Наконец появился распорядитель церемонии в длинной юбке из листьев, зычно крикнул вроде «вуту-ооо», и… сразу же наступила напряженная тишина. Через мгновение к яме, на дне которой лежали камни, бодро зашагали основные действующие лица. Они шли гуськом. На них те же костюмы, что и на остальных аборигенах, лишь на лодыжках браслеты из листьев и травы. Покорители огня, молодые люди, улыбаясь, обошли яму кругом. Они двигались по раскаленным камням. Было отчетливо видно, что горячие булыжники не причиняли им никакой боли. Неожиданно мой сосед поднялся, сорвал с головы соломенную шляпу и бросил ее вниз. Шляпа вспыхнула как спичка. Всем стало жутко. Браслеты из сухих листьев на лодыжках у идущих по раскаленным камням людей никак не реагировали на высокую температуру! Затаив дыхание, следили мы за этой церемонией. И тут все зрители хором вскрикнули — на камни посыпались пучки травы и листья, поднялся дым, пар, а пятеро «огнестойких» аборигенов стояли в яме и спокойными голосами пели какую-то монотонную песню. Необыкновенное зрелище! Вдали поблескивал океан, над нашими головами опрокинулось иссиня-черное небо с незнакомыми звездами. Слышалась песня, и эти люди, спокойно стоящие на раскаленных камнях… И все-таки есть еще немало явлений на свете, объяснить которые до сих пор невозможно.

Актеры сняли с ног браслеты и вместе с четырьмя корзинами каких-то корней тщательно уложили их в каменную печь. Остальные аборигены принялись засыпать песком раскаленную яму.

— Скажите, как это может быть? Как? — причитал мой сосед. — Вы же сами видели, как шляпа тут же сгорела дотла, не так ли?

— Да, видел, тут же сгорела.

— Но как же это все-таки объяснить?!

Я ничего не мог ему ответить.

Кшиштофа Стажиньского я наконец застал в его конторе. В кабинете финансового директора крупной фирмы на Фиджи слышится польская речь. Пан Кшиштоф вспоминает визит в эти края Леонида Телиги, с которым они успели крепко подружиться.

— Какой был обаятельный человек! Умел быстро находить друзей. Многие члены местного яхт-клуба очень полюбили его. Поедем туда, может, даже сегодня… Конечно, тот номер телефона, который он записал вам в записную книжку, уже давно устарел. Я живу в новом доме, за городом.

— «Однако Сува — это не Дарвин», — подумал я, вспомнив о том, как без всяких затруднений мне удалось узнать новый номер телефона Лешека Повежи.

Кшиштоф организовал несколько автомобильных поездок по острову Вити-Леву. Южное побережье острова резко отличается от окрестностей Нанди. Тут нет гор, рельеф местности скорее плоский, болотистый. Большие рисовые поля, традиционные буре — хижины фиджийцев. Британская администрация ввела действующие и по сей день правила (так называемые «законы о неотчуждении»), охраняющие право аборигенов на землю. Согласно этим правилам значительная часть территории Фиджи должна находиться во владении коренного населения. Обладающие численным превосходством индийцы оказались, таким образом, в довольно затруднительном положении.

Удивительно красив живописный залив, в котором расположен глубоководный порт Сувы. Там большое движение пассажирских судов и более мелких плавучих средств. Можно часами с удовольствием наблюдать за жизнью порта. Далекий уголок южной части Тихого океана! Даже не верится, что сюда ни разу не заходило ни одно польское судно. Однако спортивный флаг Польши не единожды развевался в этих водах. В 1935 году именно здесь польский яхтсмен Вагнер расстался со своей яхтой «Зъява II». Последняя, несмотря на разрушенную морскими червями обшивку, переименованная в «Стеллу», еще долгое время служила для недалеких поездок. В 1936 году «Зъяву» в новой роли видел еще Эрвин Ежи Вебер с борта «Фариса». В 1968 году у входа в залив форсировал рифы Леонид Телига на своей яхте «Оиты». Семь лет спустя польская яхта «Мария» с капитаном Любомиром Мончкой на борту причалила к тому же месту, что и «Опты».

