Другие же русские слова, связанные с приобретательством, также не имеют подобного индоевропейского корня: приобрести буквально значит – найти, получить – взять по случаю, добыть и достать – достигнуть существующего, овладеть и обладать – получить власть над вещью. Так что понятия об обладании в русском языке и в западноевропейской картине мира – разные. И конечно же, различны взгляды на жизнь в свете этих понятий.
Главное различие состоит в том, что у западноевропейца подход к миру – захватнический, у русского же – бытийный, что сказывается практически во всех областях нашей жизни – в обучении, в общении, в любви и браке, в вере и религии, и даже во власти. К примеру, обучение по принципу приобретения подразумевает приобретение знаний, их накопление путем механического запоминания, как собирание товара, купленного за деньги. Обученные таким образом люди становятся обладателями коллекций чужих мыслей, идей, высказываний, при этом они не склонны думать и творить самостоятельно, вырабатывать собственные идеи. Методика тестирования – наилучший способ проверки подобных знаний, не случайно она внедряется в нашу образовательную систему именно сегодня вместе с западными принципами обучения.
Обучение по принципу бытия подразумевает использование полученных знаний для выработки собственных представлений и идей. Учение, наука, навык, обычай – все это русские слова, обозначающие соединение получаемых знаний с жизнью, с собственным опытом. Творческое задание – сочинение, многовариантное решение задачи, проект, изобретение – формы приобретения и проверки знаний при этом принципе обучения.
Столь же различны в западноевропейской и русской картинах мира подходы к общению и принятию решений. Общение по принципу приобретения представляет собой отстаивание своей точки зрения как собственности, которую не хочется потерять. В таких спорах не рождается истины, здесь с чем спорщики пришли, с тем и уходят, безуспешно попытавшись переубедить друг друга. Политически подобное явление воплощено в европейском понятии parlament, буквально означающем место для речей. Совместная выработка решений в подобных случаях оказывается трудно достижимой, если вообще возможной. Именно поэтому в европейской и американской деловых культурах столь популярны методы воздействия на партнеров, разработанные Дейлом Карнеги в книге «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей», выстроенные на притворстве, лицемерии, обольщении собеседника, с тем чтобы добиться от него нужного решения или согласия.
Общение по принципу бытия, напротив, подразумевает живой интерес, открытость собеседнику, в том смысле, что он может быть полезен нам опытом, идеями, информацией своим оригинальным взглядом, своей логикой, неожиданностью мышления. Только в таких спорах могут быть успешно выработаны коллективные решения, в русской деловой культуре они выражены в слове совет, понимаемый как согласное общее речение и одновременно как собрание людей для совместной выработки решения. При этом замечено, что русского довольно легко переубедить, заставить отказаться от своего мнения, ибо он не рассматривает его как собственность и способен увлечься жизненно актуальными доводами, приводимыми собеседником. Именно в этом кроются причины пресловутой русской доверчивости и восприимчивости к новым заманчивым, случается, что и абсурдным идеям.
Подобные различия находим во взглядах русских и западноевропейцев на власть. Власть, воспринимаемая властителем как приобретение, удерживается им как богатство и влечет за собой непременную узурпацию с применением силы. Такая власть ради власти сопровождается излишествами, которым сопутствует нарастающая некомпетентность. Именно поэтому западноевропейская цивилизация выработала множество мер, называемых демократическими институтами, ограничивающими пребывание руководителей во власти.
Власть, организованная по принципу бытия, строится на ответственности руководителя перед подчиненными, а, следовательно, обязывает его быть компетентным в управлении. Эта власть, основанная на долге и совести, не регулируется законами и выборными технологиями, именно такая власть представляется в русской политической жизни идеалом.
Даже в Вере западноевропеец и русский в корне отличаются друг от друга. Вера, строящаяся на принципе обладания, – это получение ответов на вопросы бытия, ответов, которые не нуждаются ни в каких доказательствах, они сформулированы в виде догматов. Человеку надлежит их усвоить, чтобы освободиться от тяжелой необходимости самостоятельно мыслить, искать решения трудных жизненных вопросов. Католическая церковь с ее жестким догматизмом, непонятным народу латинским богослужением, отпущением грехов за деньги, жесткими катехизисами является наглядным примером Веры, основанной на принципе обладания.
А вот Вера, опирающаяся на бытие, – это живое общение с Богом, сердечная молитва, самостоятельный поиск ответов на мучающие нас вопросы, это поиски смысла жизни, опять же через самостоятельное проникновение в Св. Писание, словом, то, что называется богообщением и не может быть сковано догматизмом и жесткими канонами. Именно такова Православная Русская Церковь, где служба изначально понятна и доступна любому человеку, катехизисы отсутствовали, а отпущение грехов за деньги полагали кощунством.
Даже взгляды на любовь и брак у нас с западноевропейцами не схожи. Любовь, опирающаяся на идею обладания, – это стремление покорить другого, сделать его своим приобретением. На любовь смотрят почти как на лишение свободы. Отсюда проистекают брачные контракты, движения феминисток, выступающих за освобождение женщины, измены и разводы как бегство на свободу и поиск новых предметов обладания.
Любовь, основывающаяся на идее бытия, созвучна именно русским представлениям о жизни, это существование двоих как «единой души и единой плоти», отсюда очень точно по смыслу выражено «моя половина», потому как только в единстве, только вместе муж и жена образуют единое целое. Такая любовь не требует обязательств и брачных договоров, потому что изначально зиждется на идеальной установке – дойти вдвоем, рука об руку до гробовой доски, жить долго и счастливо и умереть в один день.
Достаточно доказательств, что основные пласты жизни у европейцев и русских организованы по-разному. Но ведь в русскую картину мира сегодня активно внедряют именно западноевропейские образцы обучения, общения, власти, веры и любви. В образовании нас переводят на поголовное тестирование, учителей открыто, в документах именуют предоставляющими образовательные услуги. В общении заставляют жить по законам Карнеги, убеждая нас в необходимости притворяться, чтобы подчинить, подмять под себя собеседника, не желающего расставаться со своей точкой зрения. Во власти нам навязывают убежденность, что ответственность и долг властителям не нужны. Их задача, дескать, подчиняться законам, которые тем временем власть имущие переделывают под свое безответственное правление. В Вере нас приучают к католическому догматизму, запрещая думать и рассуждать. В любви нам навязывают идею физического и материального обладания с закономерно следующими из нее брачными контрактами и так называемыми «гражданскими браками» как наименьшим ограничением свободы.
К счастью, все это действует в России плохо, не приживается пока, потому что в русском языке существует мощное противоядие – преграда для представлений, основанных на западной по происхождению идее обладания. Вот примеры разных национальных типов поведения в истории. Выдающийся русский лингвист А.А. Шахматов, получив письмо от своих земляков, крестьян Саратовской губернии о царящем там голоде, отказался от места адъюнкта Российской Академии наук и уехал на родину, чтобы помочь крестьянам преодолеть голод и эпидемию. С другой стороны, великий Гегель, получив приглашение работать в престижном университете, живо откликнулся письмом к ректору: «А сколько кулей полбы я буду получать за свои услуги университету?» И это естественное восприятие мира русским ученым и немецким мыслителем. Оно исходит из языка. В русском мы знаем формулу владения – у меня есть. Собственность по-русски не завоевывается и не захватывается, это то, что дано, и точка. В немецком же формула владения – Ich habe, в английском – I have. У нас этот корень, напоминаю, представлен в слове хапать. Завоевательность, напор, стремление получить прибыль любой ценой кроются в корне этого слова, вот почему оно получило у нас весьма пренебрежительный оттенок.
