Дома она хотела серьезно поговорить с Натаниэлем. До этого она практически этого не делала, и она понимала, что ее мастерство в данной области хромает. Она чувствовала себя неудобно, смотря в глаза Натаниэлю и пытаясь поговорить с ним о чем-то важном. Он смотрел в ее глаза и пытался понять, что она от него хочет. Но Синди собиралась мыслями. Натаниэль, не выдержав, сказал:

- Что случилось, мама? Я болею чем-то опасным? Что со мной?

Синди, собрав всю свою силу внутри себя, начала говорить, пытаясь сделать это как можно тактичнее:

- Послушай, сынок! Я редко разговаривала с тобой на серьезные темы! Ты уже взрослый и должен понимать меня! То, что я хочу сказать тебе, будет сложным для тебя, но постарайся вникнуть! Я не хочу врать тебе! Я хочу, чтобы ты знал! Но обещай мне, что никому не будешь рассказывать об этом!

Натаниэлю нравилось, что Синди разговаривает с ним, как с взрослым. Ему хотелось еще, и он пообещал, что никому не расскажет.

- Понимаешь, Натаниэль, ты не такой, как все! Ты особенный! Ты не такой как мальчики! Ты не такой как девочки! Ты по серединке! Понимаешь? – пыталась объяснить Синди.

Натаниэль следовал ее мыслям. Покрутив глазами в своих орбитах, он сказал:

- По серединке? Как это? То есть я и мальчик и девочка? Или я и не мальчик и не девочка? Так что ли?

- Как-то так! – сказала Синди.

- Как Дэвид Боуи? – добавил Натаниэль.

- Да! А ты откуда знаешь о Дэвиде Боуи? – с неким удивлением спросила Синди.

- Мама, ну ты же сама мне говорила, что это твой любимый исполнитель! Забыла что ли? Мне Боб даже кассету с его концертом принес! Хочешь, покажу? Он тоже не такой как все!

Синди была сбита с толку. Ей казалось, что в этот момент Натаниэля больше волнует Дэвид Боуи, чем он сам. И вообще, новость о том, что он ни мальчик, ни девочка, или мальчик и девочка в одном теле, больше забавила Натаниэля, чем беспокоила. Будто он всегда это чувствовал или знал.

Синди смотрела на него и ужасалась. Она не знала Натаниэля таким. А возможно она вообще не знала его, чтобы судить о нем хоть как-то. Она узрела в нем эти бесполые черты: его ровный, аккуратный, словно модельный нос; его черные огромные бездонные глаза с грустным взглядом; его ангельские губы, казавшиеся вовсе девственными, неприкасаемыми; его круглое симпатичное личико, то ли женственного принца, то ли мужественной принцессы. Она увидела Натаниэля по-другому. Она действительно увидела его, а не окинула взглядом, как это было раньше.

- Нет, Натаниэль! Это все макияж и костюмы! На самом деле Дэвид Боуи обычный парень! – говорила Синди, пытаясь отвести разговор в нейтралитет, так как ей самой было сложно говорить с Натаниэлем об его гермафродитизме.

Натаниэль промолчал. Но некая ехидность пробежала в его глазах и Синди заметила это. Через несколько секунд ее осенила мысль, которая явно удивила ее. Но она спросила:

- Тебе нравится макияж?

Синди думала о том, сколько раз Натаниэль побывал в гримерках, сколько он сам мог пользоваться ее домашней косметикой. Ведь он рос в мире моды, в котором она не уделяла ему должного внимания. Это все влияло на него. И она понимала это теперь.

- Ты пользовался макияжем, Натаниэль? – спросила она более агрессивно.

- Да! – ответил тот, больше ничего не тая.

- Почему? Зачем?

- Ведь ты такая красивая с макияжем, мама! А я всегда хотел быть похожим на тебя! А теперь, когда я знаю, что я не такой как все…

- Заткнись! – резко перебила его Синди, - Как ты додумался, Натаниэль? Ты же… - она хотела сказать «мальчик», но теперь понимала, что это не уместно. Ее обойма опустошилась.

- Я попросил Софи! Она помогла мне с макияжем! – добавил Натаниэль, будто для него это было развлечением.

