Если Перикл или Фукидид имел основание называть Афины «школою Эллады», то, разумеется, в том смысле, что влияния афинской образованности распространялись на всех эллинов без различия местности и политических учреждений. Поэты, философы, скульпторы, живописцы переезжали из города в город, вдали от родины пользовались сочувствием и влиянием и основывали школы на чужбине. Эсхил умер в Сицилии, Еврипид в Македонии, Фидий работал для платейцев, элейцев, лемносцев и других эллинов. Не говоря о таких центрах эллинской образованности, как Коринф, Сикион, Аргос и другие подобные, даже Ферм этолян и Мегалополь аркадян в IV—III вв. до Р.X. украшались многочисленными памятниками ваяния и живописи⁴⁷*. Мегалополь был построен с соблюдением всех правил строительного искусства Гипподамом Милетским (371—358 гг. до Р.X.)⁴⁸*. Успехи торговли, промышленности, художественного творчества усиливали взаимные сношения между различными государствами, умножая общеэллинские интересы и подготовляя почву для согласного решения общих задач общими мирными и военными средствами.

Вот почему конец пелопоннесской войны составляет эпоху в истории объединительного движения эллинов; поборниками его выступают вожди демократической партии, тогда как на стороне общинной городской исключительности оказываются так называемые аристократы, или олигархи, опирающиеся на Спарту и через нее на царя мидян. Ближайшим поводом к образованию союзов является опасность, угрожающая свободе республик сначала от спартанцев, потом от персов, македонян и римлян. Каждый властолюбец, государство ли это или отдельное лицо, заботился о политическом раздроблении Эллады под предлогом охранения свободы каждого государства, причем властолюбивые стремления иноземцев встречали противодействие в народном большинстве республик, только не в олигархах. Для подавления объединительного движения потребовался постыднейший в летописях договоров, так называемый Анталкидов мир, купленный спартанцами ценою предательства азиатских эллинов исконным врагам их и утеснителям, персам (ол. 98,2 = 387 г. до Р.X.)⁴⁹*. По силе этого договора, вызванного ближайшим образом коринфскою войною, Фивы должны были отказаться от власти над беотийскими городами, аргивяне и коринфяне от слияния государств их в единое целое, тогда как сами спартанцы не удаляли гармостов из городов, зависимых от них⁵⁰*. В 385 г. они упразднили Мантинейскую республику, принудив мантинейских граждан расселиться по деревням, чем нанесен был удар Аркадии. В 383 г. они предприняли поход против олинфского союза на Халкидику, кончившийся присоединением олинфян к союзу лакедемонян, причем по пути занята была Кадмея спартанским гарнизоном с Фойбидом во главе⁵¹*. Еще до Анталкидова мира спартанцы под тем же предлогом освобождения меньших городов сокрушили гегемонию Элиды в области того же имени⁵²*.

Однако не прошло и десяти лет, как господство Спарты, основанное на принижении важнейших республик путем расторжения союзов и гегемонии, рушилось. В 379 г. Фивы избавились от спартанского гарнизона, установили у себя демократию, снова подчинили некоторые города Беотии и стремились с переменным успехом образовать сплоченное единое государство наподобие того, как афинская республика сложилась в доисторическое время из независимых первоначально демов, или поселков. Для характеристики фивских стремлений к централизации и степени успешности их важно сравнение беотийских городов с лаконскими периэками в речи Эпаминонда, обращенной к спартанцам в 371 г. до Р.X.⁵³* Термины «беотяне» и «фиванцы» употребляются Ксенофонтом в одном и том же значении граждан одного фиванского или беотийского государства; отдельные наименования для беотян по городам уступают место общему имени фиванцев после освобождения Фив от спартанского гарнизона: «беотяне фиванские» о фиванцах — с одной стороны, «фиванцы» о всей совокупности беотян — с другой.

