Наши ребята совсем привыкли ко мне, и мы чувствовали друг к другу взаимную симпатию. Переломный момент в нашей дружбе наступил, когда на моих шортах появилась… дыра. Дело в том, что мне пришлось сделать почти шпагат между бортом судна и шлюпкой. Это событие доставило величайшую радость нашим меланезийцам. Они чуть ли не целый день вспоминали, как мои брюки «совсем испортились». Я совсем не удивился этому, так как знал по опыту, что на кораблях куда более современных, чем наш, все мелкие происшествия вырастают до невероятных размеров и становятся важными событиями дня, а моряки всех наций обожают посудачить. За ужином Мачи стал прислушиваться к словам песни, которую исполняли наши матросы. Мачи сказал, что ребята поют обо мне и о моих несчастных шортах. Узнав об этом, я совсем загордился. Вот уж не думал, что самые обычные шорты из хлопка с добавлением элана могут стать темой песни. Так или иначе, но благодаря шортам я стал на судне «своим парнем».

Одна стоянка пришлась на небольшой безлюдный островок Сакау. Наверное, романтизм, навеянный еще с юношеских лет приключенческой литературой, сохранился у меня, потому что, высаживаясь на берег, я чувствовал себя немного Колумбом, пиратом и Томом Сойером одновременно. Над головой шелестели листья пальм. Я спотыкался о кокосовые орехи и раковины, разбросанные повсюду. Раковины были даже с «локаторами». Попадались среди них и потускневшие, и изъеденные солнцем и морем. Я бродил по пальмовой роще, распугивал больших крабов, объедавшихся кокосовыми орехами, и наслаждался природой. Вскоре появился Джонсон и стал с необыкновенной проворностью ловить крабов и быстрыми движениями связывать их. При этом он, как обычно, приговаривал, что блюдо получится number one.

Около полудня отвесные лучи солнца стали слишком докучать мне. «Росинант» стоял на якоре вблизи берега, и я решил доставить себе небольшое удовольствие — отправиться на судно вплавь. Джонсон все еще гонялся за крабами, ползающими по стволам пальм, а я плескался у берега в поисках интересных раковин. Вдруг невдалеке от меня появилось какое-то создание, напоминающее угря. Я тупо продолжал наблюдать за эволюциями оливковой рыбы, пока рядом со мной не оказался Джонсон. Я почувствовал, что он крепко схватил меня за руку и рывком выволок на берег. Лицо у Джонсона было серое. Возможно, он спас мне жизнь. То, что я принял за рыбу, оказалось морской змеей, не той, легендарной, а настоящим двухметровым пресмыкающимся, яд которого для человека смертелен. Лишь на берегу я сообразил, что у «угря» был плоский, как весло, хвост. Это ядовитое, опасное создание обходит даже крупная рыба, в том числе акулы. Мне сразу расхотелось купаться, и я уютно устроился с Джонсоном в шлюпке.

На судне мой избавитель тотчас стал красочно описывать приключение, не обходя, конечно, своих заслуг в спасении владельца лопнувших шорт. Капитан Мачи очень обеспокоился и решительно запретил мне одинокие прогулки, особенно по мелководью. При этом он предостерегал меня не только от змей, но и от морских ос и смертоносных медуз, ядовитых моллюсков. Ему вторил Фрэнсис. Он прочитал мне лекцию о змеях, представленных здесь якобы пятьюдесятью видами. Эти твари дышат одним легким, занимающим три четверти тела, могут пребывать под водой до двух часов, имеют короткие ядовитые зубы и обладают способностью замедлять ритм сердца. Пользуясь тем, что сегодня на обед была рыба, он сообщил мне, что и она, может быть, ядовитая.

— Как?! — кусок рыбы застрял у меня в горле.

— А это никогда не известно, риск, как в рулетке, — продолжал Фрэнсис, отправляя в рот кусочек рыбы.

— Это правда, Мацей?

— Да, но подобные отравления в это время года случаются редко, чаще всего рыба становится ядовитой лишь месяца через два-три, да и все зависит от места…

— Значит, одна и та же рыба день — ядовитая, а другой — нет?! — довольно глупо спросил я, подцепив на вилку совсем микроскопический кусочек.