На террасе мотеля «Трэйд уиндс» мы маленькими глотками потягивали холодное пиво. В хорошо защищенной от ветров бухточке покачивались на волнах более десятка яхт с разных концов света.

— Леонид Телига любил приходить сюда и охотнее всего садился именно за этот столик, — вспоминает пап Кшиштоф. — Однако нам пора возвращаться домой.

Встреча Нового года прошла в доме пана Стажиньского довольно спокойно. Впрочем, это был единственный польский дом на всем архипелаге, полный польских пластинок, газет и книг. Мы выпили немного вина, вспомнили Варшаву. Там из-за двенадцатичасовой разницы во времени Новый год еще не наступил. Возможно, варшавянки еще только готовились к встрече Нового года и сидели в салонах красоты. Затем мы отправились в центр города. Я хотел посмотреть, как островитяне встречают Новый год. Однако меня ждало жгучее разочарование.

Я был почти уверен, что увижу нечто вроде карнавала в Рио-де-Жанейро, танцевальные хороводы, фейерверки… Ничего подобного! Несомненно, сказалось как влияние протестантских миссионеров, так и большое преобладание индийцев, а может, отсутствие соответствующих традиций. Все в городе говорило о будничной жизни, и единственным напоминанием о празднике были иллюминированные разноцветными лампочками причаливающие пассажирские суда. Там новогодние балы уже начались. Больше всего веселились на борту советского лайнера «Федор Шаляпин» (на нем перевозили австралийских туристов) и на «Фэйрскае», плавающем под либерийским флагом. В городе было тихо. Смуглые полицейские в своих зубчатых юбочках сулу изнывали от скуки.

Мы с паном Кшиштофом побродили по городу, выпили по две рюмки вина и пошли домой. Наутро нам предстояла поездка на остров Мбау. По дороге купили свежий номер «Фиджи тайме». У газеты был горделивый подзаголовок: «Первая газета, появляющаяся на свет». Ее редакция использует таким образом существование международной линии смены дат.

В первый день Нового года мы с паном Кшиштофом оказались своего рода конкурентами с сотрудниками «Фиджи тайме». Нам надо было встать очень рано, совершить автомобильную поездку на юго-восточную оконечность острова Вити-Леву, близ причала Наусори, и ожидать там лодку, на которой мы должны проплыть два километра над коралловым мелководьем.

Видневшийся издали островок выступал над уровнем моря, пожалуй, не более чем на двадцать метров. Однако в истории Фиджи он занимает почетное место — это бывшая столица старых Фиджи доевропейских времен, место пребывания великого вождя Какомбау, его семьи и наиболее родовитых аборигенов.

— Даже сейчас, — заметил Стажиньский, — фиджийцы родом с острова Мбау занимают высокое положение среди своих сородичей. Диалект островитян с Мбау для жителей всего архипелага то же самое, что латынь в цивилизованном мире. Остров занимал ведущее положение в фиджийской цивилизации.

Мы прогуливались по маленькому островку, общая площадь которого не превышала десяти гектаров. Остановились возле отремонтированного, а может, и заново построенного Дома собраний. Островок чистенький, ухоженный. Сегодня он служит местом пребывания верховных вождей Фиджи. Даже Рату Джордж Какомбау, нынешний генерал-губернатор, имеет здесь свой, стилизованный на традиционный лад домик, где проводит уик-энд.

Какомбау был великим дипломатом и трезвым государственным деятелем. Осознав могущество белых, он принял крещение и вместе со своими подданными построил на острове большую церковь, в которой купелью служил вату ни мбоколй — камень, на котором совершалось ритуальное заклание пленников. Крещение обеспечило ему большие преимущества — под видом борьбы за христианскую веру он сумел распространить свою власть на значительную часть архипелага. Однако для него вскоре наступили тяжелые времена. 10 октября 1874 года Какомбау отдал свою страну под протекторат королевы Виктории, передав ей свою палицу, которой он убивал пленников, в знак верноподданнических чувств. Это была своего рода «политика дубинки». Однако Фиджи не навсегда лишились палицы Какомбау. В 1931 году по приказу короля Георга V ее несколько освежили и передали фиджийскому парламенту, где она по сей день служит в качестве председательского жезла.