Они стучали копытами, копытами, копытами, копытами стучали они по оскверненному кремлевскому паркету. Никогда в жизни я не видел столь однозначно откровен­ного сатанизма.

И это... не где-то на хуторе близ Диканьки, не затерянная в городских развалинах забубённая компания одиноких вампирчиков... Это... на полмира!!! На полземли... Сразу над всей русской землей в одну ночь на 13 декабря.

13 декабря 1993 г.

А.А. — «Мы ведь всегда Мольера играли как дуэли харак­теров. А Гоголь? Гоголь и смехотворность —вещи несовме­стимые, это же не Салтыков-Щедрин, это же Гений... Нико­лай Васильевич. Да, Гоголь на русской сцене — катастрофа. А думаете, Мольер на французской — не катастрофа?

Мы не владеем иронизмом как таковым... расставить героев можем, столкнуть характеры — можем... Ну, ведь тогда Хазанов и Жванецкий — лучшие исполнители для Мольера».

15 декабря 1993 г.

Независимая академия эстетики и свободных искусств.

Презентация и первое заседание. Вручение дипломов академикам. А.А. Васильев, Б.Ф. Егоров, Ю.Ф. Карякин, Б.В. Микушевич, В.Б. Мириманов, Л. Муниц (США), М.Я. По­ляков, Д.В. Сарабьянов, В. Страда (Италия), Им. Туманобу (Япония), И.М. Смоктуновский, Л.Н. Столович (Эстония), М.М. Хуциев, Н.И. Балашов.

Доклад «Искусство и личность в мировых религиях», академик В.Б. Микушевич.

Потом нашими ребятами был блестяще сыгран Платон, «Государство» (часть, где-то 1 час 15 минут). Потом «Сирин» под руководством А. Когова, «Плач Иеремии» композитора Мартынова, и легкий фуршет.

Очень милый вечер. Все довольны. Все просто, по-домашнему, хотя «компания», прямо скажем, конгени­альная.

17 декабря 1993 г.

Провел «открытый урок» сегодня, что давно собирался сделать. Собственно, последнее время определенно к это­му шел. Мне важен этот факт никак не в смысле «показа» или, тем более, «отчета о проделанной работе». Хотелось прежде всего самому вместе с ребятами выйти на некий рубеж. Осознанно выйти... В самих себе разобраться и понять, где мы есть. Как двигаться дальше? Тут ни от кого подсказки не получишь, на это я и не надеялся. Но нужна была некая «провокация», некая «встряска», но естествен­ного характера, не подставка...

Поэтому для нашей абсолютно замкнутой, закрытой работы «Свидетель» мог быть именно такой провокацией. Кроме Васильева, пригласил еще несколько наших актеров. Получилось то, что я хотел. Кажется, получилось... Утром поговорили, размялись (полчаса).

 Начали в 12.00. «Поток». Работали 45 минут без оста­новки. Заранее оговорили все основные узлы и их порядок. Остальное — процесс.

20 декабря 1993 г.

В «Уране» показы 21-го, 22-го и 23-го. Вчерашний длился 6 часов. Пять отделений с небольшими перерывами. Была публика приглашенная, как всегда, немного, но хорошая, своя, например, Фазиль Искандер сидел в первом ряду, внимательный и доброжелательный, ну и другие хорошие люди.

Вечер замечательный, сам по себе. Т. е., конечно, все не равнозначно. Что-то хуже, что-то лучше (и совсем плохое тоже было), но дело не в этом. Дело в том, что, несмотря на такие значительные потери (из-за последних событий — Лысов, Фандера, Белогурова, Репецкий, Толмачева), несмотря на все это, студия есть. Есть ансамбль... есть нечто единое... единый стиль, метод, понимание материала. Некий единый художественный мир. Очевидно. Как много размышлений, как много... Ничего ясного, сплошные противоречия. Вот странно как! С одной стороны, совершенно ясно, что они одни. Он (шеф) бросил их, оставил, давно оставил. Да ведь и прежде почти не работал с ними, что называется, «руками»... По крайней мере то, чему я был свидетель (а я просидел годы на репетициях) — все это мучительные или просто нудные лекции... беседы, как правило, в отрица­тельных эмоциях... Часто просто в раздражении или даже в истерике, иногда, реже, спокойное чтение текстов, разбор, анализ (причем, как правило, отдельных кусков) и вечное, ежедневное недовольство.

