Никто тогда не мог допустить и мысли, что к концу дня «Д» на Кваджалейне выживет хоть один японец, какими бы мошны ми ни были фортификационные сооружения, воздвигнутые неприятелем за двадцать лет оккупации Маршалловых островов. Да и потом, атолл, как мы уже знаем, далеко не самое подходящее место для строительства укреплений — например, подземных, самых прочных и надежных. В самом деле, бункеры на Кваджалейне ничем не отличались от тех, что японцы понастроили на Тараве. И самое забавное то, что некоторые из них пехотинцы из первых штурмовых эшелонов прошли, даже не заметив, поскольку остров, напомним, был сплошь перепахан бомбами и снарядами. Так что поди разбери, что там у тебя под ногами — гребень дюны или крыша заваленного песком бункера. Да и разбираться-то было некогда. А среди выбоин и завалов всегда найдется хоть какая-нибудь лазейка. Японцы выдержали удар. Они затаились в неглубоких бункерах-склепах — и с наступлением сумерек стали осторожно выползать из своих песчаных нор, точно крабы. Ровно в полночь они бросились в атаку. Их появление в тылу у американцев напоминало сцену из фильма ужасов: коренастые, скрюченные злобные призраки ночи вырастают буквально из-под земли и начинают свою дикую охоту. И американцы — чего там греха таить — действительно оцепенели от ужаса. Правда — ненадолго. Ночную мглу тут же вспороли ослепительно яркие огнеметные струи — и вездесущие призраки, охваченные пламенем, стали один за другим валиться на землю как подкошенные, так и не успев дотянуться до своих жертв. Лишь немногим удалось избежать «чистилища» — они вмиг растворились в ночи... Дальнейшее продвижение в глубь острова пришлось отложить до утра. Теперь-то уж американцы держали ухо востро: они шли, прощупывая глазами — а где и штыками — малейшую складку местности, любой подозрительный холмик, любой завал. Чуть что, по радиотелефону передавался предупредительный сигнал — и по указанному квадрату тотчас же наносили удар корабельная артиллерия и пикирующие бомбардировщики. Потом в воздух поднимались истребители и принимались жалить «подозрительное» место пулеметными очередями. Бесперебойная огневая поддержка теперь обеспечивалась за счет непрерывной радиотелефонной связи, действовавшей в режиме «земля — воздух — вода»: офицеры морской пехоты отныне поддерживали постоянный контакт с координаторами воздушных операций и управляющими огнем корабельной артиллерии. Затем сосредоточенный бомбардировочный удар был нанесен по квадратам, лежащим впереди рубежа атаки. И как ни странно, за все время, что длилась планомерная «зачистка» острова, неприятель ни разу не обнаружил своего присутствия ни на море, ни в воздухе. Другими словами, к утру четвертого дня на Кваджалейне осталось в живых не более пятисот японцев — и все они сосредоточились на последней пяди островной суши шириной чуть больше полкилометра. Но это уже были далеко не те бойцы, что прежде: большинство из них оглохли подчистую и пребывали в полной прострации; многие были тяжело ранены, а убитым и вовсе было несть числа: их телами был усеян весь остров. Таким образом, в тот же день, в четыре часа пополудни, остров оказался целиком в руках американцев. Однако не успели объявить об этом во всеуслышание, как из подземных склепов на победителей ринулись недобитые японцы — их было дюжины две, не больше. Но огнеметчики и в этот раз не подкачали...
В это же время американцы высадились на островах Рой и Наму, также входящих в состав атолла Кваджалейн, которые японцы успели превратить в два голых летных поля, расположенных аккурат на уровне моря. На Рое осушение взлетно-посадочной полосы осуществлялось с помощью водостоков — 60 сантиметров в ширину и 90 сантиметров в глубину, — выходивших в лагуну. В этих-то сточных канавах и затаились японцы, выжидая, чтобы американские морские пехотинцы подошли поближе. Затем они открывали по ним беспорядочную пальбу. Огнеметчикам и здесь пришлось изрядно потрудиться. И через три дня остров был полностью очищен. В общей сложности в боях за атолл Кваджалейн американцы потеряли убитыми 356 человек, а японцы — около восьми с половиной тысяч.
