Вслед за вводными формулами вежливости, когда студенты выказывают свою верность рабби Йегошуа, своему наставнику, и его учению, им задаются три вопроса относительно занятий в Явне: (1) «Чья была Суббота?»[164]; (2) «Какая была аггада?», то есть какие стихи толковались; (3) «И как он это толковал?», то есть каково было содержание урока?

Я не буду вдаваться в литературный анализ этого источника, а лишь укажу на заметное несоответствие между преподаванием в Явне и фактом отсутствия там рабби Йегошуа. Первое толкование делает акцент на том, что все люди — мужчины, женщины, дети — должны собраться вместе, а последняя указывает на то, что мы должны стать сведущими во всех методах толкования, так как все они «были даны одним Пастырем». Это возможно, только когда все собрались вместе. Ответ рабби Йегошуа — «не сиротливо то поколение» — представляется ироническим, как если бы он сказал, что для поколения хорошо иметь лидера, который собирает вместе мужчин, женщин и детей. Хотя слова рабби Йегошуа также могут восприниматься как похвала, такая интерпретация мне представляется менее убедительной. Возвращаясь к основному предмету нашего исследования, мы можем сказать, что нарративный характер проповеди, произнесенной в собрании мудрецов в Явне, возможно как раз в субботу, теперь очевиден. Эта проповедь заканчивается прямым обращением к слушателям: «и вы сотворите палаты многие в вашем сердце…», что, как мы видели, встречается исключительно редко.

Эта таннаическая традиция и другие, сходные с ней, заслуживают дальнейшего исследования. Путем сравнения с Оригеном мы попытались посмотреть на антологии мидрашей под новым углом зрения и пришли к заключению, что в своем настоящем виде они являются продуктом редакторской деятельности, направленной на то, чтобы сохранить комментарии и толкования Писания. Однако это не означает, что интерпретация Библии возникла и развивалась исключительно благодаря такой деятельности или только в этом социальном контексте. По крайней мере некоторые из толкований, которые включены в состав этих антологий мидрашей, были, несомненно, публичными проповедями, созданными в то время и для нужд того времени, и лишь ядро проповеди — комментарий на стих — сохранилось для последующих поколений. Необходимо разработать критерий оценки того, как появлялись эти различные части: в качестве ученого комментария на стих или в качестве публичной проповеди. В главе 9 предметом нашего рассмотрения станет комментарий Иеронима на книгу Екклесиаста, а целью — определить развитие и влияние труда, всецело посвященного толкованию Писания.

Песни Песней выпала удивительно счастливая судьба. Эта уникальная книга не только была включена в библейский канон, но за ней признавалась большая степень святости, что выделяло ее среди прочих книг и ставило над остальным Писанием. Тем, кто отстаивал уникальность Песни Песней в дискуссии о ее каноническом статусе, был рабби Акива. Некоторые таннаи из числа учеников рабби Акивы (рабби Йосе) и его друзей (Шимон бен Аззай) полагали, что некогда существовал спор между мудрецами о том, «оскверняет ли руки» Песнь Песней — черта, характеризующая остальное Писание[165]. Рабби Акива бурно протестовал против самой возможности того, чтобы такой вопрос когда–либо становился предметом дискуссии (Мишна Ядаим 3:5)[166]: «Упаси Боже! — ни один человек в Израиле никогда не говорил о Песни Песней, что она не делает руки нечистыми[167], ибо целый мир не стоит того дня, в который Песнь Песней была дана Израилю; ибо все Писания (Кетувим) святы, но Песнь Песней — Святая Святых».

Эта цепочка доказательств требует пояснений. Последним аргументом рабби Акивы является утверждение о том, что Песнь Песней превосходит все другие Писания. Возможно, правильнее рассматривать здесь слово Писание в его широком значении — Писание, или библейские стихи, а не в узком, как часть Библии (соответствует принятому делению на Тору, Пророки, Писания)[168]. Даже если следовать узкому пониманию термина писания, с чем я не согласен, то первого утверждения рабби Акивы достаточно, чтобы признать за книгой Песни Песней особый статус. В конце концов, рабби Акива говорит о дне, когда Песнь Песней была «дана» Израилю, то есть употребляет буквально то же выражение, которое использовалось для описания того, как была «дана» сама Тора. День, когда была дана Песнь Песней, был днем откровения, «стоящим больше», чем целый мир; это день вхождения во внутреннее святилище — Святая Святых[169].