— Ты все правильно понимаешь, — ехидничал Фрэнсис. — Так оно и есть.

Мацей решил, что пора прекратить шутки и серьезно объяснил мне, в чем дело.

— Понимаешь, некоторые виды рыбы питаются водорослями, которые в определенные периоды своего развития выделяют ядовитые вещества. При этом растения, находящиеся по одну сторону рифа, могут содержать этот яд, а по другую сторону — нет. Таким образом, опасные соединения попадают в организм человека с рыбой, представляя часто большую опасность для жизни.

— Что же делать в таких случаях?

— Прочесть последнюю молитву, — продолжал шутить Фрэнсис.

— Разве нет действенного противоядия?

— Нет. Медицина белых бессильна, — говорил Мацей. — Я знаю случаи, когда при подобных отравлениях врачи из Вилы рекомендовали больному обратиться к деревенскому шаману, знающему нужные травы и методы лечения.

В тот день я пообедал весьма скромно, и моя порция рыбы почти целиком вернулась в камбуз.

Солнце зашло. Мы сидели на корме и беседовали. Я, как обычно, задавал вопросы. На этот раз меня интересовали белеющие на траве черепа скота, во множестве разбросанные на Сакау.

— Это жители соседних островов вырезали рогатый скот на Сакау. Время от времени они собирают здесь кокосовые орехи. Островок принадлежит какому-то американцу, который еще ни разу сюда не приезжал. Не был он и в Виле.

— И, наверное, не появится, — добавил Фрэнсис. — Сразу после окончания вьетнамской войны в Океании появилось много предприимчивых людей, которые скупали все, что возможно купить. Таких людей оказалось много. Им необходимо было избавиться от денег, нелегально заработанных на военных поставках взятками, подозрительными контрактами и т. п.

— Значит, здесь, на Новых Гебридах, каждый может отхватить себе кусок земли или даже остров?

— Нет, это дело сложное, особенно последнее…

Я невольно коснулся основных проблем кондоминиума. Чтобы проиллюстрировать существующее право собственности, мне предложили послушать историю мистера Э. X. Пиккока с Гавайев.

Мистер Пиккок, оборотистый американский торговец, приобрел на острове Эспириту-Санто, поблизости от Хог-Харбора, участок земли за восемьдесят с лишним тысяч долларов. Затем он поделил свою собственность на восемьсот парцелл и после соответствующей рекламы «райских уголков», «тихих островов» и «первозданной красоты» продал их своим соотечественникам за кругленькую сумму в три миллиона долларов.

Ободренный хорошим началом, мистер Пиккок тут же приобрел следующий участок под парцелляцию. Это была часть исторического полуострова Кироса (что за возможности для рекламы!), а также добрый кусок земель поблизости от Палекулы. В общей сложности Пиккок осчастливил более двух тысяч американских семей, наделив их красивейшими участками. Разумеется, большинство владельцев в глаза их не видело. В 1969 году Пиккок даже успел построить недалеко от Хог-Харбора отель для тех землевладельцев, которые пожелали бы начать строительство собственных бунгало. Тогда-то все и началось.

Объединенная администрация кондоминиума устрашилась нашествия американцев. Британцы и французы мгновенно представили себе, как предприимчивые дети «дядюшки Сэма» вытеснят их с удобных позиций на Новых Гебридах. В 1973 году, то есть несколько лет спустя после этой земельной операции, Объединенный суд вынес решение, что мистер Пиккок не имел права делить на мелкие участки землю, приобретенную на Санто. В результате целый легион американских землевладельцев до сих пор не может поселиться на купленных участках. Потом посыпались один за другим распоряжения, предписания… которые свели на нет принятое решение. Правительство кондоминиума оставило за собой право разрешать раздел земель, находящихся в собственности, на более мелкие участки — от двух и более, ввело налог с «дополнительной прибыли» и ряд других предписаний, направленных против Пиккока, его клиентов и подражателей. В какой-то мере поддержали администрацию в ее праведном деле некоторые из образованных новогебридцев, которые, памятуя исторические факты, испугались, что по мере роста поселений американцев и внедрения их цивилизации заокеанские колонизаторы сокрушат их так же, как своих североамериканских индейцев.