Прежде, чем дон Лукас схватился за пистолет, Лиса ловко выхватила оружие из его кобуры и, отступив, взвела курок:

— Ни шагу!

Потом она метнула взгляд на Ермолая, прыжком выскочившего из зарослей — в руке готовый к броску нож:

— Стой! не смей!

— Почему? — спросил сын вождя, не спуская глаз с испанца. Тот подносил руку к эфесу шпаги.

— Дон Лукас, без глупостей. Топорок быстрее вас.

— Ваш пёс… — медленно кивнул испанец. — Верный слуга.

— Спасибо за платье и угощение, кабальеро. Ваша ласка вам на пользу — останетесь живы. Топорок, привяжи его к дереву и заткни рот… Когда вас освободят, уносите ноги — утром тут будут казаки.

Кумарин и рыжая фея растаяли в темноте вечернего леса, а дон Лукас остался в приятном обществе: два покойника, третий без памяти, четвёртый от боли свернулся в клубок, боясь дохнуть.

Солнце зашло, но тепло осеннего дня долго витало в воздухе — оно чувствовалось ещё тогда, когда филиппинцы нашли своего господина.

Патрик бушевал:

— Стыд и срам! Что по островам говорить станут?! Марфина дочь в мужских панталонах вернулась, в испанской ночной сорочке! девичью честь под кустом забыла!.. А ты — брат родной, — куда смотрел?

— Брат!.. — смущённо буркнул Митяй, пряча глаза и щёлкая курком пистоля. — За ней пятнадцать казаков следили — не устерегли… Уж если девушка споётся с кем, её на цепи не удержишь, в сорок глаз не уследишь…

— Значит, у них сговор был!

— Как же без сговора-то? Обязательно был. Лизка-то — тюленя веслом убить может, а тут — под ручку с испанцем гуляла, ворковала. Знамо, бежала к нему по согласию…

— Ты откуда знаешь, как она гуляла?!

— Топорок, честная душа, всё видел; он и рассказал.

— Ермолаю, спасителю Лизаньки, надо вторую медаль дать, — пылко вмешалась мать Татьяна.

— Пороть его надо, спасителя! — вскипел комендант. — Был в трёх шагах, с ножом в руках — и вражеского резидента не убил! Ему, видите ли, баба не велела!.. Эдак бы я Главному правителю отписал: «Никак не могу, государь мой, солеварню строить — жена не велит, я её слушаюсь!» То-то бы меня медалью наградили!..

— Может, послушаешь меня — и лучше будет, — упрямо твердила Таня. — Церкву ты поставил, железный завод выстроил, молодец — а дочка не пристроена! Я, что ли, должна ей жениха присматривать? С кем капитаны встречаются, с кем офицеры водку пьют — нешто со мной? Вот бы и подыскал из приезжих. Девушка на выданье, томится, в ней кровь кипит — далеко ли до безумства? Испанец был барон, неженатый, а что католик — нам не привыкать вас обуздывать…

— Хватал бы его, и сюда! — напустился Патрик на Митяя. — Пусть выбирал бы — в петлю или под венец. Такое дело надо честным браком покрывать!

— Схватишь, как же. Лизка сама ему сказала: «Убегай, казаки близко». Пока мы вдогон пустились, он давно якоря поднял.

— Измена — и где? в родном доме!.. Лизку — в холодную!

— Родную дочь! — вскричала Татьяна.

— Там преподобный Тихон в веригах прохлаждается, — напомнил Митяй.

— Вот, пусть ему в грехах исповедуется — было что, или не было.

— Не было, так будет — с Тихоном-то…

— Тихон — слякоть, медуза без костей. — Патрикей отмахнулся.

— Рядом с Лисой все как порох загораются. Ахнуть не успеешь.

Комендант призадумался и, вздохнув, спросил негромко:

— Как она там, в светёлке?..

— Что ей делать — плачет! — сердито бросила Татьяна.

— Кается?

— Нет, об испанце ревёт, — вставил Митяй. — Переживает — какой барон красавец был.

— Да как ей не плакать, слёз горьких не лить? — пошла Таня на Патрика, взмахивая руками. — Каково молодой жить без мужней ласки? А где женихи? где, я спрашиваю?! Был один — из Мадрида бурей занесло, — и того спугнули!

