Доктор молча смотрел на блестящие капельки воды, скатывающиеся в черную пропасть слива. Передо мной вдруг встала картина всей его жизни: нескончаемая вереница одиноких лет, заполненных работой, надеждой и отчаянием. Последнее сопровождало его на каждом шагу. И теперь, когда лекарство от «космовируса» было найдено, отчаяние никуда не ушло. Изменилась только причина. Андерсон сознавал, что добытые упорным трудом знания могли бы обессмертить его имя, но они же грозили превратить жизнь человечества в кровавый хаос.

– Не все так плохо, доктор, – попытался я его утешить.

– О чем вы?

– Я говорю о кристалликах, которые были у Илая. Не беспокойтесь. Я знаю, где они.

– И вы молчали?

– Нет. Я сам догадался об этом лишь минуту назад.

Я знал, о чем меня спросит Андерсон, и опередил его вопрос:

– Я сделаю все, что необходимо.

Доктор молча протянул мне руку.

Я точно знал, где находятся кристаллики. Но добраться до них было не так-то просто. Теперь я мог назвать и имя того, кто убил Илая. Только как это доказать? Предъявить суду кристаллики? Сомнительно, чтобы судьи поверили моему рассказу. В любом случае это был запрещенный прием. Применить его означало нарушить обещание, данное Дженнингсу Андерсону. Уезжая из санатория, я заверил доктора, что буду молчать о кристалликах.

Молчать-то я буду, только сначала нужно попасть в Нью-Чикаго.

Сейчас я уже не помню все детали. Уверенный, что полицейские обращают внимание лишь на машины, покидающие город, а до въезжающих им особого дела нет, я въехал через западные ворота, и моя машина затерялась в потоке других.

Трюк сработал. Я свернул на тихую улочку, потом в еще более тихий переулок и там остановился. Дальнейший путь к дому я проделал уже пешком, причем пробирался не напрямую, а кружил по переулкам, где прохожих немного. Но и с ними я старался не сталкиваться: заслышав шаги, нырял в какую-нибудь парадную и пережидал. В конце концов я оказался возле многоквартирного дома, где до недавнего времени жил.

Попасть внутрь оказалось проще, чем я думал. Возле парадной дежурили полицейские в штатском, но наблюдение велось не слишком бдительно. Я понимал ход их рассуждений: зачем убийце появляться там, где его наверняка схватят?

Как только полицейские отвернулись от двери, я вошел. В коридоре моего этажа пришлось еще немного задержаться и пропустить человека, идущего навстречу. Я остановился у чужой двери и, предусмотрительно нагнув голову, сделал вид, что ищу в кармане ключи.

Возле моей квартиры охраны не было. Наверное, полицейские решили, что мне все равно не проникнуть в дом, а стало быть, незачем зря тратить силы.

Судя по встретившему меня беспорядку, в квартире уже успели провести обыск. Похоже, полицейские не совсем представляли, что́ искать, и с собой не взяли ничего. Я быстро подошел к гардеробу и выдвинул ящик. Бутылка была на месте. Дрожащими пальцами я вытащил пробку и встряхнул содержимое.

Конечно же, внутри был вовсе не меркурианский белый песок, а кристаллики – те самые, которые Илай показывал мне в «Месте под солнцем».

Я вспомнил слова Андерсона о том, что в случае осуществления повторного синтеза человек начинает молодеть».

Нерешительность моя длилась не более минуты. Затем я взял щепотку кристалликов и проглотил. Они оцарапали мне горло, словно песок, но это меня не заботило. Набрав в рот слюны, я протолкнул кристаллики еще глубже и для большей гарантии добавил к ним еще одну щепотку, после чего остальное содержимое бутылки высыпал в слив ванны и пустил воду.

Теперь оставалось только сидеть и ждать. Риск, конечно, был, но, возможно, здесь я находился в большей безопасности, чем в каком-нибудь другом месте.

Через четыре часа я покинул квартиру, спустился вниз и как ни в чем не бывало прошел мимо начальника местного отделения МБР Флойда Дункана. Тот меня не узнал. Честно говоря, я бы и сам себя не узнал. На вид мне было не более двадцати лет.

