше тело покойника зарывали в землю, которая мыслилась как материнское начало, через определенное время порождающее человека вновь, а тесно связанная с культом Великой Богини змея считалась благожелательным и охраняющим началом. Однако после патриархальной революции прежняя система верований рухнула, а оставшиеся от матриархата представления зажили собственной жизнью. Образ подземной змеи никуда не делся, но из положительного превратился в отрицательный, опасный не только для новых представлений, но и для принявших их людей. В результате свержения культа Великой Богини лоно Матери-Земли стало смертельно опасным для ее детей, а в ее недрах завелась страшная змея.
Побывавший на Волге в 922 г. и лично видевший там погребальный обряд русов Ибн-Фадлан оставил нам его такое описание и, самое главное, объяснение одного из участников: «После того подошли (остальные) люди с деревом (лучинами) и дровами, каждый из них имел зажженный кусок дерева, который он бросил в эти дрова, и огонь охватил дрова, затем судно, потом палатку с мужчиной (мертвецом), девушкой и всем в ней находящимся, потом подул сильный, грозный ветер, пламя огня усилилось, и все более разжигалось неукротимое воспламенение его.
Подле меня стоял человек из Русов, и я слышал, как он разговаривал с толмачом, бывшим при нем. Я его спросил, о чем он вел с ним речь, и он ответил, что Рус сказал ему: «Вы, Арабы, глупый народ, ибо вы берете милейшего и почтеннейшего для вас из людей и бросаете его в землю, где его съедают пресмыкающиеся и черви; мы же сжигаем его в огне, в одно мгновение, и он в тот же час входит в рай»[467].
Для нашего исследование весьма важно, что целью обряда трупосожжения с точки зрения наших далеких предков было обеспечение быстрого доступа в рай для умершего и избавления его от опасности быть съеденным пресмыкающимися в случае захоронения его тела в земле. Огонь, по всей видимости, охранял душу покойного от злых сил, способных навредить ей по пути в небесный рай Сварога. О том, что представляли собой эти злые силы, нам показывает былина о Михайло Потыке. Главный герой ее женится на Марье Лебеди Белой, которая главным условием своего замужества ставит захоронение безо всякого трупосожжения живого супруга рядом с мертвым. Богатырь соглашается на такое изменение языческого обряда. Первой умерла Марья, и верный своему слову Михайло Потык велит своим товарищам богатырям закопать его в землю вместе с мертвой женой. Оставшись без традиционного трупосожжения, мертвое тело (а возможно, и душа) в земле подвергается серьезной опасности:
Как там была земля подземельная,
Ходила там змея по подземелью.
Приходит ко той колоде белодубовой;
Как раз она, змея, тут да дернула,
А обручи на колоде тут лопнули;
Другой-то раз еще она и дернула,
А ряд-то она тесу тут сдернула
А со тыи колоды белодубовой
[468].
Более чем показательно, что сидящий рядом с мертвым телом богатырь побеждает подземное чудовище не мечом или палицей и не христианской молитвой, а кузнечными орудиями труда:
Как скоро тут Михайло сын Иванович
Захватил змеюю во клещи-то,
Хватил он тут-то прутья железные,
А почал бить поганую ю в одноконечную.
Как молится змея тут, поклоняется:
«Молодой Михайло Потык сын Иванович!
Не бейко ты змеи, не кровавь меня,
А принесу я ти живу воду да в три году»
[469].