Лишь через пару месяцев Ева стала выглядеть немного лучше и мобильнее, словно выйдя из зимней спячки. Она вдруг вспомнила, зачем все это. Зачем она здесь, что она делает и для чего. Она расшевелилась и развязала свой язык. Но лишь для дела.
Она стала пробовать себя у студентов-практикантов, занимающихся фотографией. Как со стороны Евы, так и со стороны студентов, это было что-то вроде приобретением опыта. Но огонек Евы потух также быстро, как и загорелся. Эти «горе-фотографы» толком фотографировать не умели, не говоря уже о постановках и редакции снимков. Это казалось Еве пустым делом и очередным разочарованием. Сделанные фотографии можно было выкинуть на помойку, а потраченное время не вернуть. Ева снова впала в депрессию, наполненную самолюбием и жалостью к себе.
«Все они не достойны меня! Лишь лучшие достойны лучших!» - думала Ева, утешая себя. И пока она скулила в очередной депрессии, Астрид все больше переживала за нее.
Однажды она уже не смогла молчать и решила рассказать все Сэму, тому самому длинному парню, которого она встретила у Пещеры на Хэллоуин. Они стояли на мосту, опершись на поручни, и пили пиво, беседуя о разном, о душевном, как когда-то давно. Им даже не мешал холодный ветер, который дул им в спину.
- Меня беспокоит Ева! – говорила Астрид.
- А что случилось? – спросил Сэм.
Астрид долго и печально рассказывала ему всю ситуацию. Она призналась ему в том, что тогда они лишь дурачили его и остальных, говоря, что они лесбиянки. Ева все больше отдаляется от нее. Астрид было больно говорить все это. И дошло все до того, что она решила признаться:
- Мне кажется, что я люблю ее!
Она повернулась и стала смотреть вниз с моста, на реку, проплывающую под мостом. Серые тучи стали все больше сгущаться над головами старых знакомых. Сэм положил свою руку на плечо Астрид. Та понимала, что рассказала слишком много, поэтому резко замолчала. То ли это алкоголь так повлиял на ее открытость, то ли это чувства не смолчали в ней. Но придя домой, она, как обычно, не подавала признаков каких-либо душевных переживаний. Она снова была веселой, каковой ее все время знала Ева.
Та что-то писала, сидя за рабочим столом. Видимо, какие-то домашние задания, ведь даже не обращала внимания на свою подругу. Астрид, в свою очередь, прилегла на кровать, решив не трогать Еву. И как только она сделала это, раздался телефонный звонок. Подняв трубку, лицо Астрид резко переменилось в выражении. Что-то радостное и удивленное смешалось в ее эмоциях. Она услышала в телефонной трубке голос своей матери, который не слышала с прошлого лета.
- Привет, Астрид! – говорила она.
- Мама?! – трепетно переспросила Астрид.
- Привет, родная! Как ты, мое солнце?
- Я… я отлично, мама! Неужели ты позвонила?!
- Да, моя девочка, как слышишь! Ха-ха! Я звоню тебе, чтобы сказать кое-что важное. Я хочу приехать к тебе этим летом. В начале июня. Так что, жди меня. Как там бабушка?
- С бабушкой все хорошо. А почему ты не звонила раньше? Ты как вообще?
- Моя родная, я вся в работе. Некогда, ты меня прости. Скоро все закончится, я обещаю тебе. Мы с Карлом сыграем свадьбу и наконец-то купим собственный дом в Осло. Мы наконец-то заживем! Вместе! Ты переедешь к нам! Все станет на свои места. Кстати, как там твои дела с учебой?
- Нормально. Карл, это тот самый…
- Да. Тот самый, который. Я хочу вас наконец-то познакомить этим летом. Я хочу показать тебе Осло. Я хочу, чтобы ты приехала хотя бы на лето. Ведь мы с тобой так редко видимся.
- Конечно. – говорила Астрид и чувствовала всю ту же унылость, которая всегда возникала у нее в разговоре с матерью.
Все это для нее было не впервые. И ей надоедало слушать одно и то же.
- Моя маленькая, я понимаю, что ты обижаешься, но ты пойми и меня тоже. Ведь это все для тебя, это все для нас. Мы скоро разбогатеем и станем полноценной семьей. Все ради блага.
- Я понимаю, мама. – говорила Астрид уже вовсе без эмоций.
- Не кисни! Выше нос! Жди меня! Скоро приеду! А сейчас мне пора, извини! Я позвоню тебе перед приездом!..
