1. ...Когда карфагеняне захватили грузовые суда римлян с громадным количеством запасов, Публий сильно сокрушался как потому, что римляне через это лишались своего продовольствия, так и потому, что враги получали все необходимое в изобилии. Еще больше огорчало Публия то обстоятельство, что карфагеняне нарушили клятву и договор и что снова поднимается война. Поэтому он немедленно выбрал послов — Луция Сергия, Луция Бебия и Луция Фабия — и отправил их к карфагенянам с жалобою на случившееся и с извещением, что народ римский утвердил условия мира¹: Публий только что получил письменное уведомление об этом. По прибытии в Карфаген послы представлены были сначала сенату, потом народному собранию; там и здесь они, не стесняясь в выражениях², прежде всего напомнили, как карфагенские послы по прибытии в Тунет к римлянам введены были в совет и не только совершили возлияние богам и лобызали землю, что в обычае и у прочих народов, но униженно распростерлись в прах перед членами совета, целовали им ноги, а потом, поднявшись на ноги, поносили себя за то, что первые нарушили заключенный римлянами договор. Поэтому, продолжали послы, карфагеняне признают за римлянами право подвергнуть их всякой каре, и только памятуя превратность человеческого счастья, просят не быть беспощадными, и заключили словами, что неразумие карфагенян яснее покажет свету римскую доблесть. Военачальник и присутствовавшие в совете римляне помнят все это, продолжали послы, и с изумлением вопрошают себя, что побудило карфагенян забыть прежние речи, почему они дерзнули нарушить клятву и попрать договор. Однако почти наверное можно сказать, что они жестоко ошибаются, если поступают так в надежде на Ганнибала и имеющиеся у него войска. Всем хорошо известно, что Ганнибал и его войско вынуждены были очистить всю Италию, больше года держались в пределах одного Лациниума, запертые, почти осажденные, и лишь с большим трудом спаслись и перешли в Ливию. «Но допустим даже, что наши тамошние войска разбиты, что Ганнибал явился сюда и пожелал дать нам битву как победитель, и тогда надежды ваши на будущее были бы сомнительны, и вы должны были бы думать не о победе только, но и о возможности нового поражения, ибо мы одолели вас в двух битвах кряду. Если же вас постигнет поражение, к каким богам вы будете взывать о помощи? В каких выражениях будете молить победителя об участии к вашей плачевной доле? Вероломством и безумием вы, как и подобало, отняли у себя всякое право на сострадание богов и людей». С этими словами послы удалились.

2. Вероломство карфагенян.

Что касается карфагенян, то из них немногие лишь советовали верно блюсти договор, большинство же должностных лиц и сенаторов³ тяготились содержащимися в договоре обязательствами и чувствовали себя обиженными вольностью речей послов, наконец, никак не могли помириться с возвращением захваченных судов и добытых вместе с ними припасов. Однако самое главное то, что карфагеняне рассчитывали на победу при помощи Ганнибаловых войск. Поэтому в народном собрании решено было отпустить римских послов без ответа⁴; те же из должностных лиц, коим желательно было снова поднять войну во что бы то ни стало, собрались на совещание и придумали такую меру: необходимо, говорили они, позаботиться о благополучном возвращении послов в римскую стоянку, с каковою целью и были тотчас снаряжены два трехпалубных судна для сопровождения послов; между тем тут же послали начальнику флота Гасдрубалу сказать, чтобы невдалеке от римской стоянки он держал наготове суда, которые должны будут напасть на римских послов, как скоро они оставлены будут провожающими их кораблями, и потопить их в море. Карфагенский флот стоял в это время на якоре перед Итикой. Распоряжение было послано Гасдрубалу, и римские послы отпущены, причем трехпалубным судам приказано было по миновании реки Макара⁵ покинуть послов в пути⁶ и возвращаться назад в Карфаген. С этого места уже можно было различать неприятельскую стоянку⁷. Сопровождавшие послов карфагеняне, миновав реку, простились с римлянами, как было им приказано, и отплыли назад. Луций и его товарищи не подозревали в этом ничего дурного и только досадовали немного на недостаток почтительности в проводниках, которые покинули их преждевременно. Как только послы остались одни, на них из засады устремились три карфагенских триремы⁸, но карфагеняне не могли ни пробить римского пятипалубного судна, которое успело увернуться от удара, ни вскочить на палубу, потому что команда римского корабля защищалась храбро; однако при нападении вблизи⁹, заходя со всех сторон, карфагеняне ранили корабельных воинов и многих из них убили. Наконец римляне заметили, как от стоянки отделилась объездная стража и спешила к морскому побережью им на помощь, и погнали судно к суше. Большинство команды погибло; послы каким-то чудом спаслись.

