Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Увеселительные парки трех Морских дворцов были правительнице уже хорошо знакомы, поскольку ей раньше не раз приходилось их посещать. Каждой весной она совершала жертвоприношение богу тутового дерева на Алтаре шелковичных червей, а затем, уже в Зале шелковичных червей, приносила жертву богине шелковичных червей. Иногда Цыси приезжала сюда и прогуливалась на лодке по какому-нибудь из трех здешних озер, именовавшихся морями. А зимой на озере, прозванном Северным морем, лед выравнивали горячими утюгами, и двор устраивал там катание на коньках; императрице нравилось смотреть, как умело скользят по зеркальной поверхности ярко разряженные евнухи.

Эти старинные озера имели пятивековую историю. Когда-то давно их создали императоры нурченских татар. Однако те правители и вообразить не могли, какую красоту привнесет сюда первый император китайской династии Мин. Он приказал углубить дно озер и построить мостики на маленькие островки — там поставили разрисованные и украшенные резьбой беседки, причем ни одна из них не походила на другие. С юга и с северо-востока были привезены могучие каменные глыбы, причудливо источенные водою горных потоков. Их поставили в парках, где также возвели дворцы и залы. Вокруг посадили причудливые деревья, изогнутые и скрученные; о них заботились, словно о людях, а некоторым даже дали придворные титулы, вроде герцога или принца. В зале Блеска находился огромный Будда, именовавшийся Нефритовым Буддой, хотя эта искуснейшей работы скульптура была изготовлена не из нефрита, а из белого светлого камня, доставленного из Тибета.

Любил Морские дворцы и Предок Цяньлун, который построил там библиотеку и назвал ее Сосновая гора, а три зала поименовал так: Зал хрустальных вод, Веранда омовения орхидей (а обряд этот совершался в пятый день пятого месяца лунного года) и Зал радостного снега, названный в честь одного из стихотворений поэта Ван Сичжи, который, слагая однажды зимой свои строки, испытал счастье от неожиданного снегопада. Его стихи, хотя и были вырезаны на мраморе, много веков считались утерянными, пока один простой труженик не обнаружил замечательную плиту в каких-то развалинах и не передал тогдашнему правителю Предку Цяньлуну, а тот поместил ее в подобающий зал.

Такого рода преданиями был овеян каждый уголок Морских дворцов, и Мать императрица читала об этом в книгах. Но ни одно место в этом приюте наслаждений она не любила больше, чем двухэтажный Павильон мыслей о доме, который стоял у Южного моря. Цяньлун построил его для своей фаворитки, прославившейся как Благоухающая наложница Цань Фэй, ибо пот с ее изящного тела был сладостен подобно духам. Она происходила из далекого Туркестана, где ее захватили как военный трофей и взяли от дома и от мужа. Прослышав о волшебной красоте этой кашгарской принцессы, а в особенности о мягкости ее белоснежной кожи, Цяньлун дал приказ своим генералам привезти женщину, и если придется, то силой. Красавица, однако, оставалась верна своему мужу, она ни за что не соглашалась покинуть свой дом, и за нее началась война.

Когда муж принцессы потерпел поражение и наложил на себя руки, то вдову некому было больше защищать, и ей пришлось прибыть к императору Китая. Однако она отвергала Цяньлуна, а тот, хотя и влюбился в наложницу с первого взгляда, не хотел брать ее силой, желая сполна получить удовольствие от добровольного согласия. Поэтому император построил павильон, откуда из башни принцесса могла смотреть в сторону своей утраченной родины, а сам терпеливо ждал, когда же, наконец, она сменит гнев на милость. В этом Цяньлун пошел против совета своей матери, вдовствующей императрицы, которая в ярости велела сыну отослать эту прекрасную и неприступную женщину обратно в Туркестан, так как Благоухающая наложница не позволяла правителю даже приблизиться к ней, говоря, что если он прикоснется своей ладонью к ее руке, то она убьет и себя, и его.