Не более прочным было спартанское обладание Олинфом. К тому же времени (379 г. до Р.X.) относится и возрождение халкидского союза с Олинфом во главе, ко времени завоеваний Филиппа (348 г. до Р.X.) выросшего в могущественную державу. Преуспеванию союза содействовало здесь существование многих незначительных городов и поселений как на самой Халкидике, так и в пограничных частях Македонии. Жители небольших поселений без труда меняли свою самостоятельность на права граждан Олинфа, обеспечивавшего им торговлю, независимость от македонских царей и сильных эллинских государств, охотно открывавшего свои ворота для поселенцев из других городов на правах гражданского равенства с туземцами. «Вы, вероятно, знаете, — говорил в Лакедемоне в 382 г. до Р.X. посол от акафских олигархов Клиген, — что Олинф — самый большой город во Фракии. Олинфяне привлекли к себе некоторые города на том условии, чтобы эти последние имели одинаковые с ними законы и государственные учреждения; потом присоединили и некоторые большие города и стремятся к тому, чтобы освободить города Македонии от царя их Аминты. Переходя от ближайшего к далекому и важнейшему, они завладели многими тамошними городами, в том числе и Пеллою, наибольшим городом в Македонии. Аминта не только покинул эти города, но и сам чуть не совсем изгнан из Македонии. Теперь через послов они требуют от нас и аполлониатов соединиться с ними, угрожая в противном случае идти на нас войною. Но мы желаем пользоваться законами отцов наших и оставаться при своем государственном устройстве, хотя вынуждены будем соединиться с ними, если не получим помощи. Они насчитывают у себя не меньше 800 тяжеловооруженных и гораздо больше пелтастов, конницы у них с присоединением нашей больше 1000 человек. Пока еще возможно осилить олинфян, ибо против воли примкнувшие к ним города не замедлят отпасть, когда представится к тому возможность; но, наверное, союз этот трудно будет расторгнуть после того, как, согласно состоявшемуся уже решению, они сомкнутся воедино взаимными браками и приобретением земли друг у друга, когда они постигнут общие выгоды союза с сильными»⁵⁴*.

В речи Клигена важно различие, устанавливаемое между меньшими городами и большими: первые соединились с олинфянами на условии общности законов и политических учреждений, следовательно, слились с ними в одну республику, Олинф; они привлечены к союзу скорее всего увещанием. Не об этих уже городах и хлопочут перед спартанцами аканфские и аполлонийские послы, но о некоторых городах более значительных, примкнувших к Олинфу по принуждению, под угрозою и возмещенных за присоединение к союзу правом брака и приобретения земельной собственности. Политически они оставались независимы, но гражданская обособленность их терялась; олинфские политики могли считать эти меры обещающими в дальнейшем полное политическое слияние. Разницу в положении больших и малых халкидских городов, опускаемую новыми историками, необходимо иметь в виду и для понимания совершавшегося здесь процесса объединения, и для верной оценки позднейших известий о халкидском союзе. Из речей Демосфена мы узнаем, что, во-первых, ко времени наступательных действий Филиппа (351—348 гг. до Р.X.) Олинф стал вдвое многолюднее, чем был за тридцать лет с небольшим до того: вместо 400 человек собственной конницы у него было теперь 1000, а общее население его возросло из 5000 до 10 000 человек с лишним⁵⁵*. Население города увеличилось больше всего благодаря новым поселенцам на правах полного гражданства, — то же, что было с Афинами после слияния Аттики в единое государство. По свидетельству Страбона, значительная часть жителей халкидских городов переселилась в Олинф⁵⁶*. Во-вторых, оратор отмечает факт слияния всех халкидян в одно союзное государство, чего, говорит он, не было в то более раннее время, когда Аканф и Аполлония противились образованию единого союзного государства. Под синойкизмом большинства, а не всех халкидян мы должны разуметь равенство упомянутых выше гражданских прав и общность некоторых учреждений, соединявших халкидян с Олинфом скорее в военный и гражданский, чем в политический союз. В числе 35 городов, разрушенных Филиппом в 348 г. до Р.X., называются по именам только Олинф, Мефона и Аполлония⁵⁷*. Аканф, остававшийся независимым от Олинфа, уцелел во время этого разорения. Большинство названий погибших городов неизвестно; наверное, многие из них по мере уплотнения халкидского или олинфского союза низошли до положения поселков или демов, не имевших отдельных от Олинфа правительственных учреждений, должностных лиц и даже имен. Таким образом, в системе халкидских государств необходимо различать троякое течение: одни из городов стремились сохранить до конца политическую независимость, другие соединялись с Олинфом на правах союзников, третьи сливались с Олинфом в одну политическую общину, не утрачивая названия города. Эти главным образомгородаимел в виду и Демосфен, когда убеждал афинян помочь Олинфу, дабы спасти города олинфянам. Поэтому, говоря о синойкизме всех халкидян, Демосфен мог называть Олинф, хотя и не без риторического преувеличения, главою союза всех окрестных жителей. О том же времени этолийский оратор у Полибия выражается так: «Был некий союз эллинов на Фракийском побережье из колонистов афинских и халкидских; из колоний наиболее славною и могущественною был город олинфян». Непонятная неопределенность и разнообразие в союзных отношениях отразились на употреблении имен «халкидян» и «олинфян». По справедливому замечанию Шефера, «фракийские халкидяне», упоминаемые Дионисием Галикарнасским по поводу посольства олинфян и других халкидян в Афины, обозначают Олинф с прочими союзными городами Халкидики⁵⁸*; с другой стороны, под именем «олинфян» разумеются и жители других частей Халкидики⁵⁹*. Нам кажется, при таком только понимании возможно примирить несогласные, по-видимому, свидетельства древних о халкидском союзе⁶⁰*.