3. Раздражение римлян по случаю вероломства карфагенян. Возобновление военных действий.

Это происшествие послужило новым поводом к войне более упорной и ожесточенной, чем прежняя. Почитая карфагенян нарушителями договора, римляне горели желанием смирить их; с другой стороны, карфагеняне, сознавая свою вину, решились не поддаваться врагу до последней крайности. При таком настроении обеих сторон было ясно, что спор должен решиться войною. Поэтому не только в Италии и Ливии, но даже в Иберии, Сицилии и Сардинии все было возбуждено и с напряжением ожидало событий. В это время Ганнибал, ощущая недостаток в коннице, обратился к некоему нумидийцу Тихею, другу Софака, конница которого почиталась наилучшею в Ливии, с просьбою о присылке ему вспомогательного войска и о содействии в столь трудных обстоятельствах. Тихей хорошо понимал, что в случае победы карфагенян власть может оставаться за ним по-прежнему; напротив, в случае торжества римлян властолюбие Масанассы угрожает самой жизни его. Поэтому Тихей внял просьбе Ганнибала и явился к нему с двумя тысячами конницы.

4. С другой стороны, Публий позаботился оградить флот от всякой опасности, начальником и заместителем своим поставил Бебия, а сам пошел на города, причем не под защиту принимал их, как покоряющиеся добровольно, но брал силою и обращал жителей в рабство, дабы показать, насколько раздражен он против врагов после вероломства карфагенян. В то же время Публий посылал к Масанассе гонца за гонцом с извещением о том, как финикияне нарушили договор, и с настоятельною просьбою собрать возможно больше войска и идти на соединение с ним. Дело в том, что Масанасса немедленно по заключении договора удалился со своими войсками, о чем рассказано у меня выше*. Кроме того, он получил еще от военачальника десять эскадронов римской конницы, столько же пехоты и послов римских в надежде не только возвратить себе отцовские владения, но при помощи римлян приобрести еще и владения Софака. Так действительно и вышло.

Случайно совпало с этим возвращение из Рима послов в римскую корабельную стоянку. Римских послов Бебий тотчас препроводил к Публию, а карфагенских¹⁰ задержал; эти последние вообще пребывали в тревоге и ждали для себя великой беды. Они ведь узнали о насильственных действиях карфагенян над римскими послами и были уверены, что месть за это падет на них. Между тем Публий сильно обрадовался, когда услыхал от прибывших из Рима послов, что как сенат, так и народ утвердили условия договора, заключенного им с карфагенянами, и соглашались на все их требования. Что касается карфагенских послов, то он приказал Бебию препровождать их обратно домой с величайшею заботливостью¹¹, — образ действий, как я думаю, совершенно правильный и разумный. Зная, что отечество его свято блюдет обязанности по отношению к послам, он и сам думал не столько о том, чего заслужили карфагеняне, сколько о том, как надлежит поступать римлянам. Поэтому Публий сдержал личное раздражение, досаду и негодование по поводу случившегося и постарался, как гласит поговорка, соблюсти в чистоте доброе имя отцов. И вот, восторжествовав своим великодушием над тупостью врагов, он привел в уныние карфагенян и самого Ганнибала.