Возможно, здесь уже побывали охотники за планетами. Возможно, у коварных омаров было вдоволь времени, чтобы найти способы борьбы с нашим братом.
Вот чего я никак не могу понять: что им мешало избавиться от меня самым простым способом? К чему все эти хитромудрые игры? Сумели же прикончить меня, так и оставили бы мертвым.
Я сидел на земле и разглядывал окружающий простор. Что ни говори, а находка отменная, не планета – мечта: вдоль рек с чистейшей водой – леса, где можно брать ценную древесину; за лесами – плодородные равнины; вон под теми холмами – месторождение серебряной руды… О черт! Откуда я знаю, что там лежит серебро?!
Этот вопрос поставил меня в тупик. По логике, не могу я знать наверняка, где и какие минералы прячутся, а могу только догадываться. Но ведь знаю! Не предполагаю, не надеюсь, а именно знаю. Разумеется, это благодаря моему новому телу – а сколько еще в него напихали подобных «приборов»? Когда разберусь с ними, смогу, взглянув на любой клочок земли, моментально определить, что и в каком количестве содержится в глубине. Ценнейшее приобретение – и горчайшее разочарование для того, кто не имеет рук, кто лишен возможности улететь с этой планеты.
Такие вот дела. Такие вот у здешних жителей игры-развлечения. Покажут малышу конфетку, а когда он протянет ручонки, чик! – и отхватят их по самые плечи.
Солнышко пригревало, и не было у меня никакого желания шевелиться. Надо бы встряхнуться и что-нибудь предпринять… но что? Кончились мои предприятия. Может, позднее и начну искать путь к спасению, а сейчас хочется просто нежиться в солнечных лучах.
И тут до меня дошло! Открылось в свой черед, как открывались другие новообретенные способности, дивные знания и умения. Мне не нужен рот, достаточно впитывать кожей солнечную энергию. И не обязательно солнечную, просто она наиболее доступна. При необходимости я смогу брать энергию откуда угодно. Хоть из водяного потока. Могу высосать все до капли из дерева, опустошить травинку. Да хоть из земли добуду себе питание.
Просто и эффективно. Трудно придумать более надежный организм. Та ползучая вонючка, высунувшая из норы башку, высказалась насчет моего прежнего тела – мол, плохо собрано. Что ж, с этим не поспоришь. Человеческий организм не умудренными инженерами создавался, а эволюцией за миллионы лет, учась извлекать максимум пользы из того минимума ресурсов, что был в его распоряжении.
Я ощущал падающий на меня солнечный свет, и впитывал его, и все про него знал: звезды изливают поток энергии, рождающийся в протон-протонном цикле, когда субатомные частицы стремительно переходят из одной формы в другую. Конечно, мне это было известно и раньше, в бытность мою человеком. Но тогда я просто получил однажды эти сведения и больше о них не вспоминал. Сейчас – совсем другое дело. Это не просто информация и даже не пища для интеллекта. Сейчас я осязаю энергию, вижу ее, осознаю. Без малейших усилий могу вообразить ядро атома водорода там, где оно подвергается воздействию мощнейших энергий и чудовищных давлений. Могу слушать шипение гамма-лучей и наблюдать стремительный разлет новорожденных нейтрино.
И не только звездные недра открыты теперь для меня. Моим чувствам под силу проникнуть в тайны растений, изучить любой микроб или иной крошечный организм в глубине почвы, уловить возникновение нового геологического процесса. Я не только ощущаю и осознаю все это – я во всем этом участвую; я с ним одно целое; я понимаю его лучше, чем оно понимало бы самое себя, будь у него такая возможность.
И тут вдруг меня сковал холод, превозмогший солнечное тепло. В заледеневшем мозгу почти прекратились мысли.
Я больше не человек. Я думаю не по-человечески.
Мой разум, мыслительные процессы, чувства и представления претерпели чужое вмешательство. Я подвергся перестройке, и теперь это начинает сказываться. Не только тело обновилось – я весь, до последнего фибра души, стал иным. Тем, кем стать никогда не хотел. Тем, в кого еще ни один человек на свете не желал превратиться.