В телефонной трубке Астрид раздались гудки.
Она положила трубку и ею заруководили неоднозначные мысли. Она чувствовала свою тоску по матери. Она ее так редко видела. И ей хотелось обнять ее. Но некая обида до сих пор грызла ее сердце словно червь. Она не могла простить своей матери одинокое детство, того ненавистного для себя человека, с которым ее мать оставила Астрид. Она не могла с ней жить и общаться. Ее выводила каждая нравоучительная фраза этой старухи. Лучше бы она оставила ее саму, чем с этой мигерой! Астрид уже полжизни вынуждена была жить в терпении, тоске и одиночестве. Она чувствовала себя оторванной от своей матери. И от этого звонка ее матери Астрид становилось больнее, чем, если бы его не было.
Ева встретилась с ней взглядами и увидела в глазах Астрид что-то знакомое для себя. Астрид, увидев заинтересованность Евы, сказала грустным тоном:
- Мама звонила.
- Это же отлично! – сказала Ева.
- Да. – неуверенно сказала Астрид, - Но она хочет, чтобы я этим летом поехала в Норвегию.
Им обеим было неуютно от сих слов. Астрид не любила Карла, которого даже ни разу не видела, и не хотела ехать в Норвегию, бросать все, бросать Еву, которой придется жить либо с бабулей, либо нигде. Ева так же понимала, что без Астрид ей будет особо тяжко.
Стипендия сироты позволяла ей снимать квартиру, но это значительно усложняло ее жизнь. Опыт работы няней внушал Еве отвращение к подобным бытовым средствам заработка. Она ловила себя на мысли, что только фотосессии спасут ее. Но почему же она не может найти достойного фотографа? Неужели Ева была настолько избирательной, что не могла позволить себе что-то посредственное?
- Не волнуйся! – говорила Астрид, перебивая свои и мысли Евы, - Когда я приеду, ты снова можешь перебираться ко мне!
Но это не добавляло оптимизма Еве. Она знала, что решать все нужно здесь и сейчас. И пока у нее было время, она пыталась делать все необходимое. Когда настал тот самый июнь, Астрид и Ева все больше чувствовали себя на иголках. Вчера мать Астрид позвонила и сказала, что приедет сегодня. Это означало, что Еве нужно было готовиться переезжать. Она игнорировала любые попытки Астрид уговорить ее остаться с ее бабушкой. Словно Ева знала, что делает. Она до сих пор не нашла фотографа. Она не знала, насколько ей хватит тех денег, что имелись у нее. Но она не подавала ни намека на панику или душевную тревогу. Астрид кисла все больше и больше. Она чувствовала себя предательницей, человеком, который оставляет своего близкого наедине с его проблемами. Видимо, она слишком привязалась к Еве, и слишком привыкла заботиться о ней, что для нее это выглядело больнее, чем для Евы.
- Тебя не будет всего месяц! Как-нибудь переживу! – успокаивала ее Ева.
Но слезы Астрид наворачивались на ее глазах. Она не верила словам Евы о том, что когда-нибудь все кончается. И это тоже когда-нибудь должно было закончиться для них. Она обняла Еву и услышала звонок в дверь.
Знакомая улыбка предстала пред ней, когда она открыла дверь. Мама! Все так же хороша! Только почему у нее живот? Она беременна? Как оказалось, на пятом месяце уже.
Теперь все стало ясно для Астрид. Она понимала всю железную уверенность ее матери в себе и в жизни, которую она строила для всех. Но она не понимала, радует ее это или нет. Скорее настораживает. Вопреки всему, она попыталась улыбнуться и обнять маму как можно теплей и ласковей. Хоть в этот раз она не должна поссориться с ней. Она провела мать в свою комнату и познакомила ее с Евой. Когда настала пора прощаться и Астрид не могла разжать своих объятий, Ева сказала ей со всей уверенностью в голосе:
- Дура, у тебя есть мать, которая везет тебя в Норвегию, в семейный круг! А ты плачешь!
И это были искренние слова поддержки Евы. Как давно Астрид не слышала от нее подобного. Ей хотелось еще, но, увы, всем было пора.
Освоившись в не самой комфортабельной однокомнатной квартире, Ева пыталась составить план своих действий. Астрид не было, денег тоже, в квартире темно, ибо Ева пыталась экономить даже на электроэнергии. Она пыталась выжить одна. Лишь свет от супермаркета, заглядывающий в окно создавал иллюзию того, что Ева не совсем одинока.