Почему рабби Акива так высоко ценит Песнь Песней? Традиционная точка зрения сформулирована Э. Урбахом: «Это утверждение (что Песнь Песней — Святая Святых) связано, видимо, с ее мистическим толкованием как описания сильной любви человеческой души к Богу и страстного желания ею Божьего присутствия, стремления проникнуть в мистические тайны и приобрести знание меркавы»[170]. Думается, что эта точка зрения требует дальнейшего пояснения. Дело в том, что Э. Урбах соединил два момента, в таком соединении не нуждающиеся. Первый — это стремление верующего быть с любимым Богом, или, словами Псалмопевца: «А мне благо приближаться к Богу! На Господа Бога я возложил упование мое» (Пс. 72:28). В период существования Храма это желание выражалось в надежде найти прибежище в доме Господнем: «Одного просил я у Господа, того только ищу, чтобы пребывать мне в доме Господнем во все дни жизни моей…» (Пс. 26:4). После разрушения Храма, а возможно, даже и раньше, когда Храм еще стоял, Божье присутствие было отмечено изучением Его писаний, как написано в Мишне, в трактате Авот: «Среди десятерых, занимающихся Торой, пребывает Шхина… А откуда видно, что и на одном? Так как написано (Исх. 20:24): "Я приду к тебе и благословлю тебя" (Авот 3:6)»[171]. Эти религиозные чувства не обязательно «мистические». Мистический подход может выйти на первый план при особой форме изучения Писания или с помощью других средств, предназначенных для того, чтобы «приблизить» верующего к Богу, а согласно иным методам, даже «соединить» его с Ним[172].

Это различение между любовью к Богу как нормативной религиозной ценностью и противостоящим ей мистическим опытом очень важно учитывать при анализе слов рабби Акивы. Можно сказать, что рабби Акива делает попытку прославить элемент любви в религии, который находит свое наиболее возвышенное выражение в этой библейской книге. Рабби Акива, для которого «возлюби ближнего своего как самого себя» — «великая заповедь Торы», — это тот самый рабби Акива, который радовался возможности исполнить заповедь «возлюби Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим», когда умирал как мученик. Таким образом, представляется вероятным, что похвала рабби Акивы в адрес Песни Песней предназначалась для того, чтобы подчеркнуть важность любви в его философии религии. Далее в настоящей работе будет показано, что постулат любви с самого начала был первостепенным в христианстве. Теперь же будет достаточно сказать, что особый статус мог придаваться Песни Песней, несомненно, и без обращения к мистическим интерпретациям[173].

Однако многие ученые[174] полагают, что подоплекой утверждения рабби Акивы являются именно мистические размышления или мистические толкования, вызванные Песней Песней. Хотя Э. Урбах и предпринимал попытки выявить то, что сохранилось от мистических по характеру или связанных с мистическими темами комментариев на Песнь Песней[175], но наделе обнаруживается лишь несколько разрозненных примеров такого рода. Господствующее направление в таннаической литературе — это толкование Песни Песней в связи с книгой Исход, как делает Мехильта, или в связи с откровением на Синае, или в связи с будущим спасением, как это делает Сифре[176]. Шир га–Ширим Рабба тоже понимает Песнь Песней как описание дарования Торы[177]. Еще один сборник мидрашей к Песни Песней — Шир га–Ширим Зута («Малая» Песнь Песней), или Аггадат Шир га–Ширим, которую некоторые ученые склонны считать древним текстом, относящимся, возможно, к концу таннаического периода[178]. Это сочинение содержит несколько прозрачных упоминаний о темах, близких мистической литературе цикла Меркава. Эти упоминания включают следующие тексты в Шир га–Ширим Зута: «лев и бык в меркаве, и мир между ними и любовь» (издание Шехтера, строка 145); «царь привел меня в свои палаты» — это говорит нам о том, что Святой, Благословен Он, покажет Израилю божественные тайны, сокрытые в небесных палатах (298—311); «И Бог разверзает небеса и показывает Израилю небесный престол» (1134); «И слава Израиля будет низвергаться, подобно огню, из–под небесного престола» (1334)[179].