И ведь нашел о чем думать – о протон-протонном цикле! Сейчас другими мыслями должны быть заняты мозги, куда более важными: как пробраться на корабль, как нажиться на этой планете. Ведь из нее можно выкачать столько денег, что и за всю жизнь не потратишь. С другой стороны, на что мне теперь деньги? Уж точно не на выпивку и еду, не на модные тряпки и женщин… Кстати, о женщинах – как теперь быть с репродуктивным процессом? Найдется ли для меня пара, или я на всю Галактику один такой? Может, я двуполый? Сам способен выносить плод, или яйцо отложить, или споры выбросить? Что, если я бессмертный и в репродуцировании не нуждаюсь? Что, если другой такой совершенно без надобности, нет для него тут места? Если выяснится, что так и есть, деньги для меня потеряют всякий смысл…
И я вдруг поймал себя на том, что размышляю о них без прежнего вожделения.
Ну так и черт с ними! Человеческий черт. Плевать я хотел и на деньги, и на омаров, и на то, что они со мной сделали, и на утраченную мною человечность. Почему бы не допустить, что все к лучшему: не получив такой организм, не смог бы я существовать на этой планете…
Я со всем душевным ожесточением сопротивлялся накатившему великому безразличию. «Что ж, вы неплохо поработали, – мысленно обратился я к подлым ракам. – Сбросили с доски опасную фигуру, избавились от потенциального эксплуататора, на которого иначе пришлось бы горбатиться до седьмого пота. И создали экспериментальную модель новой формы жизни… Вы же давно об этом мечтали, правда? Мечтали, но так и не рискнули попробовать с кем-нибудь из своих. Все ждали, когда к вам пожалует чужак. И теперь будете непрестанно наблюдать за мной, выявлять изъяны и просчеты, чтобы когда-нибудь создать усовершенствованный организм».
Конечно, никто не доносил до меня этот факт, он просто лежал, совершенно голый, на поверхности моего сознания, словно был со мной с самого начала, – горькая правда о том, что я всего лишь экспериментальная модель.
У меня украли человечность, да так ловко, так скрытно, что я об этом не подозревал до самого конца, когда уже ничего не исправить. Взамен я получил великое безразличие – качество, которое они, должно быть, считают венцом своего творения…
Меня объяла паника, и я бросился на поиски – рылся в собственном разуме, как охотящийся на суслика пес. Надеялся, что где-то в глубине осталось что-то человеческое. Все глубже погружался в недра сознания, вынюхивал в нем тайники – и наконец нашел! На самом дне в кромешном мраке лежал жалкий клочок прежнего меня, такой знакомый, такой родной, – будь у меня руки, я бы сжал его в страстных объятьях и обрел с ним греховное утешение.
Я нашел ненависть.
Моя ненависть сильна, ее не так-то просто убить. Она не дала себя выкорчевать. Все еще цепко держится корнями.
Я все же обнял ее – мысленно – как старого друга, сжал, как привычное надежное оружие. Мелькнула смутная догадка, что омары просто дали маху, – возможно, у них не существует такого явления, как ненависть, и тому, что они сделали со мной, было много причин, кроме одной-единственной – защититься от моей мести.
Значит, теперь у меня есть преимущество, о котором они даже не догадываются. Ненависть к омарам дает мне цель: я буду ждать, надеяться и планировать, и никакой срок не покажется слишком длинным, если в конце его свершится отмщение.
У меня отняли мое тело, мои устремления, почти всю мою человеческую сущность. Перекроили сознание, вложили в него другие понятия и представления. Перехитрили меня по всем статьям, кроме одной – той, по которой, сами о том не подозревая, они перехитрили сами себя. Возможно, они все-таки обнаружили во мне ненависть, но сочли ее пустяковым изъяном биохимии. Сказал же тот омар: я плохо собран. Но не так уж важно, ошибка это или недосмотр. Важно, что теперь их эксперимент обречен на провал.
Человек, в котором сохранилась толика ненависти, никогда не потеряет полностью связь с человеческим.
Я держался за свою ненависть и чувствовал, как она остывает. Ледяная ненависть – самая сильная, самая надежная. Она ведет тебя, подстегивает, ни на миг не оставляя в покое. Жгучая ненависть быстро угаснет, а ледяная никуда не денется; она всегда в твоем сердце и во всех потрохах; она постоянно будоражит твой разум и заставляет сжиматься кулаки, даже когда некого бить.
