Всю дорогу домой я прорыдала, а дома уснула, обессилев от слез.

Когда надо, время еле тащится, когда не надо – летит стрелой. Наступило воскресенье, и я обещала Хейли помочь навести порядок в квартире перед отъездом.

Я нацепила на себя затасканные спортивные шорты, майку, напялила на голову бейсболку, взяла в гараже старые тряпки и отправилась в путь. Я знала, что еду к ней в последний раз.

На мой первый стук никто не открыл, и я торчала на пороге, пока, наконец, не услышала шаги. Дверь отворилась, и я увидела Хейли. В руке она держала стакан сока. Глаза у нее были опухшие и красные.

- Привет, - хрипло сказала она. Не надо было быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, что она много и долго плакала.

- Привет. Команда уборщиц прибыла, - слабо усмехнулась я.

Она отступила назад, впуская меня. В нос мне ударил химический запах чистящих-моющих средств. Я шагнула в дом и поняла, что все выдраено до блеска.

- Я думала, тебе нужна помощь?

Она пожала плечами, пошла в кухню и поставила стакан на стол.

- Мне нужно было чем-то занять руки.

- Прости, что не успела помочь.

Она стояла спиной ко мне, и какое-то время я просто на нее смотрела. Со вздохом, я подошла к ней и обняла ее сзади за талию. Она легонько прижалась ко мне. Я закрыла глаза и опустила подбородок ей на плечо.

- Все хорошо. Так мы сможем подольше побыть вместе. Если ты хочешь.

- Я очень хочу, - я посмотрела на пустую комнату. – Это место кажется таким большим, когда ничего нет.

- Знаю. Я поэтому его и купила. Много места.

Я напряглась, чувствуя, как сжимается горло. Господи, как я устала от всего этого. Ну почему я не могу быть ледяной глыбой, сукой с каменным сердцем, какой я была долгие годы? Ничто не задевало эту женщину, и никто не мог ее задеть.

Черт бы тебя побрал, Хейли Корриган!

Меня передернуло, и я поняла, что сейчас точно расплачусь. Я не могла видеть этот опустевший дом, помня, как его наполняли вещи Хейли, зная, что его наполняла сама Хейли, а теперь этого не будет, больше никогда не будет.

Рыдание вырвалось из моего горла, я зажмурилась и горячие, обжигающие слезы потекли по лицу одна за другой, я стиснула зубы, чтобы не разрыдаться в голос.

Хейли развернулась у меня в руках и обняла, прижала к себе мое содрогающееся тело.

- Хейли, не уезжай, - прорыдала я. – Пожалуйста? Останься?

Я подняла глаза, пытаясь рассмотреть ее за пеленой слез и почувствовала, как ее тело задрожало, и она тоже расплакалась. И замотала головой.

- Не надо, Энди. Пожалуйста, не надо, - взмолилась она.

- Ну почему ты не можешь остаться? Откроешь кабинет и практику здесь. И клиника возьмет тебя назад, ты и оглянуться не успеешь!

- Не надо, не надо, не надо, - шептала она, склоняя свою голову к моей. Наши слезы смешались, и я уже не разбирала, где чьи, только чувствовала их соленый вкус на губах.

Я охватила ее лицо ладонями и притянула к себе, захватывая ее рот отчаянным, жаждущим, голодным поцелуем, нуждаясь в том, чтобы чувствовать ее, соединиться с ней, дать ей понять, как сильно она мне нужна. Дать понять ей все то, для чего у меня не было слов.

Руки Хейли обвились вокруг моей шеи, и она сжала меня в сокрушающем объятии. Наши губы сошлись в схватке, но мы не осознавали, за что сражаемся. Я понимала лишь то, что она нужна мне. И что я люблю ее.

Слезы продолжали катиться, но поцелуй стал более глубоким, и сила страсти сравнялась с глубиной нашей боли, заставляя нас хотеть поглотить друг друга.

Прошла, кажется, вечность, прежде чем я отстранилась от Хейли и взяла ее за руку. Все еще всхлипывая, я повернулась и повела нас вверх по лестнице. Никто не произнес ни слова.

Там, где раньше была ее спальня, теперь стояли только кроличья клетка и каркас кровати с одиноким матрасом. Все остальное, включая изголовье, уже вывезли.