22 декабря 1993 г.

А.А. — «...дальнейшая судьба связана с репертуаром. Театр построят, уже видно. Остались только деревянные работы. А весной, если подпишут контракт, разломают «Уран».

«Если к весне из этой группы будет сформирован силь­ный ансамбль...»

14 января 1994 г.

Смотрели репетицию Эсхила у Петера Штайна, «Ага­мемнон», сегодня с утра. Васильев и нас семь человек, так называемая группа «М». Закончилось все в четвертом часу (началось около 12-ти). О постановке этой уже пишут и говорят как о несомненном успехе и даже более. Конеч­но, сама фигура Штайна многое определяет в подобных разговорах. Великий режиссер, сделавший действительно грандиозные спектакли, и, что важно для нас, Чехова в том числе. Мне довелось видеть многие из них и здесь, во время гастролей, и там, за рубежом.

Как трудно быть не слепым! Как необходимо быть не слепым. Что бы ни писали, в какие бы анналы ни встраива­ли, какую бы высоту ни приписывали — видеть! Видеть!

Впечатление не просто тяжелое.

Дело не в том, что они не знают, что делать со страстью. Дело в том, что они погружены в страсть. Нарушено главное в греческой трагедии — бесстрастность.

Старался избежать всяческих разговоров. Ольга Дзисько сразу подбежала, Барбара, пришлось как-то ретирова­ться.

Зато шеф... просто раскачало его так... наговорил Ольге кучу кошмарных вещей (тогда надо повеситься, сказала Ольга), потом его просто трясло.

И вылилось в длинные, длинные монологи...

15 января 1994 г.

«Реалистический театр 20-го века — это аномалия. Прекрасная, фантастическая, великая аномалия! А родо­вое значение театра — вот такое!» — Васильев, разбирая Эсхила.

«Алгеброй созданная гармония Ватикана, не алгеброй созданное православие. У Пушкина в «Моцарте и Салье­ри»: Ватикан, созданный алгеброй, неблагословен. Моцарт благословен, и именно этого не может принять Сальери, ибо это нарушает порядок мира. Последний эпизод мож­но рассматривать как акт жертвоприношения. (Не был ли убийцей создатель Ватикана?)

В конце концов он говорит о том (Пушкин), что он (Мо­царт) уходит из жизни как бесполезное существо».

Январь. — 24-го, 25-го — выходные, с 26-го по 5-е вклю­чительно — семинары с Ильей. Ежедневно, кроме вторника, до 16.00.

Февраль. — с 10-го по 25-е — тренажи, Эсхил, Платон. С 25-го — Мольер, «Школа жен», самостоятельно.

10-го — примерно в 19.00 — Васильев. 12-го — Вадим (начало занятий).

16 февраля 1994 г.

Пушкинские Горы.

6 февраля выехали (в 19.45) поездом во Псков (студия «Уран»).

Утром во Пскове — завтрак в гостинице, короткая экс­курсия по музею. На автобусе 2 часа до Пушкинских Гор.

Мороз и солнце...

Невероятно красивая погода... божественной белизны и солнечности снег. Холодно. Очень. Все счастливы... сама поездка сказочна.

Хотели играть в имении Петровское. Чистый (стилистиче­ски) интерьер. Вечером 7-го (в 17.00) приехали в имение.

Температура в помещении минусовая!

Совещались: что же нам делать? Положение отчаянное. Шеф категорически отказывается играть в НКЦ (научно- культурном центре), типа Дворца культуры. Решили, не­смотря на лютый холод, играть в Петровском. Провели репетицию двухчасовую. Окончили. Вернулись на турбазу, где мы жили. Там тоже холодно, правда, несравнимо с тем, как в Петровском. Ночью просыпался и думал — как быть. Утром, после завтрака, еще раз поехал в Петровское...

За ночь мороз усилился значительно. В усадьбе в зале -10! Принимаю решение играть в НКЦ. Попадаем в зал в НКЦ только в 13. Начало представления в 15.00. Два часа на подготовку.

Писал на видео. Шло 3.10. Много. Страшно жалел, что не нашел сил переломить шефа и сократить! Я сокращал, он возвращал. Поругались. В конце концов осталось, как он предложил. И это много. В целом прошло нормально. Но потери (зрительские) огромны.