— Ты ее видела? Это она?

Малышка кивнула, крепко прижимая игрушечного щенка к груди.

— Ну и что же тебе известно? Вот уж воистину, устами младенца... — произнес Кингсли.

Мими шикнула на него. У нее заколотилось сердце. Неужели все это время ключ к разгадке был у них перед носом и сопровождал их на каждом шагу? Когда эта компания ребятни принялась ходить за ними? Пожалуй, с самого начала, с первого же вечера. Что же получается, они не ухватились за ниточку потому, что Мими оказалась слишком слабой и мягкотелой и не просканировала девчонку как следует?

— Ты уверена? Ты точно видела именно ее?

Мими хотелось встряхнуть девочку. Хотя на самом деле ей хотелось как следует встряхнуть себя. Она позволила эмоциям повлиять на работу. И с каких это пор у Азраила вообще завелись эмоции?

Малышка кивнула.

— Да, это она, София.

Она назвала Джордан настоящим именем. Мими пробрал озноб.

Тэд присел на корточки перед девочкой.

— Откуда ты ее знаешь?

— Она жила тут неподалеку, — сказала малышка. — С бабушкой. Мы все боялись старой дамы. София тоже.

— Где она сейчас?

— Не знаю. Ее забрали.

— Кто?

Девочка не ответила.

— Пропон фамилиар, — негромко, но повелительно произнесла Мими на священном наречии. «Скажи своим друзьям». Она воспользовалась принуждением. Она не хотела причинять вред девочке, но им необходимо было узнать подробности. — С тобой ничего плохого не будет. Расскажи нам все, что помнишь.

— Плохие люди. Мужчина и женщина. Они увезли ее, — бесцветным голосом произнесла девочка. — В понедельник.

Венаторы переглянулись. Именно в этот день они прибыли в Рио.

— А эта ее бабушка? Она еще здесь? — Спросила Мими.

— Нет. Она уехала через несколько дней. — Девочка посмотрела на них большими перепуганными глазами. — София сказала, что ее будут искать, хорошие люди и плохие люди. Мы поначалу не были уверены, хорошие вы или плохие. Но она сказала, что с хорошими людьми будет красивая дама, и вы мне подарили собачку, — запинаясь, сказала девочка.

— Она сказала тебе, что мы придем? — Тут же спросила Мими.

— Она попросила отдать хорошим людям, когда они придут, вот это.

Девочка вытащила из кармана конверт, потрепанный и грязный, но надписанный прекрасным каллиграфическим почерком — такой обычно можно видеть на конвертах цвета слоновой кости, с приглашениями на заключение уз.

Письмо было адресовано Араквиелю. Мими знала, что Араквиеля называют Ангелом приговора. А еще — Двуликим. Этот ангел нес в себе одновременно и свет, и тьму.

Это было имя Кингсли Мартина.

ШАЙЛЕР

Когда она пробила стекло, на лице Джека отразились потрясение и гордость, но Шайлер позволила себе лишь мимолетный взгляд на него. Нужно было перестать думать о Джеке и сосредоточиться на собственных действиях. Она выпрыгнула из комнаты в небо, приземлилась на решетку для вьющихся растений и оттуда соскочила на землю. Девушка помчалась к выходу сквозь праздничную толпу — размытое розовое пятно среди гостей.

Было уже за полночь, и характер празднества изменился — на всяком памятном сборище наступает момент, когда у присутствующих появляется ощущение вседозволенности. В воздухе витала необузданная энергия; болливудские звезды танцевали, извиваясь по-змеиному, а сотня барабанщиков с деревянными барабанами дхол отбивали ровный и обольстительный ритм. Шайлер не могла бы в точности сказать, в чем тут дело, но в гипнотичности этой музыки присутствовало нечто зловещее; ее притягательность была почти грозной. Чем-то это напоминало щекотку, когда она делается мучительной, а смех — нежеланным и неконтролируемым.

Шайлер промчалась сквозь строй танцоров бхангры под звон цимбал, сшибла какого-то артиста на ходулях и едва не налетела на компанию факельщиков, стоящих вдоль периметра.

Но куда бы она ни направилась, он следовал за ней по пятам, отставая лишь на один удар сердца.