— Где я второго барона найду? — Патрикей пятился. — Тут на тысячу миль вокруг — одна вода.

— …и не простого офицеришку, а ровню! Кто ей ровня, комендантской дочери? Ты — отец, Митя — брат, а Топорок — без порток, одна медаль на шее! Не дам дочь за кумарина, хоть ты стреляй меня на месте.

— Что там Поля про вашу старшую, Марью, говорила?.. — Патрик хмурился, потирая подбородок.

— Не Марья она — игуменья Нимфодора, — сердито поправила Таня. — В монастырь я Лизу тоже не отдам. Моя кровь жить должна.

— Я не о том. Сколько стволов в крепости — там, где монастырь поставили?

— Казаков и солдат — по полсотни, дюжина пушек с канонирами, два бота с экипажами. Будет больше. Через их залив суда часто ходят.

«За Лизаветой нужен родной глаз, — решил про себя комендант. — Игуменья в годах, вдовая, всю жизнь на себе испытала — эта племяннице спуску не даст. Отправлю жить в Воскресенский монастырь. Иначе здесь её Митяй до старости девой сохранит».

Марью, первую дочь Лотарева — рождённую филиппинкой от айна, — он встречал. Тётка строгая, лет шестидесяти, но в глазах — потаённая улыбка.

— Собирай Лизе сундук. Поедет на Палану, в гости к тётушке.

— Что, зятёк, махнём на охоту? — загремел Митяй, лавиной врываясь в дом. — Я ещё не всех черепах побил, на наш век хватит. Лиса, солнышко моё рыжее, согрей братца! Продуло, у руля стоял…

Лизины дети с криком прыгали вокруг. Дядя Митя приплыл — ух, что теперь будет! Черепаховый суп, горячий! А панцири — это заколки, гребни, пряжки, брошки, пуговки! Дядя — первый в Океании добытчик, хлеще всех.

Улыбаясь, цветущая Лиза обняла, расцеловала Митяя. Он всё такой же, вихрем налетает, как те ветры — тай-фун по-китайски, — которые порой бывают на Палане с лета по октябрь.

— С твоим размахом море скоро опустеет, — усмехнулся зять, капитан Брагин, в прошлом — О’Брайен, мятежник против британской короны, чудом избегнувший петли.

— Оно большое, не вычерпать. — Митяй сделал по-русски широкий жест. — Тут у нас не зевай, хватай, пока само в руки идёт. Дай срок — и Россия, и вся Англия на наши пуговицы застегнётся. Наше море крепко — ещё два корабля в Новом Кронштадте заложено, с шхунным вооружением, по чертежам балтиморских клиперов. Ни один браконьер не уйдёт…

— Пожалуйте кушать, — поклонилась горничная-паланка.

— Предварительно желаю выпить водочки. — Митяй ринулся к столу, потирая хваткие тяжёлые ладони, привычные к штурвалу, гарпуну и сабле.

Отобедав, мужчины удалились на террасу, покурить сигар и обсудить охотничьи дела. Лиза распоряжалась по хозяйству, пока бой не крикнул у калитки: «Почта для господина капитана!»

— Лиззи, вели передать мне письма! — громогласно попросил с террасы муж, всегда напоминавший миссис Брагиной отца.

— Сию минуту — но газеты мои!

Увлекательно читать — что там, за горизонтом? Большой мир всегда манит жителей отдалённых островов.

За морем-океаном всякое случалось. Мексика отделилась от Испании, Бразилия — от Португалии, умер (наконец-то!) окаянный Бонапарт.

Российские новости были мирными — Петропавловский острог на Камчатке преобразован в город, министром иностранных дел стал Карл Нессельроде.

«Калифорния подверглась жесточайшему пиратскому набегу. Флот под водительством американца Кокрэйна, состоящего на службе чилийских республиканцев, якобы для борьбы с роялистами обрушился на здешние порты, сея разрушения и смерть. Жители оплакивают губернатора барона де Вивера, в прошлом славного и отважного вождя герильерос, изгнавших Наполеона из Испании…»