Еще на подходе к зданию редакции марсианской «Таймс» в Сандебаре я услышал голоса мальчишек-разносчиков:

– Читайте в экстренном выпуске! Марти Берг признан виновным! Настоящий убийца Илая Лоуренса – Марти Берг!

М-да, много же времени понадобилось Дункану, чтобы расколоть этого типа. Я равнодушно пожал плечами и усмехнулся, вспомнив, как прошел тогда мимо Дункана, а он и глазом не повел.

Я направился прямо в кабинет редактора городских новостей.

– По какому вопросу? – равнодушно спросил меня сидевший за столом человек.

– Мне сказали, вы ищете репортера.

– Да, верно. Вы смыслите в журналистике?

Я кивнул.

– Где успели поработать?

Я выложил ему заблаговременно сочиненную историю.

– А какого черта вас занесло на Марс? – спросил редактор. – Не слишком подходящее место для жизни.

– Люблю путешествовать, – соврал я. – Знакомлюсь с Солнечной системой не по чужим рассказам, а на собственном опыте.

Редактор что-то пометил у себя в блокноте.

– Ладно, проверим, на что вы годитесь, – сказал он. – Мне нравится ваше лицо. Вы чем-то похожи на одного человека, с которым я встречался несколько лет назад. Его звали… – Редактор безнадежно покачал головой. – Хоть убей, забыл его имя.

Зато я хорошо помнил имя этого редактора: Герберт Норт. Несколько лет назад мы действительно встречались с ним на конгрессе журналистов и недурно провели время, когда после занудливых официальных речей началась традиционная шумная пирушка.

– Слышали когда-нибудь о парне по имени Чести Льюис? – спросил меня Норт.

– Читал о нем. Если не ошибаюсь, нью-йоркский гангстер.

– Да. Но в Нью-Йорке ему стало неуютно, и он подался на Марс. Разумеется, и здесь принялся за свои штучки… Где-то через час начинается судебное слушание по его делу. Вот вам первое задание: отправляйтесь в суд и сделайте репортаж. Кое-что расскажу, чтобы вы были в курсе. Случай просто анекдотичный. Чести нагрел одного старого дурня на кругленькую сумму – что-то около миллиарда баксов. Внушил легковерному старикашке, будто обладает редкостным снадобьем, возвращающим молодость. К счастью, полиция не дала Льюису улизнуть с Марса. Думаю, скучать на процессе вам не придется Желаю удачи.

Я внимательно выслушал Норта, естественно не сказав, что история о том, как Чести Льюис продал Эндрю Дж. Расмуссену – миллиардеру, владевшему едва ли не всем городским хозяйством Марса, – бутылочку с неким «средством для мгновенного омоложения», мне хорошо знакома. Как потом установила полицейская экспертиза, в бутылочке находился обыкновенный белый песок с Меркурия.

Хью Камерон поднялся с колен, отряхнул пыль с ладоней и посмотрел на Джека Кэбота и Конрада Янси. Те ответили ему вопросительными взглядами.

– Можно двигаться, – объявил Камерон. – Все работает.

– Проверки, перепроверки… У меня от них мурашки по коже, – признался Янси.

– Без этого никак, – сказал Камерон. – В таком путешествии, как наше, рисковать нельзя.

Кэбот сдвинул шляпу на затылок и почесал голову:

– А ты в самом деле уверен, что все правильно? Ну и теория, и машина… Мне и сейчас кажется, что у нас просто с головой не в порядке.

Камерон кивнул:

– Должно работать, по крайней мере по моим понятиям. Я проверил все, шаг за шагом. Правда, теория Паскаля уникальна: ничего похожего никто еще не предлагал. Объявить время интеллектуальной абстракцией и на такой базе реализовать концепцию перемещения во времени…

– Ничего удивительного, что этого парня выгнали из Оксфорда! Обозвать, для начала, теорию относительности вздором… – заметил Янси.

Камерон указал на хрустальный шар, увенчивающий нагромождение приборов:

– Все дело в этом вот темпоральном мозге. Правда, я понятия не имею, как он работает. Каким образом Паскаль его построил, я тоже не знаю, но только он работает. Я в этом убедился. Паскаль принял за аксиому, что время является чисто субъективным феноменом. Будучи интеллектуальной концепцией, оно не существует объективно, но при этом оказывается неотъемлемой частью нашей картины мира.