Одним зимним днем, когда император обязан был поклониться алтарю Небес от имени своего народа, его мать послала за Благоухающей наложницей и приказала ей либо уступить императору, либо наложить на себя руки. Принцесса выбрала самоубийство, и услышав ее ответ, вдовствующая императрица повелела отвести строптивицу в пустой зал и вручить ей шелковую веревку. Там одинокая женщина и повесилась. Верный евнух тайком отнес эту весть императору, который хоть и постился в Зале воздержания, очищая себя перед священным жертвенным обрядом, однако тут же позабыл про свой долг и поспешил во дворец. Но он прибыл слишком поздно, и любимая ушла от него навсегда. Таково было предание.

Для своих покоев Мать императрица выбрала теперь Дворец сочувствия, который стоял у Срединного моря и имел множество залов, дворов, бассейнов и цветущих парков. Как же нравилось ей созерцать каменные горки, устроенные среди зелени! Конечно, нынче правительница не могла позволить себе устраивать забавные игрища и не переодевалась вместе со своими дамами в богинь и фей, как это бывало в Летнем дворце, однако впервые после смерти ее покойного господина императора она решилась смотреть представления — нет, не пышные и не веселые, но грустные и тихие, обращенные к мудрости души. Поблизости от каменного парка имелся неиспользуемый двор, и Цыси велела пробить туда ворота, а евнухам, что владели ремеслами плотника, художника и каменщика, приказала возвести там огромный помост и устроить уютную беседку, где она могла бы уединяться вместе со своими фрейлинами и наблюдать за игрой актеров. Царская ложа получилась величиной с комнату и по желанию императрицы была поставлена над узеньким ручейком, бежавшим через двор; журчанье воды и голоса актеров сливались в чарующую музыку. С одного бережка ручья на другой перекинули мраморный мостик, который был не шире тропинки.

И вот однажды, когда Мать императрица почувствовала, что ее тайные замыслы созрели, она приказала призвать сюда Жун Лу. Поступки Цыси всегда отстояли друг от друга во времени, ибо иначе кто-то мог сказать: «Сначала она сделала то, а потом сделала это», и таким образом случайно понять ее скрытые намерения. Нет, прошло целых два месяца после того, как она приняла под свое покровительство дочь принца Гуна, и только сейчас был предпринят следующий шаг. Словно повинуясь мимолетной прихоти, та, чья мудрость не дозволяла прихотей, послала за начальником императорской гвардии.

Перед глазами Цыси развертывалось театральное представление. Играли исключительно евнухи, поскольку со времен Предка Цяньлуна ни одна женщина не могла выступать на сцене: Предок был сыном актрисы и, желая почтить мать, не позволял другим женщинам походить на нее. В тот день давали хорошо известную пьесу «Сирота клана Чао», которую императрица видела уже много раз, и уши ее устали от пения. Однако ей не хотелось обижать актеров, и вот, пока высочайшая сидела, слушала и отведывала засахаренные фрукты, ее ум обратился к тайнам ее сердца. Что ж, подумала она, почему бы не вызвать Жун Лу сюда, где все собрались, и пока идет пьеса, не объявить всем свою волю? Но прежде чем правительница могла вознаградить воина, тот должен был сам сказать ей, что согласен занять место Су Шуня. Она подозвала Ли Ляньиня.

— Вели моему родичу прийти. У меня есть для него приказание.

Евнух ухмыльнулся и отвесил поклон. Он ушел, пощелкивая пальцами, а Мать императрица повернула голову к актерам и снова, казалось, полностью была захвачена представлением. Ее дамы сидели вокруг на своих местах, и если какая-нибудь из них ловила на себе взгляд госпожи, то сразу вставала. И вот через несколько минут Мэй почувствовала, что за ней пристально наблюдают, и, повернувшись, встретилась с длинными задумчивыми глазами императрицы. Фрейлина сразу же поднялась и поклонилась. Цыси подала ей знак рукой, и прекрасная девушка направилась к ней с заметной робостью.

— Наклони ко мне ухо, — приказала Мать императрица.

Из-за пения актеров голос ее услышала только фрейлина. В самое ухо ей были чуть слышно сказаны следующие слова:

— Я не забыла своего обещания, дитя. Сегодня я его выполню.

54
{"b":"189914","o":1}