Я повернулась к Хейли. Мы стояли в изножье кровати, и лучи заходящего солнца потоком вливались через окно. Хейли смотрела на меня, и в ее глазах было столько чувств, что их трудно было отделить друг от друга. Любовь, страх, тоска, желание.

Я мягко поцеловала ее в губы и отстранилась. Потом потянулась к ее футболке, сжала ткань в пальцах и медленно потянула наверх. Хейли послушно подняла руки, я стащила с нее футболку через голову и отбросила на пол. Сквозь ткань ее лифчика проступали напряженные соски. Я шагнула ближе, охватила ее руками и стала расстегивать застежку.

Пока я с ней возилась, Хейли опустила голову, захватила мои губы своими, а ее руки скользнули мне под майку и начали поглаживать меня по спине.

Поцелуй был медленным, мы безо всякой спешки пробовали, ощущали, исследовали друг друга.

Я расстегнула ее бюстгальтер и провела ладонями вверх по спине, нащупала бретельки и мягко спустила их с плеч и дальше по рукам. Она зажмурилась, и моим глазам предстала ее обнаженная грудь.

Я провела руками вверх и коснулась ее грудей, как раз чуть выше изгиба. Они были такими мягкими, что у меня перехватило дыхание. Я так долго этого ждала. Я хотела, чтобы, уезжая, она знала, как я любила ее. И люблю.

Я наклонила голову и прижалась губами к напряженному соску. И улыбнулась, услышав, как Хейли судорожно втянула воздух. А потом ее пальцы пробежали по моим волосам и вплелись в них.

Я высунула язык и самым кончиком жестко провела по напряженной верхушке ее груди, затем втянула весь сосок в рот и стала нежно его посасывать.

- О госссподи, - простонала Хейли. – Детка, я хочу почувствовать тебя. Пожалуйста.

Лизнув еще разок, я подняла голову и огонь, который я увидела в ее глазах, воспламенил и мою кровь.

В мгновение ока размеренность и неторопливость сменились дикой спешкой. Я схватилась за ее шорты и буквально сдернула их вниз, к полу, а Хейли отпихнула их ногой. Моя собственная одежда будто душила меня, и я отчаянно пыталась сорвать ее с себя.

Мы снова сошлись, наши обнаженные тела соприкоснулись, Хейли застонала, и наш поцелуй был полон огня и отчаяния, руки скользили всюду, и Хейли стала толчками вжиматься в меня. Я развернулась и толкнула ее на матрас, желание охватило меня, я раздвинула ее ноги, втиснулась между ними и прижала руку к ее лону, сразу ощутив, насколько она готова была принять меня. Боже, она была такой мокрой.

Я прижалась к ней, овладевая ею, забирая ее, давая ей понять, что она принадлежит мне, что бы ни случилось. Я хотела, чтобы она всегда помнила это. Помнила меня.

Она закричала, когда кончила, и больно вцепилась в меня пальцами, как когтями, но на эту боль мне было плевать. Наши губы снова слились воедино, ее язык ворвался в мой рот, и вот Хейли перекатила нас, оказавшись на мне сверху. Медленно, неуверенно, ее губы скользнули к моей груди, и мой болезненно твердый сосок оказался у нее во рту. Через мгновение она уже сосала его так, как я ее раньше. По моему истосковавшемуся, напряженному телу разлилось тепло, глаза сами собой закрылись, бедра яростно задвигались. Я чуть не кончила вместе с ней, а теперь точно оказалась на самой грани. Я потянулась вниз, нашла ее руку и сунула ее себе между ног. Хейли поняла намек и провела по мне пальцами, как бы осваиваясь.

- Боже мой, ты такая мокрая, такая горячая, такая мокрая, - она смотрела на меня с благоговением и удивлением. – Все из-за меня?

Я кивнула.

- О да.

Она вернулась к моей груди, ее ласки становились все откровеннее с каждым толчком моего тела; она играла пальцами, внимательно замечая, что заставляет меня вздрагивать и стонать, тогда она поглаживала меня снова и снова, пока, наконец, она не оставила мою грудь, и только смотрела, как движется ее рука, очарованная тем, что она способна сотворить всего-навсего двумя пальцами.

Я вцепилась в матрас, запрокинула голову, зажмурилась и взорвалась. Через мгновение я почувствовала, что Хейли лежит на мне сверху, а ее горячий язык выводит узоры на моей шее. Полизывая и посасывая, она добралась до моего уха, прикусила мочку, и я охватила ногами ее талию, прижимая ее к себе.