Но потом он смотрел на Синди и видел в ее глазах разочарование. Он видел в ее глазах боль, отчаяние и безвыходность. Она гневалась, но, как всегда, пыталась не показывать этого. Новый пол Натаниэля беспокоил ее больше, чем самого Натаниэля. И это убивало ее. Привыкшая всегда быть стойкой, Синди надломилась внутри. Натаниэлю нравилась его уникальность, а Синди лишь закрывалась в комнате от этой уникальности и неизвестно, что она там делала. Единственное, что замечал Натаниэль, что после таких вечеров Синди было тяжело вставать утром, и вообще она бледнела на его глазах.

Спустя пару дней, когда Софи вернулась в дом Синди, та устроила скандал.

- Тебе не кажется, Софи, что наносить женский макияж маленькому мальчику не совсем нормально! – в пьяной отвратности говорила Синди.

Софи не знала, куда себя деть. Она не могла промолвить ни слова, дабы не перечить Синди. Она пыталась переждать поток ее эмоций.

- Синди, пожалуйста, выслушайте меня! Натаниэль сам захотел. Это был всего лишь его эксперимент со своей внешностью! Я что, должна была ему запретить? В этом нет ничего плохого! – говорила она.

- Ничего плохого? Неужели! А как тебе новость о том, что Натаниэль – гермафродит!? А? Тоже ничего плохого? Тогда ты еще и уволена, раз тебе ничего плохого!

- Что? – недоумевала Софи, - Натаниэль кто?

- Тебе не послышалось, милочка! Я слишком долго была в поликлинике, после чего узнала, что Натаниэль – гермафродит! Теперь он будет каким-нибудь транссексуалом или педиком! У него вырастет грудь, и он станет выглядеть как девушка! Что непонятного? Катись из моего дома!

Софи была в шоке. Ее не волновало увольнение, ее волновал Натаниэль. И в сумбуре своих мыслей, она смогла настроиться и сказать:

- Я должна его увидеть! – сквозь слезы на глазах.

- Только дернись, и я воткну в тебя этот гребаный нож! – сказала Синди, схватив кухонный нож со стола и встав перед измученной Софи.

Софи ничего не могла поделать. Ей было страшно. Она оказалась в безвыходности. Слезы потекли ручьем из ее глаз, но Синди выглядела невозмутимо. Софи была для Натаниэля чуть ли не второй матерью, но ситуация вынуждала ее покориться и удалиться навсегда. Удалиться от того человека, к которому она испытывала женскую любовь, материнскую любовь, заботу. Этому человеку она давала больше, чем кому-либо другому в своей жизни. И если бы Натаниэль сейчас был здесь… Но его здесь не было. И Софи пришлось покинуть этот дом с потекшей тушью на щеках.

Париж

1985 год

Прошло где-то полгода, и Синди предстояло принять важное решение.

Визиты к врачам изматывали ее. Она все меньше работала, проводя больше времени в поликлинике или у себя в комнате.

После детальных обследований докторов, был сделан окончательный вывод о гермафродитизме Натаниэля. Мало того, даже психологи подтверждали склонность Натаниэля к андрогинному мышлению. Они заключили, что в нем присутствуют третичные половые признаки присущие как мужчинам, так и женщинам. Причиной этому они считали некий баланс гормонов в его организме и генетику, к которой, собственно, и относили его гермафродитизм. Воспитание тоже оказывало свое действие. И когда врачи говорили об этом Синди, она лишь гордо молчала, мысленно оглядываясь в прошлое.

Важным решением было – подвергать ли Натаниэля гормонотерапии, а затем и хирургической коррекции пола. Врачи не советовали данную практику, но были осведомлены тем, что Синди хочет этого. Она не хотела, чтобы ее Натаниэль был исключительным изгоем, она хотела, чтобы он был полноценным членом общества, таким же, как и все. Поэтому врачи, для начала, предлагали курс гормонотерапии Натаниэлю. Затем они хотели удалить его яичники. Но опасаясь за результат, они не спешили делать этого, проводя все новые обследования и анализы. И это выводило Синди из себя. Она ненавидела терпеть и тратить время попусту.

Натаниэль же вовсе не был обеспокоен своим полом. В его глазах Синди была богом, и он не хотел расстраивать ее. Поэтому он молчал, хоть и ничего не хотел менять. Мысль о том, что он уникален, тешила его, и присутствие Синди тоже. Единственное из-за чего он переживал, так это из-за Софи. Они расстались не попрощавшись. Новая няня, абсолютная противоположность Софи – полная и не внимательная женщина за 40, вовсе не вдохновляла его.