В списке руководителей операции по захвату атолла Кваджалейн значатся имена доброго десятка контр-адмиралов и четырех или пяти вице-адмиралов, не считая генералов. Есть в этом списке и имя небезызвестного нам контр-адмирала Реймонда Спрюэнса, непоколебимого «человек-робота». Сразу же за ним следует командующий тактической авианосной группой контр-адмирал Марк Митчер — личность довольно характерная. Во время знаменитого рейда в апреле 1942 года капитан I ранга Митчер командовал авианосцем «Хорнет» (впоследствии, как мы помним, он был потоплен), на борту которого тогда находилась эскадрилья армейских бомбардировщиков В-25, нанесших удар по Токио. Митчер был высок и сухопар. У него было багровое, иссеченное морщинами лицо, безусловным украшением которого служили живые голубые глаза, скрытые под кустистыми белесыми, словно выгоревшими, бровями. Прибавьте к этому непомерно длинную шею — и портрет, можно считать, готов. Впрочем, для полноты картины нельзя не упомянуть про бейсбольную кепку, неизменно венчавшую голову контр-адмирала Митчера, непременно распахнутый воротничок рубашки и высокий табурет — как у теннисного арбитра, — на котором он любил восседать, когда наведывался на мостик. Другими словами — ничего общего с типично европейским представлением о геройском образе флотоводца. Но как бы там ни было, забегая вперед, скажем, что вскоре контр-адмиралу Митчеру представится возможность проявить все свои таланты. А пока — на Кваджалейне — он, подобно большинству других высших офицеров, отличился всего-навсего как добросовестный исполнитель чужой воли, не более того.
«Кваджалейн стал своего рода повторением Таравы, только в безукоризненном варианте», — писали тогда военные обозреватели. И тут они были совершенно правы. В этот раз американцы предусмотрели все до мелочей. Так, например, по мере продвижения в глубь Кваджалейна тела убитых сразу же засыпали негашеной известью, чтобы заглушить запах разложения. А работы по расчистке и восстановлению захваченной территории начались тотчас же после того, как отгремели последние выстрелы, при том что велись они в ускоренном темпе и по всему фронту, чего прежде не бывало. Таким образом, менее чем за сутки Кваджалейн превратился в одну гигантскую стройку. «Собрать все тела убитых японцев мы, конечно, не успели, — писал кто-то из военных корреспондентов. — Вполне возможно, что они оказались погребенными под заново укатанным железобетонным панцирем аэродромного поля».
1 февраля американцы захватили атолл Маджуро, лежащий чуть к юго-западу от Кваджалейна; высадка прошла беспрепятственно, потому как атолл был необитаем. А через несколько дней в лагуне Маджуро бросили якорь корабли 58-го оперативного ударного соединения. И на главном острове атолла тут же закипела работа. Пока экскаваторы и бульдозеры разравнивали дюны, подготавливая строительные площадки, на берег выгружали сборные домики, ангары, бараки, хозяйственные постройки — все это предстояло перетащить на тягачах в глубь острова по уже проложенным меж пальмовых деревьев песчаным трактам. К тому времени на Маджуро уже успели построить заправочные площадки и станции, а на берегах лагуны — молы, у которых швартовались катера, перевозившие на остров моряков, чтобы те могли наконец ощутить под ногами твердую землю и отдохнуть в новооткрытом клубе «Маджуро-Бич» — главной достопримечательности острова. Маджуро был самой обычной «временной базой», какие выросли на оккупированных американцами островах Микронезии, точно грибы после дождя. И неизменными зрителями широкомасштабных строительных работ везде и всюду были туземцы. Они посиживали где-нибудь в сторонке и с благоговейным любопытством наблюдали, как по мановению руки «светлоликих богов» преображалась их родная земля, на которой один за другим вырастали гигантские «храмы-святилища». (Кое-кто из туземцев уже довольно чавкал жевательной резинкой... а через месяц многие из них уже вовсю разъезжали на джипах и грузовиках.)
