Взглянув на Хантера, Оливия приказала Брэдли:

— Продолжай.

Скотт выплюнул окрашенную кровью слюну.

— Когда мы поняли, что женщина мертва, то запаниковали. Мы не знали, что делать. Никто из нас не мог мыслить логически. До этого мы приняли ЛСД, а потом еще напились до чертиков. Я предложил оставить ее на том же месте и убираться побыстрее, но Энди не согласился. Он сказал, что на ее теле и в заброшенном доме, в котором все происходило, найдется достаточно вещественных доказательств, чтобы надолго упрятать нас за решетку. Можно, конечно, попытаться все хорошенько подчистить, но гарантии никто дать не сможет. А потом у Энди созрел план.

Хантер почувствовал неприятное напряжение в области живота. Он хорошо понимал, о каком плане пойдет сейчас речь.

— Энди уехал и вернулся обратно с несколькими мешками из толстого и плотного полиэтилена, мясницким топором, длинной крепкой цепью, висячими замками и большим прямоугольным металлическим контейнером. Он был большим, но тело женщины в него все равно бы не уместилось.

Скотт отвел глаза.

— Продолжай, — не давая своей жертве расслабиться, приказала Оливия. — Рассказывай, что вы с ней сделали.

— Я ничего не делал! — воскликнул мужчина.

Оливия отвесила ему звонкую пощечину. Рана на рассеченной губе стала глубже. Снова брызнула кровь.

Скотта затрясло. Он сделал несколько частых вдохов, хватая воздух ртом. Дрожь утихла.

— Рассказывай.

— Натан когда-то подрабатывал у мясника. Он знал, как орудовать разделочным топором.

Оливия и бровью не повела. Эту историю она уже слышала.

— Деррик и я не могли на это смотреть. Мы вышли наружу, пока Энди и Натан делали то, что должны были сделать. Деррик все волновался насчет мал… дочери женщины… Что с ней теперь будет. Его в большей мере беспокоила ее судьба, чем наша… Я знал, что у него умерла мать, когда Деррик был совсем маленьким. Он хотел пойти в полицию, но боялся, что тогда его надолго засадят. Деррик должен был в том году окончить обучение на юриста. Он был помолвлен. До свадьбы оставался всего месяц. Он не хотел портить себе жизнь. Да и… Если бы Деррик заикнулся о том, что пойдет в полицию, Энди убил бы его. Он всех бы нас перебил, если бы потребовалось. Он так нам и сказал… — Скотт перевел дух. — Когда Энди и Натан со всем управились, тело было заперто в стальном ящике для инструментов. Его обмотали цепью и закрыли на висячие замки. У моего отца была моторная лодка. У меня имелись от нее ключи. Мне поручили отплыть как можно дальше от побережья и выбросить ящик в море. Со мной поплыл Энди, а двое других отправились по домам. Ящик был очень тяжелым. Он никогда не всплывет на поверхность.

«Последняя жертва, — пронеслось в голове у Хантера. — Тот, кто избавился от трупа».

— Деррику поручили уничтожить кошелек женщины и ее документы. — Скотт взглянул на Оливию. — Теперь я понимаю, как он тебя нашел. Деррик не выбросил документы, а сохранил их.

Женщина молчала.

— После той ночи мы почти перестали встречаться, а потом вообще отдалились друг от друга. У каждого была своя жизнь. Но все мы хранили нашу тайну.

— Не все, — произнесла женщина.

Она с силой ударила Скотта рукояткой пистолета по затылку. Мужчина лишился чувств.

Хантер дернулся на полу. Оливия нацелила пистолет ему прямо в голову.

— Не стоит, детектив. Поверьте мне: я умею стрелять. С такого расстояния я, во всяком случае, не промахнусь. Если мой отец… — Она откашлялась и поправила себя: — Деррик чему-то и научил меня, так это стрелять.

— У меня просто шея затекла, болит. Я ее разминал.

— Ладно, но не надо…

— Не буду.

Оливия переместилась в левый угол.

— Вы до сих пор не рассказали, как вышли на меня. Я услышала, что вы разгадали то, что я хотела сказать своими теневыми марионетками, но как вам удалось понять, что убийца — я?

