– Его величество попросил лишь эвакуировать в Иркутск семьи ижевцев, наиболее опытных оружейников и заводское оборудование. Сказал, что без этого выпуск нового оружия невозможен.

– Вы видели это оружие, Александр Васильевич?

– Да, и даже стрелял из него. Ручные пулеметы на сошках, чем-то похожие на английские «Льюисы», но компактнее и легче, без кожуха. И автоматический карабин под пистолетный патрон Маузера, они его во время восстания на заводе делали, полтора года назад. Автомат Шмайсера, так, если память не изменяет, звучит фамилия конструктора.

Колчак сделал паузу, а Ермаков в душе принял стойку охотничьей собаки, что, наконец, нашла вожделенную дичь. Но свое растущее нетерпение полковник обуздал – он был уверен, что адмирал расскажет ему все.

– Я распорядился все вывезти, вот только возможностей для производства нового оружия не было. Да и патронов чудовищная нехватка. К тому же американцы обещали наладить поставку пулеметов Кольта.

– И обманули – прислали совершенно негодные «Сент-Этьены»…

– Да, это так, – с нескрываемой горечью отозвался Колчак на реплику Арчегова. – Но и наладить выпуск этого оружия, при нашей бедности технического оснащения – неразрешимая задача.

– Через две недели оружейники обещали изготовить первый образец данного автомата, а к концу месяца освоить мелкосерийное производство. В Иркутске простаивают обозные мастерские, вот мы их и задействовали. Патроны к ним поставят японцы.

После слов полковника Колчак вздрогнул и впервые отвел взгляд в сторону. Ермаков невольно пожалел собеседника – испытать такой стыд не каждому дано. Во время разговора заслуженному адмиралу, неоднократно показали многие промахи и просчеты, которые он допустил, будучи Верховным правителем России. Как котенка, натыкали мордой в лужицу собственной мочи – знай, как пакостить!

– Что вы можете сказать о Шмайсере, Александр Васильевич? – Своим вопросом Ермаков решил отвести Колчака от неприятных мыслей.

– Немецкий офицер, в войну находился в одной из африканских колоний. Михаил Александрович попросил зачислить его на нашу службу в чине капитана. Так же, как другого немецкого офицера, если не ошибаюсь, он принял русскую фамилию своей матери – Фомин, – воевавшего в той же Африке. Я подписал соответствующий приказ. И еще побеседовал с ними – этот полковник Фомин показал удивительный дар предвидения, многое сбылось…

Колчак замолчал, нервно закурил папиросу. Молчал и Ермаков, переваривая услышанную информацию, которая прекрасно дополнила рассказы наскоро опрошенных ижевцев на станции Иннокентьевской.

«Так вот какая у нас Кассандра выявилась. Странные у Михаила Александровича немцы в качестве флигель-адъютантов, с автоматами ППС и пехотными «дегтярями». Они, вне всякого сомнения, спасли императора в Перми от казни. А оружие говорит об одном – эти немцы такие же «попаданцы», как азм, грешный, только стволы как-то протащили. Поговорить нужно с ними серьезно», – надолго задумался Ермаков, смоля очередную папиросу, от которых во рту стояла горечь. Но сказал адмиралу полковник совсем иное:

– В нашей Сибирской армии вернулись к императорскому чинопроизводству, – Ермаков лукаво улыбнулся и многозначительно посмотрел на адмирала, поймав взгляд. Сейчас они смотрели глаза в глаза, и что-то дрогнуло в душе бывшего Верховного правителя.

– Вы хотите сказать, – начал было адмирал, но Ермаков перебил его, хотя понимал свою бестактность. Но в данный момент именно она и была нужна, дабы показать искренность.

– Премьер-министр Вологодский сегодня утром отправил Михаилу Александровичу телеграмму с предложением, от которого государь, – полковник надавил на последнее слово, – не сможет отказаться!

– С каким предложением? – Адмирал не удержался от любопытства.