«Шайлер!»

Она отчетливо слышала его голос в голове. Джек применил против нее Контроль. Это было нечестно. Если бы он позвал ее вслух, возможно, она бы его и простила, но понимание того, что он присутствует в ее сознании — что ему так же легко проделать это, как и прежде, — изрядно нервировало.

Шайлер промчалась мимо укротителей тигров и глотателей пламени, мимо компании пьяных европейских аристократов, раздувшихся от крови, — их фамильяры валялись в обмороке под стенами, выходящими на реку. Это уже не было празднеством, это превратилось в нечто иное. Нечто развратное и порочное... в оргию, в хвалебную песнь чудовищного потворства своим желаниям, пагубным и безнравственным. И Шайлер не могла избавиться от ощущения, будто что-то — или кто-то — подстрекает всех, подталкивает к краю обрыва. И она по-прежнему слышала у себя за спиной шаги Джека, легкие и стремительные.

В определенном смысле слова погоня придала ей сил. Ей приходилось пользоваться своими вампирскими способностями и напрягать мышцы, как никогда прежде, — о господи, ну Джек и быстрый!

«Но я быстрее, — подумала она. — Я могу обогнать тебя, Джек Форс. Попробуй-ка поймай меня! Ничего у тебя не получится!»

«Попробую. И получится».

Шайлер закрыла сознание для Контроля, как ее учил Лоуренс. Уж теперь-то он умолкнет!

Должно найтись какое-то местечко, где она сможет спрятаться. Она знает этот дом. Во время их визитов сюда Корделия не раз оставляла ее одну на несколько часов, и маленькая Шайлер исследовала каждый дюйм здешнего парка. Она знала каждую щелочку, каждое тайное укрытие. Она оторвется от него в жилом крыле — там множество замаскированных ниш и потайных помещений. Шайлер влетела обратно в замок через вход для слуг.

На бегу она позвала через глом: «Оливер! Оливер!»

Она попыталась засечь его сигнал.

«Оливер!»

Но люди маловосприимчивы к общению в пространстве Контроля. Оливер никогда не мог читать ее мысли, не говоря уже о том, чтобы прямо разговаривать через глом. И хотя они пытались научиться строительству ментального моста, связывающего вампира и его проводника, все их усилия оказались тщетны. Они были молоды, а такой мост строится на протяжении жизни — как тот, что существовал между Лоуренсом ван Аленом и Кристофером Андерсоном. Может, в пятьдесят они с Оливером и смогут общаться телепатически, но не сейчас.

Надо найти Оливера. Он, наверное, уже с ума сходит от тревоги. Наверное, расхаживает взад-вперед среди гостей, не обращая внимания на творящееся вокруг, и пьет коктейль за коктейлем, чтобы успокоиться. Он очень многим пожертвовал ради того, чтобы быть с ней. Конечно, ей он скажет, что это был его долг, его судьба — жить и умереть рядом с ней. Но Шайлер никак не могла отделаться от ощущения, что она — бремя для Оливера, что она слишком много на него взвалила, превратила его существование в нескончаемую погоню. Он отдал ей все — свою дружбу, деньги, жизнь, а она могла отдать в ответ лишь свое сердце. Свое непостоянное, дурацкое, виноватое, ненадежное сердце. Шайлер ненавидела себя.

Тут ее поразила ужасная мысль: а вдруг они пришли сперва за Оливером?

«Они не причинят ему вреда! Пусть только попробуют!.. Если с ним хоть что-то случилось...»

Она не хотела даже думать об этом.

Когда она мчалась через коридор, внезапно воцарилась темнота. Кто-то выключил все освещение во дворце. Шайлер казалось, что она знает, чьих это рук дело.

«Неплохо, Джек, да только я вижу в темноте, как и ты».

Шайлер отыскала дверь, ведущую на потайную лестницу. Лестница уходила вниз, в подвал, мимо кухни — в подземную темницу, реликт предыдущих столетий. Мало кто знал, что отель «Ламбер» был построен на развалинах средневекового замка и что основание замка скрывало свои тайны.

«О господи, только бы это был не скелет!» — подумала Шайлер, когда что-то подозрительно хрустнуло у нее под ногой.