— После рассказа Джуди я много думал. Я понял, что интерпретировал теневое изображение, отбрасываемое второй «скульптурой», неверно. Там была не драка, а групповое изнасилование. Я не знал, что Рокси была вашей матерью, но учитывая то, что они сделали с ней и Джуди, можно было предположить, что и у других женщин были дети. Возможно, кто-нибудь из них узнал, что сделали когда-то с его (или ее) матерью. Изучив теневое изображение, отбрасываемое первой «скульптурой», я пришел к выводу, что Деррик Николсон перед смертью во всем признался.

Из груди Оливии вырвался злобный смешок.

— Он прекрасно жил с тем, что натворил, но вот умереть не мог. В этом есть определенная доля иронии.

По опыту Роберт знал: многие люди преспокойно живут с бременем тяжелой вины на душе, но вот умереть с этим почему-то решаются далеко не все.

— Чтобы сделать это, Деррику Николсону нужно было вызвать выросшего ребенка Рокси к себе домой, — продолжил Хантер. — Из этого следовало, что он следил за всеми перипетиями его или ее судьбы. Я как раз обдумывал все варианты, когда вчера ночью мне позвонила Джуди и сказала, что вспомнила имя ребенка. Леви. Это ведь ваше имя.

Оливия дернулась, но с места не сошла.

— Сначала я думал, что это фамилия или имя мальчика. Я помнил, что прежде где-то его слышал. Днем, когда ваша сестра вручала мне фотографию Деррика Николсона и его жены, я вспомнил, где я его слышал. Это прозвище. Так вас называла Эллисон, когда мы впервые встретились в вашем доме. Обычно так имя Оливия не сокращают, но она назвала вас Леви.

На губах Оливии заиграла меланхолическая улыбка.

— Так меня называла мама… Никогда Лив или Олли… Мне это нравилось… выделяло среди других… Эллисон — единственный человек, который так меня сейчас называет.

— Сначала я проверил ваше прошлое. Вы учились на медицинском факультете.

Оливия пожала плечами.

— В Калифорнийском университете Лос-Анджелеса. Но потом я пришла к выводу, что это не мое. Однако полученные там знания в любом случае пригодились.

Больше она ничего не сказала, и Хантер продолжил:

— Я попросил знакомого проникнуть в базу данных Калифорнийского отдела социального обеспечения. Оказалось, что Николсон удочерил вас почти сразу же после того, как женился. Странное решение для новобрачных, особенно если учесть, что никаких проблем с бесплодием у них не было. Фактически Николсон удочерил вас в то время, когда его жена вынашивала Эллисон.

— Значит, вам известно, что он удочерил меня, чтобы заглушить чувство вины. — В голосе женщины вновь зазвучала ярость. — Он был среди тех тварей, которые изнасиловали и убили мою мать! Он ничем им не помешал! Он даже не позвонил в полицию!

Хантер молчал.

— Как я могла спокойно жить с этим знанием? Скажите, как? Роберт! Я пыталась, но не смогла. Он позвал меня перед смертью и рассказал, что вся моя жизнь была сплошным надувательством. Меня удочерили люди, которые чувствовали по отношению ко мне не любовь или сострадание, а лишь потребность избавиться от чувства собственной вины.

— Не думаю, чтобы жена Деррика знала обо всем, что случилось с ее мужем, — сказал Хантер.

— Какая разница! — плевалась словами Оливия. — Он убедил ее в том, что моя мама была наркоманкой, которая бросила своего ребенка на произвол судьбы. Деррик врал, будто я была нежеланным ребенком, будто собственная мать меня не любила. Но это неправда! Меня любили до тех пор, пока эти ублюдки не лишили меня матери. На самом деле это Деррик меня не любил. Единственное, что ему было от меня нужно, — ослабить чувство вины, которое съедало его изнутри. Я была его ежедневной таблеткой антидепрессанта, которую он принимал, чтобы успокоить собственную совесть. Все, что ему требовалось, — взглянуть на меня и сказать самому себе: «В принципе, все не так уж плохо. Я подарил малютке той бедной шлюхи куда лучшую судьбу, чем была ей уготована». И знаете, что самое печальное? Эта самая «лучшая судьба» мне совсем не нужна. С мамой я была счастлива. Я ее любила, а Деррик заставил меня поверить в то, что мама бросила меня и сбежала. Все двадцать восемь лет я ненавидела ее за это предательство.