– Я не могу повторить дословно, ведь Вологодский юрист и тщательно подбирал формулировки. Но суть в следующем – Сибирское правительство считает отречение Михаила Александровича в марте 1917 года в пользу Учредительного собрания недействительным, так как последнее не удалось собрать в полном кворуме. Тем более что захват власти большевиками не позволит в ближайшие годы заново провести всероссийские выборы. Потому наше правительство признает его императорское высочество лишь местоблюстителем престола.

Вместе с тем правительство признает один из его императорских титулов, а именно – царя Сибирского. И вплоть до созыва Сибирского земского собора, а только он правомочен решать вопрос о монархии, Михаил Александрович может царствовать на освобожденной от большевиков территории Сибири и Дальнего Востока при подписании соглашения с правительством о разграничении полномочий.

– Вологодский это предложил?! – потрясенно воскликнул Колчак, удивление его было безмерным, ибо монархических симпатий у своего бывшего премьера он раньше не наблюдал, хоть и провели рука об руку целый год. А тут такая метаморфоза – и адмирал задумчиво покачал головой.

– Министры Сычев, Яковлев и я, как командующий армией, нашли доводы, чтобы убедить Петра Васильевича сделать такой шаг ради будущего нашей с вами России, – Ермаков внимательно посмотрел на адмирала.

– Александр Васильевич, мы решили не выпрашивать у союзников признания де-юре, а вернуть России прежний статус путем определенных маневров. Сибирское правительство рассчитывает, что если на какой-нибудь освобожденной от большевиков территории пройдет свободное народное волеизъявление, в котором прозвучит призвание государем Михаила Александровича, то с нашей стороны последует немедленное признание императорского титула. Более того, этой российской государственности, пусть даже ограниченного масштаба, будет оказана любая помощь, вплоть до военной. И предложение воссоздать на федеративных или конфедеративных началах новую Российскую империю.

– Почему Вологодский не сообщил мне вчера вечером о телеграмме? – глухо сказал Колчак и расстегнул верхнюю пуговицу кителя, потер пальцами шею, словно воротник стал душить его.

– Он отправил ее позже вашего с ним разговора, и после того, как мы обсудили возможности выхода из создавшегося положения. Теперь все зависит от вас – приложите ли вы все свои силы к будущему свободной от большевизма России или нет.

– А как понимать это? – Колчак тронул рукой лежащий на столике перед ним заряженный наган.

– Я искренне прошу извинить меня за несдержанность, примите во внимание мою молодость. Как командующий армией, я обязан был вас выслушать и принять взвешенное решение, не поддаваясь эмоциям.

Колчак побледнел, и тут же на его щеках выступил багровый румянец. Такой удар стал для самолюбия нестерпим. По сути, извиняясь перед ним, Арчегов ткнул его носом еще раз – ведь вчера адмирал не стал слушать Вологодского, всего час назад на повышенных тонах говорил и с полковником. А ведь он считал себя Верховным правителем России, зрелым во всех смыслах человеком. И получить такую завуалированную выволочку от офицера, который ему по возрасту годится в сыновья.

– Вчера я получил экстренную телеграмму из Читы от одного генерала. Вологодский назначает его моим заместителем, то есть первым помощником. Он будет командовать авангардом в наступлении на Красноярск.

Ермаков решительно сменил тему разговора, он догадался, какой жуткий стыд испытывает адмирал.

– Вот телеграмма. Прошу прочитать, Александр Васильевич.

Полковник достал из кармана куртки сложенный листок бумаги, развернул его и протянул Колчаку. Тот взял телеграмму, пробежался взглядом по отпечатанным строчкам, медленно, но вслух прочитал:

– «Командующему Сибирской Императорской армией полковнику Арчегову. Копия военному министру Сиб. правительства генерал-майору Сычеву. Ваше превосходительство, в такой момент времени долг и присяга перед монархом и Россией велят мне находиться в рядах вверенных вам войск. Готов встать в строй даже прапорщиком. Генерал от кавалерии, граф Келлер».

Румянец на щеках адмирала сменился бледностью. Колчак задумался на минуту, потом его лицо внезапно ожесточилось. Он быстро застегнул ворот кителя и рывком встал с дивана, резко бросив руки по швам. Не ожидавший такой реакции адмирала, поспешно вскочил с места и Ермаков.